Родственные души

Дхана Нанд глядел в лицо Чандры и понимал, что нисколько не обижен. Наоборот, ему польстило, что его желали так сильно и не могли сдержать бушующей страсти.

Однако Дхана Нанда сильно заинтриговало, как же выглядит портрет, столь сильно вдохновлявший его возлюбленного. Утром, ухватив под мышку картину с Махападмой, Дхана Нанд в сопровождении Чандры отправился к хранилищу.

— Здесь? — спросил он, входя в кладовку, приставляя сурового Уграсену к ближайшей стене и с порога начиная кашлять от пыли.

— Ага! — отозвался Чандра и откинул покров с той картины, которая на протяжении двух лун служила ему неплохим утешением за неимением большего.

Дхана Нанд недовольно хмыкнул. На картине был он и в то же время — не он. Царь внимательно приглядывался к анатомическим подробностям, ярко и объёмно выписанным на полотне, и наконец оскорблённым тоном сделал неутешительный вывод:

— Подделка. Я не позировал для такого убожества, а рисовавшая это бездарность явно пыталась унизить меня, приуменьшив мои потенциальные возможности. Разве я настолько неприметный? — и царь возмущённо ткнул пальцем чуть пониже живота на изображении.

— Нет, конечно! — замахал руками Чандра, а про себя подумал: «Когда у меня внутри всё горело, мне и подделки хватало. Но ведь и действительно, у моего Дханы дела с этой частью тела обстоят намного лучше. Тогда почему на портрете нарисовано неправильно?»

— Так, поглядим, что дальше, — отстранив первую картину, Дхана Нанд сдёрнул покров со следующей. На втором полотне красовался старший царевич Панду, тоже совершенно голый и совсем не впечатляющий. — Тут художник не сильно приврал, — со странным удовлетворением произнёс Дхана Нанд. — Кто ещё? О! Кайварта, — осмотрев третью картину со всех сторон, Дхана Нанд поцокал языком. — Ну почти верно, но всё равно не то, — самрадж приблизился, что-то померил руками и заключил. — Тоже подделка.

Чандра смотрел во все глаза, удивляясь тому, что количество нарисованных голых царевичей из династии Нандов увеличивается. На четвёртой картине обнаружился Пандугати с важно надутыми щеками и без единой полоски ткани на теле, и Дхана Нанд долго и весело смеялся, никак не комментируя увиденное, пока не перешёл к портрету Раштрапалы, сказав только:

— Кхм, да, — а больше не добавил ничего.

Портретам Говишанаки и Бхутапалы тоже оставалось только посочувствовать, что Чандра и сделал, послав царевичам мысленные волны сострадания.

— И кто же Брахма этого великого позора? — Дхана Нанд сурово прищурился, потом повернулся к Чандре и ласково промолвил. — Будь добр, прие, сходи и пригласи сюда наших придворных художников! Как только выясню, кто из них наваял шедевры — ему не жить! Сначала руки отсеку, потом — ноги и голову. А если оба вместе рисовали, значит, пришибу обоих.

— Может, не убьёшь? Они всё же… Ну, старались, наверное, — попробовал вступиться за несчастных жертв Чандра.

— Может, не убью, но плетей точно не миновать! И в темницу сядут лет на десять! Да как они посмели опозорить династию Нандов, изобразив меня и братьев в таком виде?!

Горячо поцеловав своего любимого и тем самым немного усмирив его гнев, Чандра отправился на поиски художников.

Явившиеся на зов самраджа мастера кисти и полотен мелко тряслись, словно овечьи хвосты. Когда Дхана Нанд предъявил им продукты творчества и потребовал громовым голосом честного признания в содеянном, оба художника повалились царю в ноги, яростно отрицая своё авторство.

— Мне ведомо лишь одно, — заикаясь, жалко блеял тощий, черноволосый мужчина, стоя на коленях и умоляюще сложив руки перед собой, пока второй, с каштановыми волосами, создавал аккомпанемент из дробного стука зубов, — кто-то из ваших братьев пару лет назад приглашал сюда ещё одного художника, и тот тайком работал во дворце, а потом его отослали. Чем он занимался и что рисовал — неведомо. Он запирался на чердаке. Скорее всего, эти портреты вышли из-под его кисти. Но почему работы брошены здесь, я не знаю.

Дхана Нанд задумался.

