Решающее испытание

Бедная Сьюзен, на такое отвечать… Может, не стоило показывать нашей девочке гитлеровские лагеря через пару месяцев после Буврёя? Хотя… раз она задала такой вопрос – значит, всё же следовало. Но что Сьюзен должна была ответить на вопрос Жанны? Изложить историю последних шести столетий, революций, Первой Мировой войны, торжества большевизма и появления нацизма? Мне и самому такое было бы нелегко. Ах, девушки, если бы на этот вопрос существовал простой и внятный ответ, возможно, никакого геноцида и не было бы. Почему время от времени человечество сходит с ума?

3. Жанна

Франция. Вот она, страна Орлеанской Девы. Здравствуй, Франция!

Шампань, граница с Лотарингией – река Мёз.

Домреми. Родина.

В ноздри ударил запах свежих растений, над головой зашелестела листва, освещаемая рассеянными бликами, подаренными августовским солнцем. Под ногами мягко расстелилась зелёная травка. Жанна с улыбкой прошла сквозь строй великолепных дубов, стараясь никого не забыть, дотронуться до каждого ствола-великана. Вот и поляна, облюбованная детьми Домреми. «Здравствуйте, друзья мои дорогие! Я вернулась! Сколько лет миновало, а вы всё такие же – могучие, величавые, погруженные в дремоту… Да ведь и я не так уж изменилась!»

Жанна махнула рукой Дереву Фей и оставила позади прекрасный лес, рядом с которым когда-то давным-давно, целых три года назад, пасла овец. Впереди – цветущий луг, залитый солнечными лучами. Издали донеслись воинственные клики детей, бегущих к реке купаться. Всё как прежде, такое же, как тогда, ничто не изменилось, горе прошло мимо, да и не было его в помине, так, случайный дурной сон, почти уже забытый…

Вот он, отчий дом. Перед ним – копошащиеся ребятишки, такие незнакомые… и всё же свои. Заметили незнакомку… прервали игру, принялись перешёптываться… внезапно стайкой вспорхнули – и отбежали в сторону, за изгородь, чтобы оттуда, из безопасного места, наблюдать за происходящим.

Со скрипом отворилась дверь. На пороге появилась старенькая, совсем уже седая мама. Прищурила поблекшие от времени и слёз глаза…

– Мама, мамочка, это я!

Мама встрепенулась, негромко вскрикнула, вскинула руки, чтобы обнять свою неразумную, непоседливую, прославленную дочку, которую уже не надеялась более увидеть живой…

– Мама, мама, но ведь это неправда, тебя же больше нет!

Жанну душили слёзы, она не могла проснуться, а на лице горели поцелуи давно умершей мамы…

Я беременна. Ещё в Бельгии возникло предположение, а в Германии подтвердили врачи. Сюзан почему-то смутилась, когда узнала об этом, а я… Господи, какое счастье! Я-то после Буврёя и не надеялась, что смогу стать матерью! Да, конечно, современная медицина творит чудеса, и практически женщина бесплодна, только если хочет быть таковой. И всё-таки… какое счастье, что я беременна!

Отец моего будущего ребёнка – Джордж, лорд Бедфордский. Он пока не знает об этом. Мне ничего не стоит сообщить, но… странно, сейчас ещё меньше хочется жить в их наследном дворце, чем в тот день, когда я узнала фамилию Джорджа и побеседовала с его надменной матерью… которая мне теперь нравится намного больше, чем её некогда пылкий сын. Я пытаюсь вспомнить его жаркие объятия, горячие губы, как он носил меня на руках, превращал в пульсирующую звезду… и всё расплывается. Мне с трудом удаётся припомнить его лицо. И я не могу отделаться от мысли, что Англия – страна джентльменов, и каждый из них мог оказаться первым джентльменом в моей жизни. Просто потому, что я очень в этом нуждалась. Вот и выходит, что Джорджу попросту повезло… а мне? Не знаю. Я уже ничего не понимаю, ни в ком, ни в чём не уверена, и меньше всего – в себе самой. И всё же… До возвращения в Сан-Франциско есть время, я успею подумать и принять решение.

