Страница 138 из 142
- Ох! – порозовел тот и затараторил, — Прошу извинить, Збигнев Станиславович, прапорщик Антуфеев, Григорий Афанасьевич! Приписан к Омскому драгунскому полку, к месту службы отбываю после торжеств! Приглашён на бракосочетание императора, как лучший в выпуске!
- Прекрасно, Григорий Афанасьевич, как же Вы из купеческого сословия в сам Кавалерийский корпус-то попали? У меня вот даже не вышло? – улыбался майор.
- Так, я отличник, животину с детства люблю, а лошади те же во мне души не чают, вот меня и определили…
- Отличник? И лучший в выпуске? Да Вы генералом будете? – по-дружески хлопнул юношу по плечу майор.
- Ну, я не совсем лучший – второй только, но это неважно! А Вы, Збигнев Станиславович? В Генеральном штабе по инженерной части? – осмелел прапорщик.
- А, петлицы разглядели? Не совсем по инженерной, я начальник стола воздухоплавания. Только после войны нашу команду завели, ещё и форму нам не придумали, пока как бы инженерами числимся.
- Никосферы? – восхитился Антуфеев, — Мы поднимались два раза! Чудо какое! А самого́ Никольского Вы видели? А руку Вы там, да?
- Да, во время штурма Пекина. Шар был обстрелян, еле приземлился. Никольского, да, видел. – скупо ответил Прондзинский.
- А Георгия за это же? – не угоманивался молодой человек.
- Да, за Пекин. – сделал над собой усилие майор.
- Ой, говорят, тяжело там было?
- Да, дело жаркое было. – разоткровенничался поляк, — Я ведь хромой ещё вдобавок — ногу в Нихонской войне ещё сломал, только на шарах летать хромота не мешает, а князь Александр Васильевич, никосферы ценит. Мне всю обшивку расстреляли, но удалось почти три часа в воздухе провисеть и сигналить-сигналить…
Думал, после ранения меня в отставку отправят, но генералиссимус решил, что нам быстрее воздухоплавание нужно развивать, и вот, теперь я в Петербурге.
- Да уж, Суворов уважает новинки техники…
- Да и Вейсман покойный весьма нас жаловал. Благодаря ему наши шары в армии появились, команды сформировали. Очень мы его любили. Как он умер, так Александр Васильевич на три дня траур по армии объявил.
- Да у нас в Корпусе тоже все очень жалели старого генералиссимуса. Говорят, что он давно болел, только воля его держала на этом свете.
- Да уж, покойный Антон Иванович железный человек был, дотерпел до самого мирного договора. Как его пруссаки боялись, никого больше так не боялись, он и терпел, да…
Так и беседовали два офицера – младший расспрашивал, восхищённо глядя на попутчика, а старший всё рассказывал и рассказывал. Дорога до Москвы за разговорами пролетела на удивление быстро.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
Царская невеста была прекрасна – серебряное платье, венчальный венец, усыпанный изумрудами и бриллиантами, ярко-чёрные горящие каким-то неземным светом глаза. Святейший патриарх Вселенский и Московский, Платон, ласково глядящий на чету новобрачных и людей, собравшихся на церемонии. Императрица-мать, Екатерина Великая, грандиозная и величественная вначале, в конце венчания тихонько утирала слёзы, прижимаясь к мужу. Суворов, сменивший светлейшего князя Константинопольского в командовании нашей армии, сияющий блеском орденов, не выдержал и закричал «Ура императору-победителю и юной императрице!». Всё слилось в какую-то радостную картину бытия, совсем молодой прапорщик Антуфеев был поистине в восторге.
Императрица Анастасия – звучит! Она так восхищённо и робко, как-то таинственно глядела на императора, а тот в ответ смотрел на юную свою супругу так нежно и заботливо, что их взаимные чувства ощущались даже на расстоянии. Государь, этот могучий бородатый человек с суровым взглядом словно помолодел и наполнился ещё большей силой. Он был счастлив, и его счастье, будто солнечный свет, проливалось на окружающих.
В Москву пожаловали целых пять королей, один император, семь курфюрстов и бессчётное множество принцев, ханов, даже епископов – такого присутствия высочайших гостей не было ни у кого из монархов Европы, возможно, за всю историю. Величие России проявлялось во плоти. Мы были очень нужны всем. Наша слава и сила была непререкаема. Даже война отошла на второй план для Европы. Если испанский король мог сослаться на то, что замуж выходит его дочь, а курфюрст Бранденбурга и король Швеции могли говорить о вынужденном своём падении к ногам победителя, то вот визит императора Франца, в ситуации, когда его армии терпели поражение за поражением, был признаком безусловного влияния России.
Улицы города были заполнены гостями – русскими и иностранными. Такого количества людей сразу молодой прапорщик никогда не видел, хорошо, что рядом был майор. Прондзинский взял юношу под опеку. Оказалось, что хромота его была весьма небольшой, Москву он неплохо изучил, да и знакомых у него было достаточно. Празднества были великолепны, на многочисленных площадях выставлялось бесплатное угощение, в церквях шли праздничные службы, город был ярко украшен.
- Збигнев Станиславович, а это сам генерал Бонапарт? – прапорщик увидел по соседству на пиру статного круглолицего человека.
- Он, естественно. – усмехнулся плотно закусывающий майор, — Много ли ты ещё знаешь генерал-майоров с Андреем Первозванным?
- Бог ты мой, сам Бонапарт! Вот бы иметь честь быть ему приставленным!
- Что, прапорщик, мечтаете, будто сказочны Иван-Царевич? – усмехнулся Прондзинский, — А вот я попробую стать Вашим Серым Волком из сказки и реализую Вашу мечту!
- Что, как? – растерялся юноша, но воздухоплаватель уже встал из-за стола и направился к сидящим рядом с генералом двум оживлённо разговаривающим полковникам.
- Пётр Дмитриевич, вечер добрый!
- О! Кого я вижу! Прондзинский, душа моя! Как я рад Вас видеть! – расплылся в улыбке Милинкович, также приписанный к Генеральному штабу, — Позвольте представить, — обратился он к стоя́щему рядом полковнику, — наш герой-воздухоплаватель Збигнев Станиславович Прондзинский! А это мой кузен, Иван Петрович Милинкович, командир Ярославского кирасирского полка. Он, кстати, большой поклонник никосфер!
- Да, ваши шарики были весьма полезны в прошедшей Европейской компании, впрочем, насколько я знаю, Вы, господин майор, отличились в Китайской? – крепко пожал руку поляку второй Милинкович, — Там? – он кивнул на искалеченную кисть Прондзинского.