Страница 6 из 122
Потом у многих это прошло. Многие привыкли, стали притворяться вместе со взрослыми, «полюбили» Победу.
Но я был не таков. Я и поныне ненавижу этот праздник. Ненавижу всем сердцем, ненавижу до дрожи в коленях. И я сделаю всё возможное для того, чтобы однажды этот праздник чиновников навсегда был забыт как страшный сон, чтоб он канул в Лету. Вместе с самими чиновниками.
Вернёмся, однако, к делу.
На парковых руинах в моменты мечтательного одиночества меня посещали гости из потустороннего мира.
Чаще всего это были добрые лесные духи, а также души умерших людей, но подчас приходили также и страшные демоны из преисподней.
Вот, помню, было такое.
Тёплый летний вечер. Седьмой час вечера, наверное. Я прогуливаю ь по руинам вперёд-назад. Тут я в очередной раз дошёл до края руины. Разворачиваюсь для того, чтобы назад пойти. Только развернулся, как вижу: прямо передо мной стоит самый настоящий демон. Он был буквально в двух-трёх метрах от меня. Уродливый до невозможности был демон. Омерзительный. Вот именно такой, как на картинках обычно изображают.
Я, понятное дело, был напуган др невероятного состояния. Естественно, не каждый же день встречаешь демона. Тем более такого жуткого и омерзительного. Он мне ещё и говорить что-то пытался. Жаль, что не помню, что именно.
Потом пришёл дедушка. Тогда демон исчез.
Приводить здесь все мои встречи с лесными духами я не буду. Они однообразные и довольно скучные. Тем более, что я не всё из этого помню. Есть только некоторые запоминающиеся моменты.
Забрели мы однажды в болото. Увязли в трясине по пояс. Ползём в довольно холодной жиже.
Тут слышим дьявольский хохот. Говорю «дьявольский» потому, что лучше и не скажешь. Такой это был жуткий и очень громкий хохот.
Услыхали мы его. Стали по сторонам глядеть. И тут я в кустах увидел, что ползёт там мознатое жуткое чудовище. На снежного человека похоже, как его изображают. Мы тут начали молитвы читать и креститься.
Что тогда началось!
Такой ветер поднялся, что с деревьев ветки падать начали. Небо стало тёмное-тёмное, пости чёрное.
И в этот момент хлынул ливень.
Жуткий был ливень. Мы все промокли до нитки.
Помимо этого общался я и с домашними духами.
В детстве стоило мне только выключить свет, как я немедленно начинал видеть духов. Когда я ложился спать, то перед сном видел, как духи выползают из-под полов, из-за шкафов, а также из других укромных местечек.
Я мог общаться с ними столько, сколько хотел.
Сперва я боялся их, но потом понял, что они добрые.
Но иногда в наш дом заходили и злые духи. Они становились над моей кроватью и всё норовили меня испугать. Обычно у них получалось. Эти духи были страшными. Они походили на чёрные тени, которые всегда появлялись внезапно у меня перед носом.
Неприятно, надо сказать.
Один раз в наш дом забрёл даже демон.
Встречу с ним я помню как сейчас. Это было ранее утро. Было, наверное, часов пять или даже раньше. Пасмурное было утро, осеннее.
Я по своему обыкновению рано проснулся и пошёл в туалет. Только вышел из комнаты, как вижу: из гостиной выплыла высоченная, до самого потолка ростом фигура.Фигура была сутулая, с крбчковатым носом и длинными пальцами. Онаммедленно проплыла через главную комнату и скрылась на кухне.
Демон был поход на главного героя фильма «Носферату. Симфония ужаса».
Разумеется, от такого зрелища я напугался до одури.
Здорово было. Есть, что из детства вспомнить.
Глава четвёртая. В предбаннике школы.
Я не знал, как назвать эту главу иначе.
Полтора года, непосредственно предшествовавшие моему поступлению в первый класс школы, были временем весьма насыщенным. Тут ничего конкретного и не скажешь. Поэтому я постараюсь передать дух времени как можно более полно. Тут надо быть точным, ибо именно с этого начинается история моих страданий.
