Страница 11 из 40
— Она не умеет пользоваться людьми, — хмыкнул Лео.
— Ей и не придется. Ты сам теперь дашь ей то, что я хочу. Для этого ты останешься на факультете боевой магии, ведь дорога на целительский тебе все равно заказана — ты стал Темным, а это не вяжется с типом исцеляющей магии.
— А ведь я только-только подошел к своей мечте, — грустно хмыкнул полукровка.
— Забудь, — жестко подвел итог демон. — По моей просьбе тебя зачислят на еще один факультет — темной магии и некромантии. Это — часть твоей сущности, к тому же не помешает в жизни. Тебе станет легче учиться, поэтому, я думаю, осилишь.
— У меня есть выбор? — хмыкнул Лео, пристально глядя на Бастарда.
— Нет, — холодно улыбнулся демон. — Я просто ставлю тебя в известность. Забудь о нытье и жалобах.
— Я никогда не ныл и не жаловался! — возмутился Лео, даже привстав на локтях, зло глядя на преподавателя.
— Хорошо, продолжай в том же духе, — равнодушно хмыкнул Хасин и направился к двери из палаты.
9
— Я ждала тебя, — бросилась в объятья Хасина Анна, едва переступила порог комнаты. — Почему ты не пришел раньше? — с обидой и упреком спросила девушка, поднимая взгляд на демона.
— Я был занят, — мягко улыбнулся Бастард. — Как прошел день?
— Отвратительно, — уныло произнесла Анна, отходя от него и снимая с плеч плащ. — Без магии мне здесь не место.
— Мы вернем ее, обязательно, — уверенно пообещал Хасин, подойдя к ней со спины и обнимая за плечи.
Поднял ее руку, где все еще сидел проклятый браслет, тянущий из нее силы, задумчиво рассматривая отвратную вещь, что вредила его девочке.
— Я почти нашел способ, как безопасно избавить тебя от него. Как только снимем — ты быстро пойдешь на поправку.
— Я ведь лишилась сил еще до того, как одела его, — рассеянно произнесла Анна.
— Этот браслет усиливает то, что тревожит тебя. Что это? Что не дает тебе покоя? Что настолько выбивает тебя из колеи, что это сказывается на магическом фоне?
— Снежный бал, — усмехнулась невесело Анна, поворачиваясь к демону, что серьезно смотрел на нее. — Ты уехал внезапно, и у меня не было возможности уверить тебя в том, что я все еще люблю тебя. Тебе было больно, и я могу лишь вообразить насколько сильно. И не могу не думать о том, каково тебе понимать, что теперь я принадлежу Кассиану еще больше. Я видела твою злость и ревность там, в палате. А ты слишком хорошо умеешь контролировать себя. Так насколько тебе плохо, что ты не сдерживаешь раздражения, видя меня с братом?
Анна говорила все это, а ее голос был переполнен тоской и горечью, виной, которая съедала ее изнутри. Она не смела поднять взгляд на нежно смотрящего на нее демона, боясь увидеть ту самую боль, что сжигала его изнутри, с каждым днем все сильней опаляя раненое сердце. И это на самом деле было так. Каждую минуту он проживал в муках от того, как был несчастлив, от того, что видел любимую девушку в объятьях другого. От того, что не мог ничего с этим поделать, ведь не смел вмешиваться в Судьбу. Да и смог бы пойти против брата, которого любит, пусть тот и вызывает в последнее время в нем лишь гнев, злость и раздражение? Конечно же нет. Он никогда не встанет на пути Кассиана, никогда не перейдет ему дорогу и не отнимет то, что его по праву — долга и сердца. Никогда не сможет сделать ему больно.
— Посмотри на меня, — мягко попросил Хасин, ласково улыбаясь, когда она отчаянно замотала головой. — Анна, посмотри на меня, — настойчиво протянул он, поднимая ее личико за подбородок. — Ты — мое счастье. Не боль, не разочарование. Ты — счастье. И я прекрасно знал цену, что мне придется заплатить за него. Не смей корить себя и в чем-то обвинять. Ты не предаешь меня, ты не делаешь мне больно — это прерогатива Судьбы. Так было предопределено, видимо, — невесело хмыкнул Хасин, обхватывая ладонями ее личико. — Но я нисколько не жалею о своей боли. Ведь ты ответила на мои чувства, хотя я и мечтать о подобном не смел, ведь всегда был для тебя другом. Но я стал большим в твоей жизни, и бесконечно рад этому. Пусть мне будет больно, пусть я буду страдать. Но каждую минуту с тобой я буду вспоминать до конца жизни, и они будут возмещать мне ту боль, что будет приносить разлука.
