Однажды…

Толику же не надо было играть, потому он прямо при Трофиме впал в ярость и начал орать, что меня из-под земли достанет и закопает. Он со своими скудными мозгами поверил, что это моих рук дело, а Павел не стал переубеждать, рассудив, так будет лучше. Младший был эмоционален, не умел скрывать чувства.

– Вы поступили глупо, – неожиданно проворчал Прилизанный. – Нужно было привести тело этой девочки в больницу, а самому скрыться.

– Ого! – воскликнул Бакинец. – У власти зарождается человеческое лицо!

– Да… замолчите вы! – огрызнулся тот, маша рукой. – Тоже мне, образец человечности.

– Вы, безусловно, правы, – рассеянно ответил Длинный. – Но вы на миг представьте мое состояние. За короткий промежуток я потерял столько близких! Отец при смерти. И в России, и в Баку мне грозила опасность. Казалось, внезапно вспыхнувшие чувства между мною и Саламовой способны растопить лед несчастий, но и они разбились вдребезги ее столь трагичной кончиной.

Всю дорогу в больницу меня преследовало предсказание Рады о проклятии. А дальше кто: мама, Павел, Толик?..

– Понятно, – вздохнул Прилизанный. – Скажи, чтобы принесли чего-нибудь пожевать, – буркнул он своему лакею. Зопаев выскочив, исчез за дверью.

Далее мы угрюмо наблюдали за очередным визитом нашего молчаливого и усатого официанта…

– Не буду вас утомлять подробностями, как контрразведка отвоевала меня у полиции, – продолжил после паузы Длинный. – Сцена, конечно, должна была выглядеть зрелищной, когда меня в наручниках передали конкурирующей конторе. Я не без удовольствия наблюдал, как толстый следователь бессильно жевал кончики своих обкуренных усов и с ненавистью провожал меня взглядом. Он наверно проклинал в эти минуты свою медлительность. Надо было в тот час добиться от меня признанку, закрепив за собой раскрытие столь резонансного преступления. Тогда можно было и “повоевать” с этими военными людишками за право преобладания этим делом, обильно привитым криминальными сюжетами. Теперь поздно. Особисты представили документы, подтверждающие, что я официально все еще числюсь в ОБСН, следовательно, являюсь подконтрольным военным судебно-следственным органам. А также то, что Саламова состояла на службе в Разведуправлении ГШ, и потому ее убийство должно расследоваться с соблюдением всех мер секретности.

Контрразведка, конечно, очень старалась разобраться в ситуации и потому буквально по букве изучала мое тощее личное дело, пытаясь уяснить мою роль в цепочке расследований по преступной продаже противнику нефтепродуктов. В этой связке только я был темной птицей. Из командира и Адылова выжали все соки – они в тюрьме. Расулов продолжал косить под дурачка-вояку, якобы был на подхвате – его решили пощадить. Саламова убита. А вот кто я и какие конкретные задачи своей конторы выполнял в Москве – это был для них вопрос.

К сожалению, вопреки прогнозам Расулова, меня все-таки пробили по месту жительства. Выявили факт женитьбы на Джулии Манучаровой. Это привело к определенным “логическим” выводам и открывало перед следственной группой, выполняющей политический заказ, огромное поле для фальсификационных сюжетов. Добавьте в ситуацию еще и “армянские” корни Адылова.

Но почему была застрелена Саламова? Кто? Как? Почему Мусаев и Адылов насчет меня молчат как партизаны? Почему наши личные дела с Саламовой хранились в командирском сейфе? И нет обо мне сведений у начальника Первого отдела? Как группа Мусаева изначально построила дело “Возмездие”?

Эти вопросы чисто в профессиональном плане интересовали высокого, сухого следователя в чине подполковника… то есть, по-вашему, полковника-лейтенанта, ведущего это дело. Полковник-лейтенант Керимов – так его звали.

Он перевелся в Особое Управление из МНБ. Эта была обычная практика. Все недовольные, опальные с МНБ перебирались в конкурирующую контору. Был холодно вежлив, задавал наводящие, конкретные вопросы, стараясь разобраться по сути. Но, видно, перестарался. Нужны были конкретные зацепки по выстроенному подложному обвинению по делу о шпионаже в ЦВР РУ ГШ ВС Азербайджана в пользу противника. Меня и Саламову вместе с арестованным Адыловым должны были связать в преступную группу, якобы возглавляемую руководителем ЦВР – командиром в/ч ХХХ полковником Мусаевым.

