Вечный день

— И зачем только их прогоняют через город!

— Показать другим ворюгам, что их ждет.

— Это ужасно!

— А если не нравится, можете к ним присоединиться, — ухмыльнулся человечек. — Все эти чужеземцы собственный народ обманули, чтобы к нам попасть. Большинство даже свои семьи бросили. И без их работы, мисс, вам и есть будет нечего. По вам-то не скажешь, что голодаете, — он довольно закивал, и тут его осенило: — А вы почему об этом не знаете-то? Откуда будете?

— Я жила на одной из платформ в море. На британской платформе. Я не беженка.

— А то смотрите у меня. Нам здесь хватает и этого сброда. Вон, у некоторых даже обуви нет. Ворье! Быдло! — помолчав с полминуты, старый крыс медленно отошел от Хоппер подальше и, смерив ее напоследок подозрительным взглядом, снова принялся таращиться на колонну. Она заметила, что его собственная обувь, перевязанная на носках скотчем, дышит на ладан.

Колонна свернула налево на Олдвич, направляясь к берегу реки. Возможно, какое-нибудь старое круизное судно, переделанное в плавучую тюрьму, повезет их оттуда через Ла-Манш на сельскохозяйственные угодья северной Европы.

А может, и речная пристань — тоже уличное представление, и там их посадят на грузовики и отвезут в Ньюхейвен, что, вообще-то, гораздо разумнее. Раньше суда оттуда ходили в Кале, но затем французский порт взорвали — в качестве очередной правительственной постановки от Давенпорта, эдакого ритуала подъема моста надо рвом вокруг страны.

Вдруг, метрах в тридцати от Хоппер, колонна смешалась: из рядов выпали два человека. Она не раздумывая направилась к ним. Одновременно с ней к возмутителям спокойствия двинулся и конный полицейский, однако она подоспела первой.

На земле лежал парнишка лет, пожалуй, пятнадцати. С вытянутым лицом и короткой стрижкой, в мешковатой для его худого тела серой рубахе, затянутой на поясе ремнем с проделанной дополнительной дырочкой. Кожа у него на лице сильно шелушилась от солнечных ожогов.

Второй оказалась пожилая женщина — мать паренька, решила Элен, — которая молча пыталась поднять его и вернуть в колонну. Вот только она выглядела еще истощеннее, в то время как мальчик и не думал вставать. Он громко твердил:

— Я не могу. Не могу. Не могу, — и повторял это снова и снова. Уголок рта у него был затянут желтой коркой.

Хоппер обратилась к женщине:

— Что с ним?

— Он не получает лекарства. Вот уже три дня. Без него ему никак, — судя по ее произношению, родом она была из Мидлендса.

— Какое лекарство?

— Таблетки для сердца. Помогите мне его поднять.

— Вернитесь в колонну, пожалуйста, — велел полицейский, уже подошедший к ним.

Хоппер проигнорировала приказ.

— Он болен. Где ваш медпункт? Где врач колонны?

— Медицинский пункт на транспортном корабле, мадам. Там им займутся, — равнодушно ответил полицейский. Он даже и не пытался прикрыть ложь. Метрах в пятидесяти дальше по улице, заметила Хоппер, за ними внимательно наблюдал другой всадник.

— Помощь нужна ему незамедлительно. Тут на Холборн больница, совсем недалеко. Его нужно отправить туда.

— Это наша забота, мадам.

Подоспел еще один всадник, с другой стороны. Бредущие мимо арестанты старательно отводили взгляд.

— Я просто хочу принести ему воды. Иначе он до корабля не дойдет. Только посмотрите на него, — губы парнишки истрескались, взгляд рассеянно блуждал. Хоппер на секунду нагнулась над несчастным — и вдруг затылок у нее взорвался вспышкой боли.

Крайне смутно она осознавала, как ее подняли на ноги, проволокли по дороге и опустили в тени на обочине. И уже не видела, как поддерживаемый матерью мальчишка нетвердо побрел дальше, не слышала удаляющегося стука копыт по разгоряченному асфальту и даже не ощущала ласкового ветерка на коже, пока лежала в неудобной позе на тротуаре.

