Соль

Горюх потёр повязку грязными пальцами, словно под ней зачесалось, и выдал с наигранной беззаботностью:

– Кто старое помянет, тому глаз вон.

– Как это – «вон»? – Мишка потянулся к своим глазам, чтобы прикрыть-защитить, но осознал нелепость жеста и опустил руки.

– Фиг знает. Был и нету. Я сам обалдел. А потом подумал, что это типа игры на компе, наверное. Пройду на следующий уровень, появится новый глаз. Правда же?

Мы дружно кивнули, поспешно и неубедительно. Но Горюх словно не заметил, оскалился, как ненормальный:

– А если нет, тоже неплохо. Эта пиратская тряпка к черепушке моей подходит.

Череп, обмотанный колючей проволокой, – татуировка на спине Горюха. Её набил старший брат – «братуха», Горюх его помнит. Говорит о нём восторженно, давится словами, будто тот может услышать и наказать за недостаточное старание. Во всяком случае, раньше так было, до того, как Горюх ушёл в город с ещё одним парнем.

Об этом я рассказывал Мишке, пока тот исследовал подсобку батутного городка на предмет завалявшихся шариков.

– А я папу немного помню, – пробормотал Мишка. – Помню, что хотел ему нравиться.

– И что? Нравился?

Мишка неопределённо хмыкнул, перевернул несколько рваных поролоновых подушек, нашёл под ними только катышки пыли и сказал рассеянно:

– Скорее всего, нет. Иначе я бы этого не хотел.

– Логично, – я выдержал паузу, но Мишка не стал развивать тему. – Здесь пусто, двигаем дальше.

Дальше – кинотеатр на шесть залов. За стойкой кассиров – россыпь закаменелого попкорна и рекламных буклетов. Я сграбастал несколько глянцевых бумажек и показал Мишке:

– На что пойдём?

– Мульты есть?

Нет мультов, ничего нет. Мы уже забирались в аппаратную, пытались запустить оборудование, но оно или неисправное, или слишком сложное для наших мозгов. Мишка тогда уверял, что раньше неплохо учился и ходил в технический кружок. Но кинопроектор не одолел. А я подумал: интересно, откуда тут электричество? И вообще, всё нужное в этом торговом центре сохранилось как новенькое, бери и пользуйся. Может, мы в телешоу? Беспрерывно под прицелами скрытых камер, чтобы зрители наблюдали за нами в режиме 24/7? Как за большими рыбами в океанариуме. Жека сказал, что мы не рыбы, а обезьяны в зоопарке. Мишка понадеялся, что зоопарк и дальше будет бесконтактным. И все мы почему-то засмеялись. Смех продлевает жизнь, вот почему.

Я перебирал рекламки, разглядывая героические лица актёров и картинно приоткрытые рты актрис, и вдруг подумал, что Девчонка была бы на снимке чёрно-белой. Что за… Сначала нафантазировал про её свидание с Жекой, а теперь сам запал на неё? Ты мне не нравишься, чучело! Вали из моих мыслей!

– Кухня, всё в порядке?

– А?

– Уткнулся в эти бумажки и мычишь. Вспомнил что?

– Не. Спал плохо. Пойдём отсюда, сегодня киношка закрыта. И парней давно не слышно.

Но тут я приврал для мотивации, их было очень даже слышно. Жека и Горюх болтались у входа – по очереди пинали автомат с шоколадными батончиками, но тот не сдавался. Понятно, что еды полно в гипермаркете, но дело же в другом. Сломать систему, получить даром, добиться силой – вот что весело.

Мишка придержал меня за локоть:

– Слушай, Жека сказал, что Горюх вернулся. Значит, он уже здесь бывал и потом уходил?

– Точно.

– А куда?

– В город. Искал сувенир для брата. Он так объяснил, но мог и для себя искать. Настоящий пистолет или ружьё.

– Нашёл?

– Без понятия. А тебе какое дело?

– Да так… – Мишка отвёл взгляд. – Как думаешь, Горюх опять туда пойдёт? Дорогу он уже знает и всё такое. Чего с нами скучать.

– Хочешь с ним напроситься?

– Я просто… наверняка там что-то важное.

Ну да, знаю я это важное. Мишка рвался в город из-за шариков. Он на них зациклился, а грузовой трюм баржи – настоящая прорва. Мишка не умеет врать, но будет до последнего придумывать отмазки, потому что истинная причина звучит слишком глупо. Мы же не дети – мечтать об игрушках и днях рожденья. Хотя Мишка младший у нас, почему бы и нет. Знал бы он, во что ввязывается…

– Это да, – кто я такой, чтобы его отговаривать, но намекнуть надо. – Только не спеши, подумай как следует. Горюх – парень с характером.

