Страница 18 из 23
– Хорошо. Я постараюсь решить этот вопрос. Но для того, чтобы сопоставить ваши ДНК и выделить ДНК детей, все равно потребуется время.
– Сколько?
– Пару часов. Только рабочий день уже закончен, но мы можем срочно вызвать специалиста…
– Займись этим. Прямо сейчас.
Вот скотина. Я сжимаю зубы до скрипа, продолжая прикидываться, что по-прежнему лежу без чувств, хотя в душе у меня бушует целая буря. Сволочь, сволочь, сволочь, сволочь! Каблуки девушки цокают по плитке, удаляясь, а потом закрывается дверь.
– Хватит прикидываться, – слышу я усмешку Рустама, – глаза открывай давай.
– Пошел в задницу, – отвечаю я, разлепляя веки. Свет с потолка больно бьет по глазам, и я щурюсь, чтобы комната не расплывалась. И сам Рустам расплывается – могу различить только его мрачные очертания, сидящие на стуле неподалеку, – кто вообще тебе позволил проводить ДНК-тест без моего согласия? Рабовладелец хренов! Я просила только отвезти меня в больницу!
– Если ты оставляешь беременность без моего согласия – я имею право знать, отец ли я этим детям, – холодно прерывает меня Рустам.
"Пфф" – мелькает в мыслях. Ладно, уже ничего не поделать. Не бежать же за девушкой, крича, что я не давала согласие на подобную процедуру? По крайней мере, и я тоже узнаю, кто настоящий отец ребенка. Потому что вспоминать сквозь плотный туман, что случилось той ночью – выше моих сил. Если отцом детей окажется не Рустам – я буду испытывать жгучий стыд, за то, что я еще та потаскуха, но зато мой папаша отстанет, поняв, что ничего он с Садаева и с меня не поимеет.
Что до самого Рустама – он, все-таки, исполнил мою просьбу. Хотя, пока я лежала без чувств, ему ничего не мешало так же без моего согласия провести аборт. Не пойму только, он глубоко в душе еще прячет частичку благородства, или у него есть какой-то хитрый план, для которого я ему нужна?
Вот только как я буду исполнять свое обещание? Теперь, когда в моей проблеме появились дополнительные вводные, а именно – мой отец, который все-таки, заказал брата Рустама, возвращать этому дикому животному оружие будет чистым самоубийством. Жаль, что я даже премию Дарвина за эту смерть не получу. Никто не узнает, где и при каких обстоятельствах меня закопали.
Комната, где я лежу, становится четкой. Глаза привыкают к свету. Рядом со мной – аппарат для УЗИ, и целый рулон бумажных салфеток на койке. Еще я замечаю капельницу и поднимаю к глазам руку, рассматривая ее. На вене едва заметная точечка. Значит, меня еще и немного прокапали.
– Ладно, – отвечаю я и перевожу взгляд на Рустама, – я совсем не помню, что той ночью случилось. Мне самой интересно узнать результаты теста. Но пока я не отдам…
“…тебе пистолет” – хочу было закончить я, но мой взгляд падает ниже. На знакомый бумажный пакет, у которого надорваны края – это я его вскрывала, когда хотела узнать, что внутри.
Волна мерзкого холода будто падает мне в желудок и прошибает позвоночник. Я резко сажусь на койке. Не могу поверить! Господи, скажи, что это сон! Что я по-прежнему в обмороке, а Рустам не смотрит на меня насмешливо, и его губы не изгибаются в страшной ухмылке, и что он небрежно держит не тот самый пакет, а просто похожий, другой…
– Узнала, принцесска? – смеется тихо Садаев, наблюдая за моей реакцией. Я молчу, пытаясь унять бьющееся сердце. Выдох, который вырывается у меня, обжигает холодом губы. Рустам поднимается и медленно идет ко мне. Небрежно ставит пакет на стол и садится рядом на койку.
– Откуда? – сдавленно спрашиваю я.
Садаев подается вперед, и я вздрагиваю, когда его лицо оказывается в сантиметрах перед моим. Вдыхаю полными легкими его мрачный и пугающий запах, и чувствую себя птенчиком, которого настиг огромный ястреб.
– Нашли в комнате, которую ты снимала. Сначала пустой пакет в твоем шкафу, – с усмешкой произносит Рустам, – бабка хорошо заныкала пушку, только забыла о пакете. Так бы, может, мы и ушли. Люблю я такую небрежность.