Видимо, Керимов не подписался. В скором его убрали…

– Думаешь, мы не знаем, что твоя женитьба на этой армянке была ширмой, – деловито расхаживая по широкой комнате, разглагольствовал новый полноватый следователь с какими-то “надувными” бицепсами. Он был в военно-полевой форме, тоже в чине полковника-лейтенанта, и тонкий ремень портупеи советского образца смешно выделял его пузо.

“Пузатый…”

Он старался говорить на русском, но очень бестолково, на крутых поворотах речи переходя на азербайджанский, с глубоко периферийным диалектом.

– Мы все про вас знаем! – пригрозил он мне мультяшным пальцем. – Твоя жена… эта Манучарова была посредницей между вами и армянскими службами!.. Негодяй! Твой народ гибнет в окопах, а ты на армян работаешь? Предатель!..

Он замахнулся, якобы в порыве праведного гнева хотел ударить. Но, типа, не захотел мараться. Убрав театрально зависший в воздухе маленький кулак над моей головой, он вновь начал расхаживаться.

Я сидел перед ним, руки были скованы спереди наручниками. В комнате за своими рабочими столами находились еще двое сотрудников. Оба были в гражданке.

“Кого мне напоминает этот болван?”

Вспомнил. Был такой австралийский мультик – “Вокруг света за 80 дней” по Жюль Верну.

“Мистер Фикс. Вылитый! Только шляпы не хватает…”

– …Откуда столько денег в сейфе Мусаева? – наклонившись, вдруг заорал мне в лицо “Мистер Фикс”. – Ведь это ты передал их ему за предательскую деятельность! Все вы предатели!

– Какие деньги? – я сосредоточился.

– 89 тысяч долларов! – торжественно объявил он. – За какие заслуги у обыкновенного полковника такие средства?

– …

– Ты передал! И убил Саламову, инсценировав ревность. Концы обрубал!.. Ты также убил Мамедова, так как он догадался, что вы армянские шпионы!..

“Редкий подонок.“

– …Я внимательно изучал материалы дела, – надув грудь, гордо выпрямился он. – Саламова раскаивалась, хотела сдаться властям, а ты ее убрал, исполнив волю этого изменника Мусаева! Но вам не повезло. Перед смертью Саламова успела оставить записку…

Я заметил, что он исподтишка наблюдает за моей реакцией.

– …Только как Мусаев смог связаться с тобой из тюрьмы?

– …

– Не надо было отправлять их в Баилово, – выслушав мое молчание, театрально обратился он к сослуживцам, – там все продажные…

Я еще раз рассмотрел его аудиторию. Один с узким лбом и широкими скулами, подобострастно поддакивал. Другой сидел тихо. Опустив голову и заметно покрасневший.

“И зачем 89! Не могли округлить, что ли? Или кто-то банально стырил…”

Невольно улыбнулся. После завершения следствия эти деньги, вероятно, осядут в карманах исполнителей в качестве гонорара от заказчика за проделанную работу.

– Если вы все знаете, то что хотите от меня?

– Ты должен подтвердить свою изменническую деятельность! Ты должен дать показания на Мусаева! Только чистосердечное признание может облегчить твою вину! А я обещаю, что вытащу тебя из этого говна, если сдашь Мусаева, – изменив обвинительный тон, игриво предложил он.

– Но я же предатель? – я продолжал ухмыляться. – Мне не должно быть пощады. Вас будет мучить совесть, если отпустите меня.

Видимо не поверив ушам, он сначала остолбенел. После засеменил ко мне и вкрадчиво проворковал:

– Тебя обманули, сбили с пути, разве не ясно! Ты… маленький предатель, – махнул он рукой, – мелкая сошка. Ты еще можешь исправиться, мы тебе поможем… – он победоносно развернулся к сотрудникам, мол, видите, как я его расколол. – Настоящий, большой предатель – это Мусаев. Ты все напишешь! Как получал деньги у армян за предоставленные им разведсведения. Как готовили покушение на… – он непроизвольно глянул в потолок, но, видимо, вовремя заткнулся. – Ну, это после… Мы все сами напишем, ты только подпишешь… – Геюшев, что сидишь как мулла на похоронах, сними с него наручники, принеси чай. В холодильнике котлеты, тоже принеси. Я сразу понял, что это заблудшая овца…