Половина Луны

— А что за трудность? — Бхадрасал, уже собравшийся идти, задержался.

— Чересчур суров наш самрадж к своей супруге, как мне видится. С тех пор, как они поженились, он настрого запретил всем слугам подогревать для неё любую жидкость. Ни в виде питья, ни в купальню тёплой воды сказал не подавать. Мол, привыкла она пить холодное и купаться в холодном… Сегодня у махарани купание. А я узнала от тебя, что она ждёт наследника. Как можно окунать беременную царицу в непрогретую воду? Пойду спрошу у самраджа, не передумал ли он? Ведь здоровье его жены может пошатнуться.

— Вот же странность! — воскликнул тут и Бхадрасал. — Когда речь заходила об уходе за пандой, Дхана Нанд отдал точно такое же распоряжение: никакой подогретой воды.

Мать и сын умолкли, в изумлении уставившись друг на друга.

— Определённо, здесь кроется загадка, — заметила Дайма. — Нам надо её разгадать.

— Да, мама! — согласился с ней Бхадрасал.

====== Глава 2. Прекраснейшая панда ======

Дургам Джала задумчиво вертел в руках клочок пергамента, принесённый ему мальчишкой-посыльным из Паталипутры. Не было сомнений, что почерк в послании принадлежит дэви Дайме, держащей в подчинении всех служанок во дворце Дхана Нанда. Дургам отлично знал: Дайма для самраджа Магадхи являлась не просто прислугой, а близким человеком, одной из немногих, кому царь полностью доверял. Так почему вдруг просьба Даймы идёт вразрез с давними указаниями Дхана Нанда? И почему царская няня пишет сюда тайком, передавая пергамент через незнакомого посыльного? И не Джагат Джале, а ему, Дургаму?

— Странно, очень странно.

«Досточтимый Дургам Джала! — ещё раз перечитал записку мужчина. — Сообщаю Вам, что купание в тёплой воде панды по кличке Мура, полученной в дар Вашим уважаемым братом Джагат Джалой от нашего возлюбленного Повелителя, вызовет интересные последствия. Попробуйте! Уверяю, Вы не разочаруетесь».

Дургам Джала присел на край ложа и покачал головой, сминая пергамент в руке.

— Зачем Дайма написала такое, да ещё сделав попытку остаться неузнанной, хотя я отлично знаю её руку? А в самом деле, что будет, если панду искупать в подогретой воде? Брат говорил, Дхана Нанд настрого запретил это делать. Сказал, что животное околеть может или взбеситься. Но если здраво рассудить, с чего бы это произошло? Разве хоть одно животное умирало или впадало в бешенство от того, что его обливали тёплой водой? Если собаку облить — не кипятком, конечно, а чем-то тёплым — она не умрёт и не заболеет. И кошка, и слон, и лошадь, и корова — все останутся живы. Да у нас иногда с неба такие дожди льют, словно молоко парное. Никто не страдает. Чем дожди в Чжунго отличаются от дождей в Бхарате? Панды живут в бамбуковых зарослях и вполне могут иногда попадать под тёплые дожди… Вот дэви Дайма пишет: «Последствия будут интересными». Какими? Нет, не стану… Не стану и пробовать! Дайма хочет сделать меня виноватым в смерти редкой панды, на которую жена моего брата просто молится. Хочет, чтобы и брат, и дэви Калки на меня разозлились, нажаловались Дхана Нанду, а тот казнил бы за уничтожение его подарка. С другой стороны, зачем дэви Дайме причинять мне зло? Я всегда хорошо относился к ней, она — ко мне. Выходит, она узнала некий секрет и хочет, чтобы и я его узнал? Что за секрет это мог бы быть?

Ещё некоторое время Дургам быстро ходил из угла в угол, стараясь выбросить из головы содержимое письма, но потом любопытство победило.

— Служанку сюда! — крикнул брат управляющего Параспуры, высунувшись из своих покоев. — А ещё лучше — передайте тем, кто на кухне, чтобы быстро подогрели воду. Я омовение принять хочу. В летней купальне. И немедленно. И чтобы женщин не было, хочу остаться один!

Кто-то из телохранителей, дежуривших возле покоев Дургама, услышав приказ, заорал на весь коридор так, что его крик мог бы разбудить армию мёртвых:

— Господин Дургам желает уединиться и принять омовение в летней купальне!!! Поторопитесь!!!

Слова охранника по цепочке начали передавать дальше сквозь дворцовые переходы, галереи и покои, пока приказ не достиг ушей какой-то служанки. Подобрав края сари, девушка со всех ног бросилась на кухню, крича, чтобы грели побольше воды и несли в летнюю купальню.