Я в ужасе смотрю на него. Никогда меня так не загоняли в угол. Он получил своё. Получил надо мной полную власть. Мне даже нечем теперь его шантажировать. Для этого он, наверное, взял мою кровь на тест ДНК, чтобы узнать – стоит ли заморачиваться с моей беременностью, или я нагуляла с кем-то другим ребенка и меня можно просто пнуть под зад, забрав пистолет. И что самое страшное – у меня есть всего несколько часов.
– Отпусти меня, – произношу я онемевшими губами, – я больше не нужна тебе.
– Отпущу, – медленно произносит Садаев, окидывая меня жутким взглядом, – если тест покажет, что твои близнецы не от меня, – каждое его слово будто гвозди загоняет мне в сердце, – и как только я сниму отпечатки с оружия, которое ты прикарманила.
– Когда ты это сделаешь?
– Сейчас, – он едва улыбается. Криво, будто бы уже что-то подозревает. Например, что отпечатки смазаны – он же не дурак, если пистолет достали из пакета – значит, его потрогали руками, – тебе осталось всего несколько часов, принцесска. Не беспокойся. И не думай сбежать. Тут везде дежурит моя охрана. В этот раз у тебя не получится.
Я смотрю, как он встает с моей койки и идет к выходу. Мой палач, которого не подкупить и не вымолить у него свободу. Я уверена, что он позаботится, чтобы последние часы своей жизни у меня не было ни шанса на побег. “Тебе осталось несколько часов, принцесска”. Словно уже приговор подписал.
Меня охватывает паника. У меня нет никакого плана – я не Гоша, чтобы продумать все, как суперкомпьютер, но я вскакиваю с койки и бегу вслед за Рустамом, пока он не ушел. Мною движет только чистое отчаяние.
Он оборачивается, когда я подбегаю к нему, и останавливает, схватив за плечо. Видимо, думает, что я решила напасть.
Только я встаю на цыпочки, хватаюсь за его шею руками, чтобы дотянуться. Закрыв глаза, я целую его. Изо всех сил льну к его твердому, словно из стали телу.
Глава 20
Глупая я. Эта мысль приходит, как только я прижимаюсь к его губам, оцарапавшись об жесткую щетину. Изображаю что-то милое и романтичное – так целуют мужа перед самым поездом, когда он уезжает в долгую командировку.
“Но у меня ведь опыта неоткуда было набраться” – проносится грустное в голове, – “бабушка меня держала в ежовых рукавицах, а потом и не до отношений было”.
Надо с этим заканчивать. Потому что моя попытка оказывается дико провальной – я высовываю робко язык, быстро пробую Рустама на вкус, и тут же прерываю это издевательство над собой, немного отстранившись. Не прикидываться же мне пылесосом, всасывая его рот насильно? Ему, похоже, плевать. По глазам вижу.
– Не уходи, – произношу я, закусывая губу, на которой все еще остались нотки мужского геля для бритья, – мне страшно без тебя. Все равно пистолет ты уже получил. Тебя потом замучает совесть, если ты бросишь мать своих детей переживать в одиночестве.
– Тебе, похоже, что-то не то в капельницу заправили, – констатирует Рустам, разглядывая меня. Не могу сказать, что мой поцелуй затронул хоть какие-то струны души этого чудовища. Я не эксперт в мужских взглядах, но тут я даже похоти особо не вижу.
– Пожалуйста, – настаиваю я. Я цепляюсь за последнюю надежду – надежду отсрочить мой конец. Кто знает, как за это время изменится обстановка – возможно, Садаев и его охрана ослабят бдительность, и я смогу улизнуть.
Я опускаю ладошку ниже и пальцами пробираюсь Рустаму под футболку, поглаживая его живот. Твердые кубики пресса, об которые можно кулак разбить, если ударить. И смотрю ему в глаза, пытаясь хоть на секунду зацепить, чтобы он поддался искушению. Не знаю, правда, что я с этим потом буду делать.
– Вставай тогда на колени, – произносит внезапно Рустам, усмехнувшись, – и покажи, как будешь меня развлекать. Может, останусь.
Я захлопываю призывно приоткрытый рот. Эти мерзкие слова неожиданно будто кувалдой меня по голове огревают. В голове что-то вспыхивает, и я пораженно смотрю на Рустама. Воспоминания – словно карточки с иллюстрациями, которые кто-то высыпал скопом на меня. Я не могу их собрать в одну картину. Но некоторые кадры успеваю уловить.