Однажды в Америке

— Вы плохо меня слушали, — прервал своего внучатого племянника представитель старшего поколения семьи Рокфеллеров. — И это печально. А ещё очень печально то, что вы не умеете думать и анализировать. Неужели вы думаете, что я зря вспомнил про «Жестянку Лиззи»? — дядюшка неодобрительно покачал головой. — Я дал вам все инструменты, но вы уткнулись в тупое сопоставление… Скажите мне — кто будет лучше чувствовать себя в кресле водителя «Жестянки Лиззи», тот, кто её давно уже освоил или кто-то подобный тебе, Уинтроп, привыкшему к тому, что для управления автомобилем достаточно руля и пары педалей? — Ну, это очевидно, дядюшка… — Вот именно! А теперь подумайте своими тупыми головами — в каком мире наша семья будет наиболее устойчивой и влиятельной? В мире, который управляется привычными нам «рычагами», «тумблерами» и «педалями», которые мы «переключаем» и «нажимаем» уже больше двухсот лет, или в каком-то другом? Майкл и Уинтроп замерли и удивлённо переглянулись. А затем на их лицах вспыхнула понимание… но тут их грубо прервали.

— На жертвоприношение! — в полуоткрытое окно просунулась какая-то всклокоченная рожа, которая окинула их слегка осоловелым взглядом и ещё раз проревела:

— На жертвоприношение! Все, на жертвоприношение! — после чего снова исчезла. Но троица, находящаяся в помещении, как будто не заметила появления неожиданного гостя. Дядя Дэвид продолжал молча сидеть, откровенно любуясь на ошеломлённые рожи своих младших родственников, до которых вот только сейчас дошло чем именно вызваны столь знаменитые дядюшкина филантропия и широко известная благотворительность. Нет, понятно, что известность в подобной сфере — это, в первую очередь, хороший PR. Но PR можно обеспечить с куда меньшими затратами. Дядюшка же тратил деньги весьма щедро, к настоящему моменту даже по самым скромным прикидкам раздав на благотворительные цели не менее полумиллиарда долларов… А ведь он, абсолютно точно, умел считать деньги. Иначе он вряд ли бы сумел занять кресло руководителя «Чейз Манхеттен банка» и уж тем более не смог бы удержаться на этой позиции более двадцати лет… Однако, в свете только что озвученной информации становилось понятно, что это вовсе не траты, а инвестиции. Вложения в конфигурирование под себя «органов управления миром»… Сказанное ещё, конечно, нужно было хорошенько осмыслить, но уже сейчас и Майклу, и Уинтропу стало совершенно ясно, что идея «поговорить с дядей Дэвидом о демократии» оказалась чрезвычайно плодотворной. Потому что этот не слишком долгий разговор внезапно приоткрыл перед ними ма-а-аленькую дверцу в мир «игр больших дядей». Туда, куда они и сами очень давно мечтали попасть. Однако, как только что выяснилось, даже не подозревали как он устроен на самом деле. Хотя до этого разговора оба считали, что уже давно до него доросли. И то, что их не допускают до чего-то серьёзного — просто ревность старших родственников либо чьи-то происки и злая воля недоброжелателей.

— Ладно, подумаете обо всем после. А сейчас нам пора идти на жертвоприношение.

— Дядя, а может… — воодушевлённо начал Уинтроп. Но старший родственник не дал ему закончить.

— Нет — идём. Это важный ритуал!

— Но это же просто постановка…

— Идём, идём, — дядюшка энергично поднялся на ноги и распахнул дверь.

Мимо хижины в сторону амфитеатра не слишком торопясь, даже несколько вальяжно двигались люди — политики, бизнесмены, банкиры, актеры, музыканты, военные… американцы, англичане, арабы, пакистанцы, индийцы, китайцы, русские. Американцев, естественно, было подавляющее большинство. Да и среди остальных очень много было тех, кого можно было считать неамериканцем очень условно. Потому что и дома, в которых они жили большую часть времени, и банки, в которых они хранили свои деньги, и школы с университетами, в которых учились их дети, были американскими. А многие из них даже уже давно оформили и заветное американское гражданство. Так что их «неамериканскость» осталась только в том, что они всё ещё продолжали оставаться в своих бывших странах значимыми и влиятельными людьми, которых многие в этих странах всё ещё числили своими. Или, возможно, уже немногие, но из числа самых влиятельных…

— М-м-м… дядя, а мы куда? — недоумённо спросил Майкл, когда идущий впереди старший родственник вместо того, чтобы продолжать вместе с потоком людей идти в сторону Совиной поляны, названной так благодаря огромной каменной статуе совы, за десятилетия изрядно заросшей мхом и вьюном, свернул на какую-то узкую тропинку, ведущую внутрь зарослей. Однако, этот невинный вопрос внезапно привёл дядюшку в раздражение. Он резко остановился, окинул Майкла и Уинтропа сердитым взглядом после чего повелительно дёрнул рукой. Мол, идите за мной и ничего не спрашивайте. Парни недоумённо переглянулись и молча повиновались. Спорить с дядюшкой, когда он в раздражении… ищите дураков!

Тропинка привела на небольшую поляну, окаймлённую кругом факелов, на которой был установлен такой же, как и на Совиной поляне, перевёрнутый крест, к каковому так же было привязано чучело. Причём, оно было выполнено куда более реалистично, чем на Совиной. Во всяком случае очертания тела у него повторяли человеческие куда точнее. Уинтроп огляделся по сторонам и насмешливо усмехнулся. Боже мой — опять эти игры… Вокруг креста с «жертвой» толпилось около десятка человек, одетых в балахоны, похожие на ку-клукс-клановские либо во что-то сильно напоминающее монашеские рясы с глубоким капюшоном, полностью скрывавшие лицо и фигуру. Впрочем, не все. Парочка была разодета в какие-то карнавальные костюмы, изображавшие то ли ландскнехтов, то ли… палачей, а их лица были скрыты не капюшонами и колпаками, а нанесённым на них гримом и венецианскими полумасками. Все присутствующие на поляне негромко переговаривались между собой, но стоило им троим приблизится, как разговоры прекратились.

Когда представители знаменитого семейства подошли вплотную, с дядюшкой, пусть и молча, но весьма церемониально поздоровались, а вот на обоих молодых людей не обратили ни малейшего внимания. Отчего Майкл недовольно сморщился и бросил раздражённый взгляд на Уинтропа. Тот тоже нахмурился. Никто не имел права относится к носящим фамилию Рокфеллер столь демонстративно пренебрежительно! Но поскольку дядюшка никак на подобное не отреагировал, пришлось промолчать.