Незаконченная сказка

Её мечта сбылась. В платье, сверкавшем, словно утреннее небо, с которого не торопились исчезнуть звёзды, Ахиру взлетала над сценой и опускалась на руки Факира. Она танцевала так, что у всех присутствующих замирало дыхание… «Он написал сказку о талантливой балерине ради меня», — догадалась Ахиру. И её глаза, встретившись с глазами Факира, благодарили его за этот волшебный подарок.

— Я не хочу покидать этот удивительный город! — рыдал растроганный король десять минут спустя, забыв о том, что ещё недавно клялся не ступать в Кинкан Таун ни ногой. — Я непременно сюда вернусь! Здесь живут такие необыкновенные люди!

Королева с недовольной миной жевала имбирный пряник, который доставили ей во время выступления Ахиру из ближайшей пекарни. Со всеми приключениями обед благополучно пропустили. Приближалось время ужина.

— Это действительно было прекрасное па-де-де. Очень талантливо исполненное и достойное награды, — заговорил тут и принц. — Я предлагаю и вам двоим обучаться в столице. Что скажете?

— Простите, Ваше Высочество, но я бы хотел остаться в Академии, — сдержанно ответил Факир.

— Я тоже, с вашего разрешения, останусь, — вежливо поклонилась принцу Ахиру.

— Что ж, как пожелаете, — поджал губы Мартин. — Если вдруг однажды передумаете, то приезжайте.

Попрощавшись, король, королева, принц и Элен в сопровождении охраны и слуг ушли с площади. Мэр города, едва не разбитый инфарктом, шатаясь, последовал за ними. Горожане потянулись следом, и ряды быстро опустели.

Август-сама, наконец, сумел прийти в себя, и на его бледные щёки даже вернулось некое подобие румянца. Заместитель и консультанты вздохнули с облегчением.

Но тут к директору неожиданно решительным шагом направилась Ахиру, за которой удивлённо наблюдал со сцены Факир, не успевший даже спросить, что его юная невеста собирается делать.

— Добрый день, Август-сама. Меня зовут Катарина, — смело проговорила девочка. — Год назад я училась в вашей Академии и надеюсь в следующем году снова сюда вернуться.

— Да, конечно, — слабо пролепетал директор, обмахиваясь платком. — Возвращайтесь. Вы великолепно танцуете, не могу не признать. Но что вам сейчас нужно?

— Я хотела сказать одно: вы несправедливо обвинили вашего ученика Факира в том, что в общежитии прошлой зимой были разбиты стёкла в окнах. Факир-семпай не виноват. В его комнату тайком проникли два мальчика. Младшего зовут Генрих, и он не учится в Академии, а вот второй является учеником образцово-показательного класса, если не ошибаюсь. Эти двое перерыли комнату, чтобы найти шкатулку Факира-семпай, где он хранил фамильные драгоценности. Именно мальчишки раздразнили бродячих котов, которые разбили окна. Я была свидетелем того происшествия.

— Вы?! — изумился директор. — Но… каким образом?!

— Я жила в комнате Факира-семпай. Он приютил меня, когда я была серьёзно ранена. Благодаря его помощи, я поправилась. Мальчишки напали на меня, когда я пыталась защитить вещи Факира-семпай, а бродячие коты спасли мне жизнь, напав на мальчишек и расцарапав им лица…

Директор схватился за сердце и снова стал сползать по скамье. Помощники и заместитель схватили его за руки.

— Успокоительное, быстрее, — прохрипел Август-сама.

Заместитель приложил к его трясущимся губам новый пузырёк, пахнувший валерианой.

— Не беспокойтесь, господин директор! Я забыла сказать, что в то время я была уткой, — спокойно продолжала Ахиру. — Снова стать человеком мне удалось только час назад. Но вы ведь это видели, как и все остальные, поэтому моё признание вас не должно сильно удивить?

Судя по закатившимся глазам директора, признание Ахиру его не удивило, а убило наповал.

— Так вот, я хотела просить…

— О чём? — слабо сипел директор, судорожно хватая ртом воздух.

— О справедливости. За причинённый ущерб, как мне кажется, должны заплатить мальчишки, а не тот, кто ничего дурного не сделал?

— Они заплатят, — еле слышно прошелестел Август-сама.

— Вы обещаете?

— Клянусь, я не возьму с Факира-сан ни монеты. Только оставьте меня в покое…

— Спасибо! — просияла Ахиру. — Я вам очень-очень благодарна!

