Страница 3 из 17
под утро горным морозам.
По снегу в пятнах лазури,
укутавшему вершины,
по косточкам белой бури,
спустившейся к нам, в долину.
По лунному свету, ярче,
чем перья птицы Гаруды,
спускайся в наш мир, иначе
как жить без тебя я буду?
Качаются в небе мачты –
уколы моих бессонниц...
Спускайся в наш мир, мой мальчик,
под звуки хрустальных звонниц!
Весенним утром
(этюд)
Словно глубокий вдох,
тянется птичья нитка –
ею заштопал Бог
утром весенним свитку
и на Россию надел –
синюю, золотую,
с перечнем добрых дел,
с Ангелом одесную.
Эпифания деревьям, идущим сквозь зиму
Деревья в чулках деревянных,
раскинув тонкие руки,
идут походкою пьяных
сквозь ледяные муки.
(Декабрь, январь и февраль –
километры,
и дуют сухие ветры)
Последний листок увянул,
а птичьи гнёзда пустые
на черепах деревянных,
как зимние шапки, стынут.
На перекрёстке судеб,
в дымящейся круговерти
растут ледяные зубы
суровой старухи – смерти.
(Декабрь, январь и февраль –
километры,
и дуют сухие ветры)
Игры лягушек
Лягушки заводят игры
на листьях травы.
Лягушки – зелёные тигры
и тёмные рвы.
Представят себе комариху
в лесной тишине
и маются неразберихой,
и думают о войне.
Пойду, погляжу лягушек!
Не далее, как вчера
возникла колонна пушек –
такая была игра!
Пошли солдаты в разведку
добыть язык тишины…
Лягушки прикинулись веткой
и отраженьем луны.
Прикинулись автомобилем,
везущим тебя ко мне...
А пушки били и били
икринками по луне.
Зелёный бык
Я к чудесам земным привык
и ледники пою Алтая.
Но вот и он – зелёный бык –
идёт и головой мотает.
Его зелёные рога
полны задумчивости камня,
и чешет голову быка
осока влажными руками.
Среди ухоженных коров
он – как алтайская сиротка:
и бабочкам весёлым – кров,
и заводи широкой – лодка.
Зелёный бык? Таков удел
деревьев в лунном окруженье!
Округу пачкает, как мел,
тумана кроткое служенье.
А ночь без лодок и сетей
вернуть готовится обратно
пропавших без вести детей,
кто утонул в реке когда-то.
Они земную благодать
вдохнут и улыбнутся лету.
И бык зелёный их катать
охотно будет до рассвета.
Мальчик и Ангел
Ангел летит на рассвете –
помощь несёт в платочке.
Видят его лишь дети,
речка Катунь да кочки.
Встречной деревни трубы
машут ему дымами.
Тянет младенец губы
к телу уснувшей мамы.
Три мертвеца на погосте
приподнимают глазницы,
дуют в пустые кости –
ангел им только снится!
У родника Алтая,
возле сырого лога
всадник ногой болтает –
стремя звенит про Бога!
Ангел сверкает глазом,
кудри по ветру вьются.
Путь его виден сразу,
Монголия – как на блюдце!
Там в одинокой юрте
плачет трёхлетка-мальчик.
Его родители в смуте:
смерть у постели маячит!
Нужен мальчику ветер
и золотая лепёшка,
и чтоб за всё в ответе
была домашняя кошка.
Ангел несёт ребёнку
сны его и игрушки,
и за горами звонко
солнце бьёт в колотушку.
Сорока Уитмена
За перелеском особенных ритмов
ждёт голубую сороку Уитмен.
Шапка охотничья – набекрень,
три пистолета держит ремень.
Но приглядишься – где стать боевая?
Спрятано в зелень цветущего мая
нежное сердце большого поэта…
Любит сорока
ритмы балета.
Отражения
За окном качнулась ветка.
Чу: такой сегодня день!
Мне живую силу ветра
в строчку вкладывать не лень.
Пусть качается, живая,
долго в памяти моей,
удивлённо узнавая
звон церковный, крик гусей,
поле сжатое, дорогу,
приводящую домой –
всё, чего нельзя потрогать
в неподвижности земной.
Кто я для стихотворенья,
этой ветки за окном? –
Мир живого отраженья,
сон во сне, случайный дом!
И расходятся кругами,
в лёгком сумраке лучась,
что пока ещё не с нами,
но уже глядят на нас.
Подсолнух ночью
Он оглядывается на мир
даже ночью – а вдруг идёт
из созвездия Альтаир
к солнцу медленный пароход?
По каналу скупых щедрот
проходя за верстой версту,
огнедышащий пароход
с витамином В на борту.
О, подсолнух, ты весь в прыщах
и рябой к тому же лицом!
Не содержишься в овощах
и для фруктов – продукт чужой.
Твой подземный водопровод
и надземный живой насос
днём и ночью влагу сосёт
и жужжит, словно стая ос!
Но пришёл я к тебе, устав,
и коснулся горячим лбом…
Мир и слава твоим листам
в лунном кружеве голубом!
Эпифания любви, её таинственному пробуждению
Твоя рука притронулась к луне,
в реке плывущей – значит, и ко мне.
Я помню, что шепнул мне ветерок:
ты – вестница рассвета, мой урок!
Ты пробуждаешь память прошлых лет
о том, что ты – река, и смерти нет.
В твои живые струи загляну,
поймав полночный ветер и луну.
Этюд душистого табака
Ночных насекомых знаток-зазывала –
душистый табак фонтанирует запах
и формой своей граммофонной, бывало,
в каких ни бывал фантастических лапах!
Ещё медосбор не начался, к обеду
несётся в цветном размахае богиня.
О лето! О бабочки! Тени рассвета
для вас тяжелы, как чугунные гири.