— Не говори об этом! Я даже думать не хочу, что однажды ты уйдешь, — простонала Анна, отчаянно качая головой, прижимаясь к нему крепко-крепко, будто он уже сейчас собирался оставить ее.
— Но я уйду, — мягко, но безжалостно ответил Хасин.
Анна продолжала мотать головой, будто пытаясь вытрясти из нее ужасающие мысли. Она жизни не представляла без Хасина! Пусть она и любила Кассиана, пусть с ним ей было хорошо, и она была счастлива, Хасин — часть ее жизни. Не может быть иначе! Не может быть так, что он оставит ее! Когда-то давно она говорила Ринару о том, что готова к тому, что он уйдет из ее жизни, ведь прекрасно знала о его стремлении обрести свободу, знала, как важно ему оставить всю свою настоящую жизнь в прошлом и начать новую, такую, которою он всегда хотел. Но это было до того, как она поняла свои чувства к нему, как узнала о его собственных. И разве возможно теперь думать о том, что когда-нибудь она будет смотреть вслед уходящему к своей свободе демону?! Уходящему от нее?! Нет! Ибо одни только мысли об этом причиняли нестерпимую боль!
— Анна! Я ведь здесь, — зашептал Хасин, крепко прижимая девушку к себе, давая почувствовать свое тело, близость, чтобы она вынырнула из своих пугающих мыслей. — Я не оставляю тебя прямо сейчас, — ласково улыбнулся демон, заглядывая в бездонные мокрые голубые глаза девушки, которая плакала.
— Пообещай, что не оставишь никогда! — отчаянно прошептала Анна, на что демон лишь грустно улыбнулся, касаясь губами ее лба, пряча свой больной взгляд.
И молчал. А Анна плакала в его объятьях, не в силах остановиться. И снова дрожала от холода — он волнами накатывал на нее по несколько раз за час. Со вздохом Хасин легко подхватил девушку на руки, садясь на кровать, а ее сажая на колени, согревая в своих руках.
— Девочка моя, ну перестань, — шептал Хасин, растирая руками ее плечи и спину, пытаясь согреть ее ледяное тело, что сотрясалось в его руках не только от холода.
— Холодно, — прошептала Анна, прижимаясь к нему теснее, стуча зубами.
Она подняла на него свои колдовские глаза, отчаянно молящие и любящие. Губы дрожали, кожа ее была холодной, а руки, которыми обвила его шею, обожгли ледяным прикосновением.
— Согрей меня, Хасин, — отчаянно прошептала девушка, медленно приближаясь к его лицу, дурманя его своим взглядом, словно понимала, что нельзя перед таким устоять, словно уже знала, какую власть имеет над своим беловолосым демоном.
Но не знала еще, лишь чувствовала в нем потребность, в его близости, в его тепле. Чувствовала острую необходимость быть сейчас с ним настолько близко, насколько он решится зайти.
С не меньшим отчаянием Хасин безвольно сократил остатки расстояния между ними, прижимаясь губами к губам Анны, согревая их своим дыханием, делясь с ними жаром своего тела. Обвив крепко руками его шею, пальчиками девушка зарылась в белоснежные волосы. Она так соскучилась по нему, так истосковалась по его рукам, губам, объятьям, что сейчас сконцентрировалась только на них.
А на Хасина снова накатила жгучая ревность. Тогда, в палате, Кассиан обнимал ее, согревал своим телом, прижимал ее к себе. Не получилось выбросить из головы навязчивые картинки того, что он мог делать тогда то же самое, что делает он сам сейчас: целовать, касаться тела уверенными руками, ловить губами слабые тихие выдохи, предшествующие стонам.
Глаза заволокло алым вопреки силе воли, руки яростней сжались на тонком теле, но Анна лишь теснее прижалась к нему в ответ: веки трепетали, дыхание сбивалось, влажные губы были сладки как никогда прежде. Почти грубо демон опрокинул девушку на спину на подушки. Она же в ответ лишь пристально смотрела на него, облизывая губы. Они взгляда не отрывали друг от друга, пока пальцы Хасина медленно расстегивали пуговицы на ее форменном платье — от горла до пояса. Она сама подалась к нему, когда он потянул его с тонких плеч, сама выпуталась из подола. Без промедления руки демона скользнули под подол рубашки — на пол вслед за платьем полетели чулки. Пристально глядя в голубые глаза, словно ожидая, когда же она остановит его, Хасин потянул подол рубашки вверх. Анна лишь руки вытянула, помогая ему сбросить ее со своего тела. И все это — в тишине, нарушаемой лишь хриплым дыханием обоих, лишь под пристальными взорами друг друга, пронзающими насквозь.