Дургам остался вполне доволен скоростью, с которой кинулись исполнять его повеление. Бравый потомок цирюльников широко улыбнулся и, крякнув, пригладил усы. Пока служанки греют воду, подумал он, надо сообразить, как незаметно дотащить панду до купальни. Он сам должен узреть обещанные ему «интересные последствия», однако бедняга Дургам не мог и предполагать, что именно он увидит.

— Иди… Иди, проклятая! — отдуваясь и пыхтя, Дургам Джала тащил на верёвке упиравшуюся всеми лапами панду. — Вот бхутово отродье! Упарился с тобой. Говорят, тёзка твоя тоже была не мёд. Такая же упрямая, но красивая. Не видал ни разу, но хотел бы встретить… в опочивальне. Да что мечтать теперь, если она в прошлом году померла. Глупая! Если ей так противно было Дхана Нанду свою любовь дарить, могла бы сюда сбежать. Укрыл бы я её, не выдал царю ни за что! На золоте бы пила и ела. А уж как я бы её целовал… А она восстание поднять вздумала! Сама себя приговорила, эх, — Дургам тяжко вздохнул и снова взялся за панду. — Слава всем богам, твою клетку в сад перенесли, пока погода стоит ясная и не жаркая. Представляю, как бы я вспотел, таща тебя через дворцовые переходы. Ну, ещё немножко! Давай, давай, проклятая!

Панда злобно рычала, вздыбив шерсть на загривке, угрожающе клацала зубами, хрипела и пыталась передними лапами стащить с шеи верёвочное кольцо, которым Дургам передавил ей горло.

— Всё равно узнаю, почему Дайма написала такое. Она точно что-то выяснила! Ничего… Скоро и я узнаю. Ещё чуть-чуть… Напрягись, Дургам, твоя победа близка!

Последние шаги до купальни мужчина преодолевал из последних сил, вспоминая монахов из «Бхара-сутты», несших тяжкий груз, состоящий из незримых «пяти совокупностей». Накануне Дургам мужественно выдержал беседу с очередным странствующим буддийским монахом, ничего, как всегда, не понял, но воспоминание о чём-то тяжёлом и неподъёмном осело в его сознании.

— Давай, паршивка! Вода же стынет! — понукал Дургам своенравную китайскую медведицу. — Я всё равно упрямее! Я добьюсь своего!

Панда, не переставая рычать и огрызаться, ехала за Дургамом на четырёх лапах, оставляя за собой пучки вырванной когтями травы и полосы взрыхлённой земли, но брат управляющего Параспурой был действительно упрям. Перекинув верёвку через плечо, стиснув зубы, он шаг за шагом приближался к небольшому водоёму, выкопанному прямо в земле и выложенному изнутри плоскими белыми камнями, расписанными поверху разноцветной глазурью. Над водоёмом трепетал на ветру шёлковый купол, натянутый на бамбуковые палки — защита от палящих солнечных лучей.

— Вот мы и пришли! — радостно объявил Дургам, очутившись с пандой у края водоёма. — Здесь неглубоко. Мне — по пояс. Думаю, и ты не утонешь, — и он попытался столкнуть панду вниз, но сам не удержался на мокрых камнях и, зашатавшись, съехал в воду на ягодицах, нырнув с головой. Панда, привязанная верёвкой к своему похитителю, тоже не смогла удержаться. Животное испуганно взвизгнуло и кубарем скатилось в воду, подняв мощный столб брызг и снова сбив с ног начавшего выбираться на поверхность Дургама.

Проклиная всех глупых панд на свете, а заодно Дайму с её загадочными письмами, Дургам, отфыркиваясь и отплёвываясь, пытался одновременно проморгаться и обрести почву под ногами. Он вслепую шарил руками вокруг, как вдруг его ладонь наткнулась на очень мягкий предмет, напоминавший женскую грудь.

— Что?! — заорал Дургам, не зная сам, к кому обращается. — Я же просил служанок не присылать!!!

Вместо ответа кто-то незримый со смачным шлепком отвесил ему мощную оплеуху. Дургам ойкнул и прижал ладонь к горящей щеке.

— Как ты посмел, грязный шудра, вылезший из цирюльников в управляющие, благодаря милости такого же цирюльника, унижать царицу из рода кшатриев?! Ты достоин смерти, негодяй! — услышал он звонкий голос рядом с собой и, наконец, смог разлепить ресницы.