Тогда, конечно, я ещё не осознавал, в какой трясине я увяз, и даже не догадывался, какие ужасы мне предстоит пережить.
Жуть, с которой я тогда столкнулся, не идёт, конечно, ни в какое сравнение с тем, что я увижу далее.
Но именно такова суть российской школы: паноптикум открывается не сразу, а постепенно. Не знаю, задумано ли так специально, или нет, но эффект даёт замечательный: человек сам не замечает, как он увязает в таких проблемах, что хоть в петлю лезь. И многие, кстати, лезут.
Некоторые уже в начальной школе становятся самоубийцами. Словом, об этом я ещё расскажу.
Тем более, что подобных случаев я знаю множество.
Но начинать следует с самого начала.
Поэтому я поведаю вам о том, как начались мои страдания. Тем более, что это всё я помню замечательно.
Однажды к нам домой пришла бабушка. Она уселась вместе с моей мамой на кухне и затеяла какой-то длинный серьёзный разговор.
Тогда я не вник в его суть, а ведь дело было реально серьёзное. Говорила бабушка в том духе, что, мол, у нашего Маратика совсем нет друзей, он не общается с ребятами и ему не с кем играть.
Скажу честно: в то время на «ребят» мне было откровенно плевать. Как, собственно, и впоследствии. Я с детства любил всё делать один: в том числе играть. Тем более, что я никогда не любил всех этих командных игр, выдуманных коррекционными педагогами для гиперактивных детей.
Вообще же говоря, я искренне и всем сердцем ненавижу эту проклятую моду на раннюю социализацию. Мол, ребёнка надо как можно раньше погрузить в реку из нечистот. Чем быстрее вы ребёнка запустите в эту житейскую грязь, – тем лучше.
В этом отношении меркантильная американская педагогика полностью солидарна с тоталитарной советской. Эти две педагогические системы одинаково бесчеловечны к ребёнку. И та, и другая смотрят на него не как на человека, но скорее как на материал, который нужно обработать. Расходятся они лишь в том, что касается конечного продукта. Американская педагогика стремится сделать из ребёнка бизнесмена, маклера, брокера или адвоката. Или другую подобную сволочь. Советская педагогика стремится превратить ребёнка в обывателя, жлоба, мещанина, – собственно, в того же инженера, чиновника или… брокера.
Нет, между этими двумя педагогиками нет существенной разницы. Они созданы для того, чтобы калечить детские души. Приспособить их для чего-нибудь другого невозможно. Все их методы глубоко деструктивны и тоталитарны.
Об этом всём я ещё успею подробно рассказать. Пока же вернёмся к делу.
Бабушка решила пристроить меня в так называемый «Дом пионеров» (или «Дворец пионеров»). Официально он нащывался иначе, но я его запомнил именно под таким названием. Словом, при советской власти он действительно назывался как-то так, но эти времена безнадёжно прошли.
В указанное же мною время это старое здание с ужасающей непривычного человека меблировкой (мебель там не меняли со времён Брежнева) превратилось в удасный вертеп, где соелинились в противоестественном союзе американская и советская педагогическая системы. В результате жтого соития родилось нечто. Нечто совершенно неописуемое и неописуемо ужасное.
Нет, поистине моя книга будет «отлита в горниле ужаса» и «написана болью».
Описать словами «Дворец пионеров» трудно.
Вы всё равно не скмеете осознать весь тот инфернальный ужас, который от него исходил. Пожтому я попробую составить описание эмоциональное.
Вспомните всё, что мои современники связывают с понятием «совок». Примешайте туда все известные вам ужасы про педофилию. Теперь добавьте туда те ужасы, которые вам известны относительно тоталитарных сект и деструктивных культов. Всё это требуется поместить в атмосферу, подобную той, что была в известном фильме «Похороните меня за плинтусом».
Сделали всё это?
Если да, то теперь вы имеете полное представление о «Дворце пионеров».
Вместо последнего елва не написал «о тоталитарных сектах». Словом, можно было бы и так.
Вообще фильм «Похороните меня за плинтусом» – это как раз про это самое.