Как быть нормальным

IV

Кабинет Грайворонского располагался в старом доходном доме конца XIX века в одном из многочисленных горбатых переулков Басманного района, где время будто бы остановилось. Когда он подбирал место для своей частной практики, то специально хотел найти такое, которое словно бы выпадало из общей ткани огромного мегаполиса ― подальше от магистралей и туристически-питейных маршрутов, мегаломанских советских и вычурных современных построек, подальше от шума и суеты большого города, но при этом в пределах Садового, разумеется, для статуса. Нужно было место, где вокруг в основном обитают бабушки, сохранившие грациозную осанку, к которым по выходным разве что приезжают дети на дорогих иномарках.

Так что, когда он разглядывал добротный, только что отреставрированный дом, который по сей видимости был архитектурным памятником, и мимо него за две минуты сначала прошла бабушка c аккуратно собранными в пучок благородными седыми волосами вместе с такой же седой таксой, еле передвигающей лапы, и пожелала ему хорошего дня, а потом подошел мужчина с пропитым лицом, но при этом достаточно опрятный, и тысячу раз извинившись, предложил обменять томик Гумилева на сто рублей для утреннего опохмела, то Грайворонский сразу понял, что это то самое место. Согласившись на обмен, он сразу отправился внутрь подписывать договор аренды. Плата за аренду кабинета была соразмерной местоположению, но оно того стоило. Единственной проблемой оставалась парковка, но благо двор в паре десятков метров оставался без шлагбаума. Неслыханная и крайне приятная редкость в центре.

Борис зашел в здание и поднялся на второй этаж, где располагался его кабинет. В приемной уже находилась Марфа Ивановна ― еще ни разу не было случая, чтобы она приходила позже него. Ходя до назначенного времени было еще десять минут, но его уже ожидали: на диване сидели женщина лет сорока и совсем юная девушка. С первого беглого взгляда было понятно, что это мама и дочь. Женщина при появлении Грайворонского сразу же нервно подскочила с дивана, юная девушка даже не шелохнулась, лишь оценивающе смерила взглядом доктора.

– Здравствуйте, Вы доктор Грайворонский? – сразу же задала вопрос женщина. У нее был приятный, немного высокий голос. Слова, даже самые нейтральные, выходили у нее словно пропитанными теплой материнской заботой.

– Да, здравствуйте, можете называть меня Борис. Приятно познакомиться.

– Мне тоже, Борис. Меня зовут Алевтина. Я могу сказать Вам пару слов наедине?

– Да, конечно.

Борис открыл дверь своего кабинета и пропустил женщину внутрь. Она нерешительно зашла, не решаясь начать разговор.

– У вас приятный кабинет.

– Спасибо большое. Вы хотели что-то мне сказать? Хотите присесть?

– Нет-нет, я быстро, я попросила о приеме не для себя, а для своей дочери Лизы. Вы ее видели, она сидела на диване. Я уже все в общих чертах рассказала вашей секретарше, но, думаю, будет лучше рассказать Вам лично. Лизонька меня пугает в последнее время. Вернее, «в последнее время» не совсем корректно ― она всегда была такой.

– Такой?

– Как бы Вам лучше сказать ― она не пропадает по ночам, не грубит, не ведет себя вызывающе – это я еще могла бы понять. У меня две дочери, и со старшей, Машей, я все это проходила. Она, бывало, дерзила мне, не ночевала дома, я находила у нее сигареты. Обычный такой юношеский бунт, хотя, конечно, достаточно мне нервов потрепала. Но потом все это со временем прекратилось: она повзрослела, утихомирилась, закончила институт, устроилась на хорошую работу, не сразу, но встретила приличного молодого человека, не то, что все ее предыдущие кавалеры, но которых было жутко смотреть, с татуировками все, похожие на наркоманов. Ее нынешний жених занимается компьютерными технологиями в банке. Я ничего в этом не понимаю, конечно, но платят ему хорошо. Квартиру купили в ипотеку в этом году и практически уже все выплатили. А на прошлой неделе обрадовали, что я стану бабушкой. И все прекрасно сложилось. Живу теперь не нарадуюсь на нее.

Но с Лизонькой все как-то иначе. Она не бунтует, ведет себя как-то очень странно спокойно, я никогда не видела ее замешанной ее в чем-то плохом. Года три назад она проходила стандартное обследование у школьного психолога, но он не смог найти ничего необычного, по всем признакам все в порядке.