Ах, Домреми… Ведь не надеялась я ни на какие чудеса, хватит и того, которое меня спасло от гибели и привело сюда. Так почему же болит душа после поездки туда? Посёлок очень даже симпатичный, таких немало и возле Сан-Франциско, и вокруг Лондона – чего же особенного я ожидала от него? Почему вдруг он должен быть не таким, как все? Такой великолепный музей… и в Вокулёре тоже… правда, портрет ужасный. Да, вот это неприятно. Кошмар! Нос длиннющий! В кого они меня превратили? С какой стати? Я же в зеркале совсем другая! Это кто же мне так удружил? Он что думал – так я лучше, красивее выгляжу, больше нравлюсь? Хотя, с другой стороны, не всё плохо: вот стояла я рядом с этим своим дурацким портретом – и ничего, никаких щекотливых вопросов мне не задавали, ни малейших проблем для моего инкогнито. Да ну, прекрасный музей, мне бы гордиться, а не ныть. Может, это издержки беременности?

4. Сюзан

Вот и подходит к концу наше с Жанной европейское турне. С каких треволнений оно начиналось – и как прекрасно оказалось потом в Лондоне! Ах, Дэвид… Когда мы увидимся снова? Вчера не позвонил. А позавчера мне показалось, что он чем-то озабочен. Делами? Если так, то ещё ладно.

А вот я, наверное, совсем уже манкирую своими обязанностями куратора. Надо было ещё в Сан-Франциско объяснить Жанне, как предохраняться, а я не сообразила. Думала, ей не до мужчин будет после всего, что стряслось в Руане. А вышло совсем иначе. Ну да, это я теперь понимаю, что прошлое для неё сейчас вроде сна. Кошмар, который надо забыть поскорее. Плохое уходит из памяти, а здесь все к ней хорошо относятся, мужчины в особенности. И она воспринимает наш мир вроде сказки. Или даже рая. Разве в раю нужно опасаться кого-либо, ждать неприятностей? А уж как ей Англия понравилась! Вот она и расслабилась, залетела за одну ночь, проведённую с Джорджем. И что удивительно – она вовсе не огорчена этим, напротив! Так радуется, что станет мамой…

Вот и ещё одна черта её характера, о которой я и не думала три месяца назад. Жанна Дарк мечтает о ребёнке – она, которая сняла осаду с Орлеана, получила несколько ранений, выиграла тяжёлые битвы, провела в заточении год, выдержала чудовищный трибунал, побывала на волосок от страшной смерти… А может, именно эта черта характера, до недавних пор скрытая от всех, и давала ей силы выстоять, совершить неправдоподобное, продержаться до чудесного спасения?

Ничего, если я ещё немножко злоупотреблю своим служебным положением? Жанна не будет сильно возражать? Спрошу-ка её:

– Жанна, можно, мы сначала поедем к моим, а потом в Руан? Это ведь совсем рядом.

Моя лучшая подруга улыбается:

– Хорошо, Сюзан. Сделаем, как тебе удобно. Вот только – как ты меня представишь им? Версия фермерской дочки из Сан-Хосе разве сгодится?

Я смутилась – вот так задача… А впрочем…

– Что такого особенного? Мы работаем в ТЕМПОРА, я психолог, ты программист.

– А вдруг кто-то захочет проверить, как я программирую? Ты же знаешь, я на JAVA разве что дважды два могу перемножить.

– Какие ещё проверки? Ты на отдыхе, устала от компьютера, хватит того, что электронную почту просматриваешь.

– Хорошо, так и сделаем, договорились.

Я вздохнула с облегчением. А то ведь уезжала в США на неделю, а дома не появлялась уже несколько месяцев. Хоть немного наверстаю упущенное.

На следующее утро после нашего с Жанной приезда, когда мы с мамой ходили по супермаркету, запасаясь продуктами, она вдруг остановилась и как-то задумчиво произнесла:

– Дочка, какая у тебя странная подруга!

Я невольно вздрогнула:

– Что, мама? Что-нибудь не в порядке?

– Нет-нет, что ты! Я, наверное, неправильно выразилась. Очень милая, красивая, хорошая, интеллигентная девочка, счастлив будет тот, за кого она выйдет замуж. Вот только… Какая-то она не от мира сего. Глаза у неё… даже не знаю, с чем сравнить… очень красивые? Да, конечно, но не только в этом дело. Мне казалось, людей с такими глазами не бывает… а вот, оказывается, есть. Такое впечатление, что в её глазах отразилась какая-то великая боль. И знаешь, я бы сказала, что ей впору не джинсы носить, а этакое средневековое платье с высоким воротником. Ей очень пойдёт.