Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 15

В свои семнадцать предстояло готовиться к выпускным экзаменам, к ЕГЭ. Готовился старательно, зубрил тесты и ответы к ним, слушал аудиокниги по пути на тренировки и обратно, знал нужные исторические даты, зубрил алгебру и продолжал много читать все подряд. В квартире было два туалета, это излишество, но один туалет был отведен для моего чтения книг. В том туалете книг была масса, читал по семь книг одновременно. Что-то по спорту, что-то по учебе, что-то из классиков и что-то типо Коэльо.

Свободного времени у меня не было, мой переходный возраст прошел для родителей спокойно, для меня также все привычными темпами. Наркотики, алкоголь и даже сигареты прошли мимо и не задели ни меня, ни семью, ни здоровье. Все время только спорт, учеба, чтение и зубрилово. Ничего дальше я пока не видел, поэтому и до восемнадцати я был девственником, как общаться с девочками не знал, все были какие-то однополые и неважно даже красивая она или эффектная, не обращал внимания, была только та, ради которой перешел в другой класс и ревность от своего же бессилия, мажор уже вплотную ухаживал за ней и может, с ней же он переспал, меня это бесило, часто думал, что же именно они делают и почему он, а не я. А потом я обратил внимание на других девочек из класса. У них была своя конкуренция, одна отличница против другой, отличниками были все девочки. А новенькая, в которую я влюбился, пала жертвой алкоголя и сигарет, затягивалась и запивала. Курили и пили алкоэнергетики после школы. Уходя из школы, я видел двух отличниц во дворе, каждый день после школы. А после, отличница стала не такой уж отличницей, пила она уже одна, потеряла свой блеск и перестала нравится мажору, а после и мне. Та, ради которой я перешел и стал учиться лучше, спустилась на уровень ниже даже моего, прямо на глазах за считанные месяцы.

Сдал ЕГЭ, получил несколько медалей на гонках. А потом я пошел гулять с отцом, тогда мы общались несколько лучше и надо же, он посвятил какое-то время мне на общение, ему уже не было надобности задавать привычные вопросы типо «как дела…», как дела он знал и видел в дневнике, где уже не нужно было замазывать тройки, их уже не было, а то что я спортсмен и местный депутат взывали к его гордости, обо мне родители охотно рассказывали своим коллегам, чьи дети были моими же ровесниками или младше меня. Меня не ругали, не за что, не пороли, тоже не за что и не общались, я был каким-то самостоятельным, но в своей комнате. Разве что не получал деньги, не платил коммунальные и не готовил есть, как ел все подряд, так и продолжалось. А отец на прогулке сказал мне, что поеду я в Саратов, буду учиться на юридическом как и они в свое время. Он наказал мне держаться учебы, просил бросить спорт и оставшиеся силы направить на учебу, потому что мой спорт никому не нужен, денег я не заработаю, я не футболист, платить не будут, а после тридцати станусь ненужным учителем физкультуры. Еще отец сказал, чтобы я не бегал по бабам, был осторожен с ними и не делал с ними глупостей. Что значит последнее, я не знал потому что и баб-то у меня не было, был только опыт явно не взаимной любви к девочке, которая спилась и которую на моих глазах клеил мажор. А по поводу спорта перечить отцу было нельзя. Я его боялся. Жизнь за пределами спорта я не знал, а отец знал, полагался на его авторитет. В итоге переехал в Саратов, опять же к бабушке и деду, поступил на юридический, до этого получил направление из Калуги, сдав какие-то тесты, направление было из Следственного комитета при прокуратуре.

Я поразмыслил, хотя моих мыслей и не требовалось для переезда в Саратов, мыслил я уже, когда был в Поволжье. Оставшись в Калуге, я бы мог продолжать заниматься спортом, опять у этих же тренеров, но у них был сын, он всегда был бы лучше меня, поступил бы в какой-нибудь институт, местный, ну учился. Ну жил бы в этом городе, все в привычном темпе и с родителями. Перспективы были так себе, судил о себе категорично.

По приезде в Саратов тут же пошел в гребную базу. Приняли как чужака, но я показал свои дневники, показал свое рвение. Два дня подряд меня проверяли на вшивость, давали плохую лодку и соперника, следили за тем смогу ли я его обогнать на дистанции, на второй день дали другую лодку и соперника сильнее, обогнал и его. На третий день дали итальянскую лодку и оставили в команде. Я был одиночником, то есть сидел в лодке один, не был командным игроком, у меня была своя система тренировок, свои взгляды и мечты были выше желаний других спортсменов, отдаваться был готов на полную.