Лиза никогда не была отличницей, но ее успеваемость не падала ниже хорошего уровня. Можно было бы подумать, что ей просто скучно в школе. Скорее всего так и было. Мы многое пробовали из внешкольных занятий: и художественную школу, и музыкальную, и спортивные секции. Все отмечали, что у нее есть способности. Но казалось, что у нее нет никакого желания заниматься чем-либо. Хотя при этом она никогда мне не жаловалась, что ее что-то не устраивает. Послушно выполняла, что от нее хотели, но как-то всегда вполсилы. И мне это всегда казалось каким-то странным. Так что постепенно все ее внешкольные занятия сошли на нет.

У нее были друзья в школе, хотя не знаю, насколько друзья. Домой она практически никого не приводила. Я спрашивала у учителей, но те говорили, что ничего необычного не замечают. Что она ведет себя, как и все остальные дети. Никто ее не дразнил, не задирал.

В старших классах я, грешным делом, подумала на наркотики, хотя школа и район у нас весьма хорошие. Даже пыталась ее подловить ее на этом. Один раз устроила скандал, но она спокойно выслушала все мои обвинения, пописала в баночку, как я от нее потребовала. И все оказалось чистым. Потом я у нее со слезами просила прощения, и она приняла мои извинения ровно с таким же спокойным выражения и доброй улыбкой, с которыми слушала как я на нее кричу.

Я подумала, что может быть она поступит в университет, и тогда что-то изменится в ее поведении. Сможет изучать, что ей нравится. С виду она немного преобразилась, но мне продолжает казаться, что ничего не изменилось. И я думаю, что она прекрасно видит, как я переживаю, и просто делает вид, что ей нравится. Извините, возможно, я слишком сбивчиво, рассказываю, но, надеюсь, Вы понимаете, что я хочу сказать.

– Да, думаю, я уловил Вашу мысль. Я хочу спросить, может просто Вам кажется, что с Вашей дочерью что-то не так? Подростки зачастую не всегда выражают протест нарочито показательно, да и не всех у них рьяно выражается фаза бунта. Многие дети обходятся без нее при корректном воспитании.

– Она не ребенок, Борис, ей уже восемнадцать.

– В любом случае взрослой ее назвать сложно. Возможно, Вы преувеличиваете проблему. Она сейчас где-то учится?

– Да, изучает историю искусства. Поступила в прошлом году.

– Ну вот, люди искусства всегда отличались особым взглядом на мир. Тем более у нее самый что ни на есть период познания, новые возможности и знакомства, открытый горизонт, влюбленности, первые самостоятельные взрослые познания. Дайте ей время.

– Материнское сердце чует! Борис, у Вас есть дети?

– Да, есть дочь.

– Ну тогда Вы точно должны мне помочь.

– Но моей всего пять лет.

– Это неважно. Сколько ребенку не было лет, родитель всегда чувствует. Я чувствую, что с ней что-то не то, чувствую, что что-то ее гложет. Муж тоже согласен со мной.

– Ваш муж – это ее отец?

– Разумеется. Я из другого поколения. Конечно, в наше время тоже разное случалось. Многие мои подруги воспитали детей сами, но все-таки время отличалось, уж поверьте мне. Раньше семья значила куда больше, и все обязательства, которые ты давал перед женихом, перед Богом, значили куда больше.

– Понимаю, простите, но вопрос надо было задать.

– Лизонька мне не открывается, сколько бы я ни пыталась завести с ней разговор. Говорит, что все хорошо, чтобы я не волновалась. Она бесспорно умная, Вы сами это увидите. Хорошая умная девочка, но что-то в ней меня пугает. Возможно, я недостаточно образованная, чтобы понять, но это понятно ― я особо нигде не училась. После школы строительный техникум, а потом сразу вышла замуж. Меня это никогда особо не волновало, и все было хорошо, но сейчас я думаю, может в этом дело. Время то другое для женщин нынче ― больше жизненных путей, многие выбирают карьеру вместо семьи. Я, конечно, это не могу понять полностью, но принять смогу. Если бы Лизонька выбрала карьеру и посвящала себя ей, я бы не пришла к Вам. Я бы приняла это и продолжала бы ее поддерживать и любить, несмотря ни на что. Это Бог с ним, всегда осталась бы надежда, что и ей бы встретился хороший молодой человек, как Маше. Может позже. Но не знаю, мне кажется, что ничего этого не случится. И мне страшно.