Когда она обернулась, то заметила, что Факир глядит на неё так, словно она на его глазах вдруг научилась танцевать балет без помощи магии.

Два бедняка сидели в доме с прохудившейся крышей и хлебали из замызганных мисок жидкую кукурузную кашу. Бородатый и лохматый Гюнтер с шумом вытер рукавом нос, продолжая поглощать еду. Худой и светловолосый Свэн почти доел свою порцию и с завистью наблюдал за товарищем, у которого ещё оставалось в миске несколько ложек сомнительного варева.

— Говорят, мэр города пообещал беднякам десять монет серебром и щедрое угощение за то, что мы будем стоять вдоль дороги всё утро и выкрикивать приветствия королю, а потом восхвалять его доброту, когда он поедет обратно, — мрачно пробормотал Свэн.

— Ну, обещал, — кисло отозвался Гюнтер, тщательно выскребая со дна миски остатки каши.

— Так где монеты и угощение?! — возмутился Свэн.

— Вот угощение! — Гюнтер злобно ткнул товарищу в нос перепачканной ложкой. — Мы его только что съели! Скажи спасибо, что кукуруза в закромах с прошлого года завалялась, иначе вообще бы ничего не увидели. Ты будто «Понсу» не знаешь! Для него щедрое угощение — это плесневый хлеб или прогоркшая кукуруза. Иногда скисшее молоко. Но редко.

— А деньги когда дадут? — тоскливо вопросил Свэн.

— Ты будто не знаешь, как в этом городе подаяние раздают?! — удивился Гюнтер.

— Нет, не знаю...

— Так слушай! Мэр выходит из дома в удобное ему время и кидает у порога в придорожную пыль десять монет. Или гораздо чаще — девять. Кто успел поднять, того и деньги.

— А?! — опешил Свэн. — Десять монет на всех?!

— Разумеется. Если каждому из нас давать по десять, то самому «Понсе» ничего не останется. А ему деньги нужнее, чем тебе.

— Это как же так?! — удивлённо икнул Свэн. — Это ведь нечестно!

— Ну, ты кому-нибудь сходи и пожалуйся ещё! Глазом не моргнёшь, в тюрьму упекут. Или поспорь с «Понсой», скажи, что он не дал равных шансов получить вознаграждение всем! Если ты не успел подобрать монеты, это твоя вина. Впредь расторопнее будешь, — пробурчал Гюнтер, с досадой швыряя пустую миску об стол.

Та печально перевернулась на бок, глухо стукнув о столешницу.

— Почему ты до сих пор не уехал? Давно пора. Насколько мне известно, королевская карета и все сопровождающие покинули город полтора часа назад.

— Я догоню их. Его Величество дал мне время на разговор с тобой. Я до сих пор отлично езжу верхом. И не смотри, что я весь седой, у меня остались силы.

— За воротами отвратительная дорога. Ты опоздаешь, и король накажет тебя.

— Не имеет значения. Прежде чем я уеду, я должен кое-что спросить. Для меня это жизненно важно.

— А я не хочу разговаривать, Юрген. Уходи, — Нина собралась закрывать дверь.

— Подожди! Соседи сказали, у тебя растёт сын, и ему одиннадцать… Его зовут Генрих?

— Да.

— Хорошее имя. Где он?

— Гуляет с друзьями.

— Значит, я могу спрашивать без страха, он не услышит… Я его отец?

Пугающая тишина была ему ответом.

— Почему ты молчишь, Нина? Скажи: да или нет?

Молчание.

— Ты жестока. Ты нарочно мучаешь меня.

Наконец, Нина холодно бросила:

— Ты не интересовался его судьбой всё это время. К чему тебе ответ?

— Я не мог жениться на тебе! И приезжать сюда не мог! Я полюбил тебя с первого взгляда, но я был к тому времени уже женат. Не по любви, а по воле родителей. Они поженили нас с Мадлен, едва нам обоим исполнилось восемнадцать. Нас никто не спрашивал, а мы оба были слишком неопытны и юны, чтобы отказаться. Тем не менее, я уважал мою супругу и заботился о ней. Незадолго до нашей с тобой встречи моя Мадлен внезапно заболела и слегла. Как я мог ей тогда сказать, что желаю развестись и жениться на другой? Это бы убило её. Я не мог так жестоко с ней поступить. Я ждал, когда она поправится, чтобы вернуться к тебе уже навсегда. Но Мадлен мучилась от болезни долгие одиннадцать лет, и только прошлой весной Господь упокоил её душу.