Страница 59 из 120
— Тогда потрудитесь объясниться, потому что я склоняюсь к мысли, что господин Ларошев прав, и нам немедленно нужно отправиться к ректору, — мрачно проговорил Кащеев.
— Где Феодора? — спросил я.
— Не твое дело, Лебовский, — сказал Кащеев. — Я все еще жду твоих объяснений.
— Хорошо… Я попробую… — я шумно выдохнул и снова потер пальцами виски. — Не знаю, как это прозвучит, но…
Я рассказал ему про отражение, про дикую оргию в мызе мародеров. Про сон с участием Феодоры. Про разбудившего меня Витька.
— Я понимаю, что это сейчас звучит как-то неправдоподобно, — закончил я. — Но, боюсь, мне больше нечего пока рассказать…
— Сейчас я позову сюда Феодору, и ты повторишь свой рассказ слово в слово, Лебовский, — сказал Кащеев. Выражение его лица я не смог интерпретировать. Но, кажется, сдерживаемый гнев, с которым он вошел в палату, его покинул. Он вышел за дверь, и меньше, чем через минуту втолкнул в комнату Феодору. Ее лицо снова было опухшим от слез.
— Ну? — сказал он и посмотрел на меня. Я послушно повторил свой рассказ. Тот посмотрел на Феодору. — Что думаешь, милая?
— Доппельгангер? — сказала она. — Но я думала, что это бабкины сказки…
— Доппельгангер? — переспросил я. — Что это? Злой двойник? Типа мистера Хайда?
— Увы, не сказки, — сказал Ярослав Львович и придвинул к моей кровати стул. — Только с основания университета описано по меньшей мере три таких случая. И еще насчет двух были подозрения.
— Светлана Корнеева, в тридцать втором, Мирослав Бедный, в семьдесят четвертом и Валерий Крафт в девяностом, — перечислил Ларошев. — Темный двойник Светланы успел погубить сорок два человека. Остальных остановили быстрее.
— Но я… никого не убивал… кажется… — сказал я.
— Это пока, — хмыкнул Ярослав Львович. — С каждым появлением твоему двойнику будет требоваться все большая мерзость.
Все замолчали и уставились в разные точки, избегая смотреть на меня. Ларошев сверлил глазами пол. Кащеев смотрел в стену. Феодора разглядывала свои руки. Лизонька снова взяла меня за руку. Мне совсем не понравилось повисшее в комнате настроение.
— Что такое? — спросил я.
— Видишь ли, Лебовский… — начал Ярослав Львович.
— Все прежние случаи заканчивались смертью оригинала, — быстро сказал Ларошев. — Теоретический способ остановить доппельгангера есть, но на практике никому так и не удалось его воспроизвести.
Никто не успел мне ответить, потому что в коридоре раздался торопливый стук каблуков. Дверь в палату распахнулась. На пороге стояла Соловейка, глаза ее почти в буквальном смысле метали молнии.
— Я так и знала! — ее кукольный голос подрагивал от гнева. — Лебовский, что именно в моих распоряжениях показалось тебе недостойной внимания шуткой?!
— Сольвейг Павловна, я же почти все сделал… — пробормотал я.
— Садыкей Леонидовна сказала, что ты не только к ней не подходил, но она даже и не слышала о тебе ничего! — Соловейка подошла к моей кровати, бесцеремонно оттерев в сторону Феодору. — Немедленно поднимайся! Я же сказала, что это срочно!
— Сольвейг Павловна, но с ним произошел несчастный случай, — сказал Кащеев.
— Я знать не хочу, что вы тут затеваете, — отчеканила Соловейка. — Зато знаю, что если он не пройдет курс, то скоро ему понадобится новый пробой. А потом вы опять будете тыкать мне в лицо, что я не умею обращаться со студентами. Раз ты в сознании, Лебовский, значит тебе здесь нечего делать! Поднимайся и за мной!
Я бросил взгляд на Кащеева, тот незаметно кивнул. Я выбрался из-под одеяла. Абсолютно голый, разумеется. Почти все деликатно отвели взгляды в сторону. Кроме Лизоньки, которая продолжала пожирать меня взглядом из-под прозрачных стекол очков.
— Ступай, Лебовский, — сказал Ларошев. — Мы подумаем, что можно сделать. И будь повежливее с Садыкей Леонидовной.
— Вашего совета не спрашивали, Ларошев, — резко сказала Соловейка.
— И все же будьте повежливее, Сольвейг Павловна, — Ларошев укоризненно покачал головой. — Никто не может знать, как все обернется…
— Лебовский, ты готов? — Соловейка осмотрела меня с ног до головы, не обратив на слова Ларошева никакого внимания. — Тогда следуй за мной!
Путь до кабинета по контролю над эмоциями пошел в полном молчании. Раздражение и злость Соловейки как будто висели в воздухе. А я, честно говоря, думал совершенно о другом. Будущее занятие, чем бы оно ни было, меня практически не волновало. Мне хотелось поговорить наедине с Феодорой и попросить у нее прощения. Ведь если для нее мой сон был реальным, то это… это…
— Мы пришли, — бросила Соловейка, остановившись рядом с одной из многочисленных непронумерованных дверей. — Вперед. И надеюсь, больше мне не придется выполнять за тебя твои обязанности, Лебовский!
Она резко развернулась на каблуках и поцокала прочь. А я осторожно постучал в дверь. Молчание.
— Садыкей Леонидовна? — я приоткрыл дверь. Внутри было темно и тихо. Я открыл дверь пошире, но свет из коридора почему-то отказывался проходить внутрь. Будто на дверной проем была наброшена пелена густой тени. Какие-то очередные странности? Или так и положено? Я посмотрел вслед стремительно покинувшей меня Соловейки, пожал плечами и вошел.
Ощущение комнаты вокруг исчезло сразу же, как только я переступил порог. Я словно оказался где-то в диком лесу или джунглях. Темной ночью, наполненной шепотками, шорохами и скрытым от глаз движением. Я попытался коснуться стены, но пальцы мои натыкались только на пустоту.
— Садыкей Леонидовна? — снова позвал я и сделал еще шаг вперед. Инстинктивно уклонился в сторону от чего-то большого, верещащего и с кожистыми крыльями, метившего мне в голову. Под ногами противно захрустело. Будто каждым шагом я давил десяток крупных тараканов. Я присел и опустил руку на пол. Немедленно отдернул ее, почувствовав множество шевелящихся усиков. Шагнул вперед. Замахал руками, пытаясь восстановить равновесие. Опоры под ногой не оказалось, впереди была пустота.
Замер, стоя на одной ноге. Снова прислушался.