– Ага, – кивнул Мишка. – Он крутой!

Вот дубина, понял наоборот. Ну, ладно, если Горюх начнёт с ним шутить, а раньше он очень любил это дело, Мишка сам прочухает ситуацию. После сотни подзатыльников, пинков и тычков.

– Погоди, я ещё хотел спросить, – снова тормознул меня Мишка.

– Чего?

– «Горюх» – это кличка, вроде твоей?

– Это фамилия. Он говорит, что с такой фамилией имя не нужно.

– А, ясно.

Хотел бы я знать, что тебе ясно. Вот мне ничего не ясно. Но я к этому привык.

Всю дорогу к барже Горюх выступал не хуже туристического гида – описывал город с его сокровищами. И оружие там на улицах валяется, и магазины от всего ломятся, и тачки на стоянках ждут не дождутся, когда на них кто-нибудь погоняет.

– А чего ты пешком пришёл? – без задней мысли спросил я, и тут же схлопотал удар под рёбра.

– Кухня, ты тупой?

– Чего сразу тупой?!.

– Он не из города пришёл, – сказал Жека.

– Как это? – не понял Мишка. – А откуда?

– От верблюда, – огрызнулся Горюх и рванул через Керамику быстрым шагом, чтобы оторваться от нас и наших вопросов. Мы не стали догонять.

– Жек, откуда? – повторил Мишка.

– Он сам расскажет, если захочет.

– А почему не ты?

– Потому.

С Жекой всегда так, лишнее слово клещами не вытянешь. Правда, клещами мы пока не пробовали, но идея неплохая. Горюх бы справился.

И только я это представил в подробностях, как мы вырулили из-за угла бетонной руины, и вот он – Горюх – стоит на берегу и неотрывно смотрит на баржу. Странное дело: нас, что ли, ждёт или, как вампир, не может войти, пока не пригласят? Я-то не сомневался, что он уже вовсю хозяйничает в наших комнатушках, выискивая, чем поживиться. Горюх ведь без комплексов и гордится этим. То есть принимает наглость за внутреннюю свободу.

– У вас что, девочка живёт? – спросил он, когда мы подошли и тоже уставились на баржу. Недоверчиво так спросил. Но больше, чем его растерянный тон, меня поразило слово «девочка». Девочка, с придыханием, ничего себе!

– Живёт, – подтвердил Жека.

– А-а-а… – протянул Горюх и потёр повязку. – Значит, не показалось. А то она мелькнула. Быстро, вон там. Я подумал, может, голову напекло… Как зовут?

– Кого? – не понял я.

– Девочку.

– Никак.

Горюх зыркнул с таким видом, будто услышал худшее из ругательств.

– Мы не знаем, – торопливо пояснил Мишка. – Она не разговаривает.

– Немая?

Мишка коротко дёрнул плечом. Кажется, он начал понимать, что крутизна Горюха имеет побочный эффект – может вызывать приступы боли у окружающих.

– А чья она?

– В смысле?

– Кто с ней гуляет? Ну, встречается?

Я глянул на Жеку, рассчитывая на проблеск хоть какой-то эмоции, но нет. Жека остался безразличным:

– Никто. Она здесь живёт, но отдельно от нас.

– Сама пришла, – подхватил я.

– Она тихая и не мешает, – закончил Мишка в адвокатской манере, словно Горюх высказался против Девчонки.

– Лады, я понял. Показывайте, чего тут у вас ещё новенького, – закрыл тему тот.

Потом мы жарили сосиски на решётке, а Горюх шатался по барже, бурно радуясь, что всё осталось по-прежнему. Поржал над шариками в грузовой яме, но согласился, что было бы неплохо насыпать их доверху и нырнуть. Осмотрел наши спальные отсеки. Занял дальний, пустующий. Пошатал лестницу на верхнюю палубу и порадовался, что она ещё не развалилась. Искупался. При этом покрикивал, смеялся невпопад и всячески привлекал внимание, но Девчонка даже не выглянула. А сам Горюх к ней в каюту не лез.

Когда стемнело, мы открыли по банке энергетика и засели наверху возле тлеющего костра. Настроение было дремотное, сытое, даже Горюх угомонился и размяк.