Первое, что Хоппер почувствовала, была вездесущая гудроновая вонь, буквально ударившая в нос. Затем теплую твердую землю под собой. Ужасающую сухость во рту. И пульсирование в затылке, в ритм с которым начали накатывать и внешние звуки.

Кто-то к ней обращался.

— Вы меня слышите? Глаза открыть можете?

После некоторого усилия Элен поняла, что может. Однако оказалось слишком ярко, и ей пришлось снова их закрыть. Череп раскалывался от волн боли. Ее мутило. Нет, ее вырвет прямо сейчас. Она перегнулась, и ее стошнило. Наконец ей удалось выдавить:

— Сколько времени?

Рядом с ней стоял молодой мужчина в элегантном костюме.

— Полдень. — Она пробыла без сознания целый час. Мужчина заговорил снова. — Как вас зовут?

— Где я?

— Кингсвэй.

Хоппер кое-как села и огляделась. Оказывается, все это время она валялась буквально в сотне метров от входа в свое управление. Ее оттащили в клочок тени, отбрасываемой остовом будки. Какая трогательная забота о человеке, которого только что сами же и избили!

— Что с вами произошло?

Хоппер попыталась вспомнить.

— Тут шла колонна арестантов… Кому-то стало плохо.

— И вы вмешались?

— Всего лишь хотела принести ему воды.

— Возможно, вы не в курсе, но по сложившейся традиции самаритянин помогает уже избитому, а не огребает сам. Вот. Попейте.

— Очень смешно, — она все же взяла предложенную фляжку и отхлебнула. Запястье ныло после падения, и челюсть тоже, но, по крайней мере на ощупь, повреждений не чувствовалось, хотя на затылке определенно вскочила шишка.

— Не стоит вмешиваться в Веялку. Им уже ничем не поможешь.

— Я раньше такого не видела.

— Как это вы умудрились пропустить их?

— Я не местная. Живу на одной из платформ в Атлантике.

— И вы решили вернуться? Боже. Удирайте при первой же возможности.

Мужчина продолжал болтать, что-то предлагал, чем-то хотел ей помочь, но в памяти у Хоппер отложилось лишь это последнее его замечание. Наконец она поднялась на ноги, вежливо отказалась от сопровождения и добрела до кафешки возле прежней станции «Холборн». Уселась там за столик и, с трудом собравшись, принялась размышлять, что же ей делать дальше. Попутно, украдкой поглядывая на свое отражение в витрине, привела себя в порядок и дрожащими руками закурила сигарету.

Сначала ей пришло в голову немедленно отправиться домой к брату. Позвонить оттуда Уорик и договориться о возвращении на платформу на ближайшем корабле. Будет там жить, изучать течения и миграции немногих оставшихся китов и позабудет об этом происшествии. Пока такая возможность есть. Но это ее последний шанс.

А потом ей вспомнилось лицо того парнишки из колонны смертников — надо называть вещи своими именами, стесняться нечего. И еще полицейский возле ограбленного дома Торна, и ложь собственного брата об Уорик. И наконец, слова умирающего Торна: «Ты всегда жаждала правды… Только правду тебе и подавай». А ведь старик был прав, подумала она.

12

Хоппер добралась до места назначения почти в час дня. Облака разогнало совсем, и теперь припекало основательно. Автобус восточного направления еле плелся, несмотря на пустующие дороги, а потом и вовсе сломался и высадил пассажиров на тротуар между остановками.

Когда же в конце концов подошел следующий автобус, его водитель, сальный и потный тип, подобрал их крайне неохотно, а затем долго и с подозрением изучал билеты через грязные зеленые очки, жалуясь на дешевые чернила, из-за которых смазалась дата покупки. Возможно, он просто пытался сэкономить драгоценный бензин, однако процедура проверки оказалась весьма утомительной, да к тому же и унизительной.

И все-таки, несмотря на подобные злоключения, оказаться здесь, в буфете здания «Таймс», определенно стоило. Теперь газета располагалась в бывшем заводском корпусе в восточном Лондоне, недалеко от Шордича. Она обрела здесь новое пристанище после катастрофического разрушения набережных во время наводнения. Окраина города в пределах центральной зоны — terrain vague, как выражаются французы, бросовая земля для «грязных» промышленных предприятий.