Страница 30 из 62
— И тогда моя магия будет сломана навеки?
— Нет, — сухо сказала она. — Если ты оторвешь душу от тела, ее засосет в Море Душ, и ты умрешь.
— О, — я прикусила губу. — Но это заживет, если я не буду ее использовать, да?
Доктор кивнула.
— Ощущалось близко, когда я осматривала ее до этого, так что чувства должны скоро к тебе вернуться. Но меня больше тревожит не рана.
Я в ужасе уставилась на нее.
— Что может быть хуже, чем вывих души?
— То, что ты вообще могла что-то делать.
Доктор Ковальски склонилась, разглядывая меня яркими глазками, словно я была интересным и очень опасным насекомым.
— Вывих души — не обычная рана. Душа и тело человека плотно связаны, так сильно, что некоторые считают их одним и тем же. Нужно много энергии, чтобы повредить эту связь. Я удивлена, что ты не взорвала себя на куски.
— Я крепкая, — сказала я с упрямой гордостью. — Все взрывалось перед моим лицом с детства, так что я привыкла.
— В этом и проблема, — заявила старушка. — Отдача — неминуемая часть обучения управлению магией, но ты не должна делать это все время. Повторяющаяся рана за долгий период может привести к серьезному ущербу, — она нахмурилась. — Колдовать для тебя больно?
— Только когда я что-то путаю, — а это бывало часто. — Но обычно я не давлю на магию так сильно. Просто в последнее время были трудные ситуации.
— Ты вообще не должна давить, — заявила доктор Ковальски. — Это нездоровый способ колдовать, особенно с твоей высокой тягой. Ты чуть не вытолкнула свою душу из тела.
— Но у меня не было выбора! Мы с моим другом чуть не умерли.
— Я не говорю о том, что тебе пришлось делать в экстренной ситуации, — строго сказала она, прижимая мозолистые пальцы к моим ладоням. — Такая рана не могла появиться от одного дикого заклинания. Ты страдаешь от того, что всю жизнь ужасно колдовала. Если не хочешь, чтобы это повторилось, тебе нужно регулировать тягу.
Я смотрела на нее.
— О чем вы говорите? Тяга — бессознательная. Это нельзя регулировать.
Теперь доктор Ковальски уставилась на меня.
— Ты серьезно?
Да. Меня учили, что с тягой рождались, как с волосами. У каждого мага было немного иначе, потому все заклинания тауматургов начинались с круга. Круг не только служил как топливный бак для заклинания, сдерживая всю магию, пока ее не нужно было применить, но и служил для преобразования, создавая из магии, которую схватил маг, силу, которую он мог использовать.
Кроме этого, можно было записать, что именно ты хотел от заклинания, выразить это серией логичных указаний, как компьютерный код. Из-за магических кругов все серьезные маги были тауматургами. В мире, где каждый маг и источник отличались, круги были тем, что всех объединяло. Без них пришлось бы настраивать каждое заклинание индивидуально, учитывать силу и концентрацию магии. Но если направить магию в круг, все странности пропадали, становясь хорошим источником силы, которая гладко текла по заклинанию. Круги убирали проблемы и с разной тягой магов, ведь, если все шло в одно место, не важно, как быстро или сильно ты лил туда магию.
Так меня учили.
— Нет, ты права, — сказала доктор Ковальски, когда я объяснила это. — Так и должна работать тауматургия. Но помни, тауматургия, как все стили колдовства, просто концепция. Это система, созданная людьми, чтобы помочь нашим головам принять то, что мы забираем силу из вселенной и придаем ей облик для использования. Но, как все, что сделали люди, тауматургия не без ограничений. Ее создали как универсальную магическую систему. Потому у всех языков заклинаний общие понятия. Но есть заметная разница между стилями, хотя каждый тауматург может прочесть, понять и наколдовать записанное заклинание. Для этого была создана тауматургия. Это усредненная магия.
— Это хорошо, — сказала я.
— Это чудесно, — согласилась доктор Ковальски. — Универсальность тауматургии — великая сила, особенно, если ты — корпорация, которая зарабатывает на напечатанных заклинаниях, изданных комитетом, чтобы их мог применять даже идиот. Но, хоть тауматургия чудесно направила магию в массы, она не подходит для исключений. В этом проблема универсальных систем: ты не можешь спланировать все. Даже если твои заклинания работают, как должны, девяносто девять процентов времени, один процент просто не сможет справиться. И кто-то с тягой выше человеческих пределов не подходит под стандарты.