Тренировки в Саратове были каждый день по два раза. Первая была в пять утра, потому что жара в Саратове, как и каждый следующий год, была невыносимая, с рассветом все были уже на воде, вторая тренировка в четыре вечера, когда не так жарко. Первое лето было очаровательным, города этого толком я не знал, я ходил или бегал от дома до базы дважды. И каждый раз возвращался к бабушке, которая пекла татарские булки. Отец в это время, пока я поступал в институт, занимался ремонтом дома бабушки, укреплял дом. Новые спортсмены и новые друзья, только по спорту. Местные соревнования, затем поездки по другим городам, выступал за Саратов, получали медали. Все было классно.





Потом я поступил в первую бюджетную группу юрфака. Отец на этом уехал в Калугу, его отпуск закончился. Мне предстояло знакомиться с новыми людьми.

Первая сентябрьская неделя была такой же сказочной, поступил в первую группу, многообещающе, спортивная школа на порядок лучше и никаких сыночков тренеров, все равны, классная современная лодка, такие же многообразные занятия: бассейн, тренажерный зал, даже йогой заставили заниматься, научился даже стоять на голове, мой вес еще позволял.

Учился я на юрфаке, в свое время там же учились и родители, они познакомились в стенах этого института, когда он так назывался. Расположилось место учебы на берегу Волги, из некоторых аудиторий видно Волгу, видно теплоходы, идущие к причалу, мост между Саратовом и Энгельсом, по которому отец ходил в стужу. И новый коллектив. Моя группа, как и группы всех, формировалась из студентов из разных регионов, но первая, наша группа, преимущественно из местных, их около пяти человек, трое Калужских, я был третьим, и столько же из других регионов. Каждый непростой, простых в такой академии нет. Со мной учился сын адвоката Пугачевой и Орбакайте, сын директора института, сын прокурора, сынки и дочери чиновников, пожарных, адвокатов, коммерсов. На первом курсе только у сынка адвоката Примадонны был айфон.

Помимо сынка директора и сына адвоката дочери примадонны российской эстрады, мое окружение на протяжении пяти лет состояло, в большей части, из «мажоров» или тех, кто хотел таковыми казаться. Среди них в моей группе был один такой тучный мальчик, который, тяжело дыша от натуги, потому что ел все подряд, все же прыгал как сайгак по всем кабинетам ВУЗа, в надежде стать лидером – старостой группы, кем вскоре и стал, правда ненадолго, потому что «продвигал» своих же земляков, но его корни коррупции были вскоре пресечены и его убрали из почетного поста. Мальчик же этот, став обиженным, искал во мне единомышленника, водил меня в кафе, где под хруст шавермы и с пеной газировки у рта доказывал, что он все же лучший и не по справедливости был лишен стана старосты, а я лишь только поддакивал ему и кивал, поедая тоже шаурму, за его ведь счет. Из моего же региона была девочка, окончившая сельскую школу с золотой медалью. Она кривила лицо в попытках сказать что-то важное, во время важных ее сообщений дергался подбородок, знаете, так бывает, когда ты волнуешься или плачешь, но было видно, что она привыкла быть лучшей у себя на деревне. Но в академии, как бы, все были лучшими и ей тяжело удавалось высказать хотя бы толику своей умнейшей мысли, да так, что слово «юриспруденция» она умудрялась написать через «т-юрист». С ней же мне предстояло сидеть за одной партой, как когда-то с Машей. Видимо, я задел ее своим внешним видом, а раз был ее же земляком, ей не терпелось начать со мной сношения в рамках разумности. Ладно уж, я был девственником и готов был лечь под ее каблук, но не ожидал что и она такая же неопытная в деле постоянных встреч. Помимо того что мы сидели вместе за партой, мы прогуливались вечерами, а перед сном переписывались в аське. Отношения с ней мне наскучили, потому что я в ней ничего не находил и ничего в ней не видел, все что она могла мне дать могло меня ожидать лишь после «свадьбы», но это удовольствие я мог бы и сам себе предоставить одной лишь рукой, по большей части в этих отношениях я просто должен был слушать о том, какая она умная, какие у нее амбиции, как и бывшего старосту. Собственно, это были лишь первые мои «отношения» в Саратове. Ничего за рамки поцелуев не доходило вообще.