— А ты смелый, — сделал царь вывод, посмотрев на того, кто рискнул обвинить в написании неприличных портретов одного из царевичей. — Ничего, до поры до времени вы оба посидите в темнице, а я выясню, есть ли правда в твоих словах. Эй, стража! В подземелье обоих! — закричал Дхана Нанд, выходя из кладовой и вытаскивая художников наружу за верхние накидки. — Ну как, я был достаточно мягок? — спросил он с улыбкой у обалдевшего Чандры, когда подозреваемых волоком утащили в подвал. — Всё-таки они живы, да? И это хорошо?

Чандра медленно кивнул и негромко уточнил:

— А как ты собираешься выяснять, кто из царевичей виноват? Да и вообще — правду ли сказал художник?

— Всё просто! — широко улыбнулся царь, уперев руки в бока. — Если заказчиком этого безобразия был один из моих братьев, только он будет изображён на полотне с лингамом нормального размера. Либо, что вероятнее, с преувеличенно большим.

— Но тут нет ни одного портрета, похожего на описанный тобой, — пожал плечами Чандра. — Вообще ни единого.

— Именно! — самрадж поднял палец вверх. — Описанного мной портрета как раз и не хватает, но он точно где-то есть.

— Не понимаю, — призадумался Чандра. — Откуда ты заранее можешь знать это?

Дхана Нанд лукаво поглядел на Чандру и весело улыбнулся.

— Я даже понял, кто виноват. Идём! Сейчас этот подлец во всём признается.

Семеро царевичей, явно мечтающих провалиться сквозь землю, стояли перед своими же портретами, где они были изображены в очень непристойном виде.

— Безобразие какое, — пробасил Раштрапала, но тут же расплылся в ехидной ухмылке, покосившись на картину, возле которой стоял багровый от возмущения Пандугати, повторявший вполголоса:

— Полнейшая непристойность, убить художников мало…

Говишанака перестал жевать и озадаченно рассматривал самого себя на портрете. Потом украдкой оттянул край дхоти, сравнил копию с оригиналом, сокрушённо покачал головой и снова принялся за еду. Бхутапала кричал на всю комнату, что художников, без сомнений, надо четвертовать, так как они явно лгут, отрицая свою виновность. Неожиданно осёкся, пересчитал портреты и сделал тот же самый вывод, который пришёл в голову Дхана Нанду некоторое время тому назад:

— А разве портрета Дашасиддхики не нашлось?

— Точно, где голый Дашик? — заинтересовался Кайварта. — Дхана, не зажиливай бонус, внеси! Мы требуем просмотра!

Дхана Нанд загадочно улыбнулся и развёл руками, показывая, что картины нет.

— Это как?! — шумно возмутился Кайварта. — Нас тут унизили, приуменьшив наши лингамы от двух до пяти раз, — на слове «пять» не выдержал и громко зарыдал Пандугати, — а его достоинство не тронули? Почему?!

— Возможно, наш единственный не пострадавший прояснит вопрос? — нарочито ласково промолвил Дхана Нанд.

Взоры присутствующих обратились к Дашасиддхике, готовому провалиться сквозь пол.

— Будем признаваться? — ещё нежнее спросил Дхана Нанд, в то время как обвиняемый сжался и побледнел. — Или мне расчехлить бритву, с помощью которой я пытаю предателей трона?

— Нет!!! — тонко взвизгнул Дашасиддхика, а потом повалился в ноги самраджу. — Я признаюсь! Да, это я приказал художнику, которого нанял тайно, нарисовать все эти портреты! Но я не думал, что их найдут. Прости, брат! Точнее, простите, братья! — поправил он себя и стал так истово кланяться, что чуть не разбил себе лоб об пол.

— Он — тайный извращенец? — тихо поинтересовался Гови, прошептав свой вопрос на ухо Панду.

— Не думаю, — так же тихо ответил Панду. — Скорее, идиот.

— Правда? — ещё больше заинтересовался Гови.

— Да, это очевидно. Более того, я, кажется, догадываюсь о причинах, по которым он это сделал. Впрочем, он сейчас и сам расскажет, — загадочно усмехнулся Панду. — Деваться-то ему некуда.

И Дашасиддхика действительно начал рассказ, который все царевичи и присутствовавший рядом с Дхана Нандом Чандра выслушали с огромным вниманием.