Я недоверчиво посмотрела на нее.
— Вы хотите сказать, что моя магия слишком безумная для тауматургии?
— Это я и говорю, — ответила доктор, уверенно кивая. — Тебя учили системе, которая подходит для обычного мага, но ты не такая. Потому заклинания, которые ты брала в интернете, взрывались тебе в лицо. Ты не плоха в копировании заклинания, просто ты отдаешь туда столько магии, сколько оно не создано выдерживать. Конечно, все это ломалось.
Доктор Ковальски говорила так, словно это было очевидно, но мне казалось, что она перевернула мой мир и встряхнула его.
— Так дело не во мне? — прошептала я, тело дрожало.
— О, в тебе, — сказала она. — Заклинания в порядке. Ты толкаешь их дальше их пределов.
— Но только из-за безумной тяги, — отчаянно сказала я. — Не из-за того, что я…
«Ужасная, — прошептал голос отца в голове. — С изъянами».
— Дело не в твоих навыках, — сказала доктор Ковальски. — Я не видела, как ты создаешь заклинание, так что не знаю, хороша ли ты в этом, но весь смысл тауматургии в том, что тебе и не нужно быть хорошей. Не нужно быть гением, чтобы быть неплохим магом. Нужно просто уметь читать и копировать заклинания, а это может каждый идиот.
— Кроме меня.
— Было бы проще, будь ты идиоткой, — сказала врач. — Можно научиться создавать заклинания и исправить кривое колдовство, но твоя проблема в одной из основ всей системы тауматургии. Ты могла быть гением заклинаний, но вещи продолжали бы взрываться тебе в лицо, потому что заклинания тауматургии просто не созданы для такого исключения, как ты.
Я сжала ладони на коленях. Мне столько раз говорили — и я себе говорила — что я была ужасным, безнадежным и жалким подобием мага, и я должна была обрадоваться, что это была не моя вина. Что я не была неудачницей, хотя бы в этом. И я была рада. Отчасти. Потому что я была уверена, что поняла все, что сказала доктор Ковальски, хотя было еще сложно поверить, что это могло быть правдой.
— Если это происходит, — робко сказала я, — почему никто этого не видит? Моя тяга была сильной с моего рождения. Мою магию смотрели сотни, а то и тысячи экспертов, и все говорили, что это была моя вина. Они всегда говорили, что я не слушала или плохо старалась.
Доктор Ковальски пожала плечами.
— А ты?
— Конечно, я старалась! — возмутилась я. — Я не хотела быть слабым звеном! Я старалась изо всех сил годами! Но если все время проблема была в моей тяге, почему я узнала об этом только сейчас?
— Не знаю, — сказала доктор Ковальски. — Я не знаю, почему я первой указала на то, что должно быть очевидным всем, кто понимает, из чего состоит заклинание, но это явно связано с тем, что они все были тауматургами, — она улыбнулась. — Эксперты, особенно, уважаемые, становятся жертвами тех же заблуждений, что и все. Если система всегда работает у тебя, естественно думать, что так у всех. Если заклинание не работает, значит, ошибается маг. Само заклинание никогда не подозревают. Как можно? Оно всегда работает.
Она склонилась и подмигнула.
— Опасно думать, что только так можно колдовать. Из-за этого люди не видят, что заклинания тауматургов с изъянами, как все, что создают люди. Но я — шаман. В отличие от твоих уважаемых экспертов, я всегда считала тауматургию с изъянами, ограниченной системой, которая рухнет под весом высокомерия, от этого заметить проблемы, как эта, намного проще.
Я дрожала, когда она закончила. Я вспомнила напыщенные варианты «если бы ты вложила все силы» или «может, твой разум не годится для тауматургии», которые слышала с детства, и объяснения доктора Ковальски были для меня понятны. Услышав это, я ощущала радость от справедливости и ярость. Как они смели заставлять меня думать, что это все было моей виной? Они не знали, как я укоряла себя за это? Как сильно билась, чтобы использовать систему, которой было не суждено работать для меня?! Но, хоть было приятно знать, что не я была неудачницей, проблема оставалась.