Решающее испытание

Мне стало жарко, но я решила твёрдо держать позицию:

– А мне – разве нет? Мама, мне кажется, что красивое платье идёт любой женщине!

Мама решительно качнула головой:

– Нет, доченька, я не это имела в виду. Вот как объяснить… Хоть ты нас познакомила только вчера, отчего-то у меня ощущение, будто я её знаю очень давно. И ещё: когда я вижу её глаза, почему-то страшно становится, что с ней может приключиться большая беда.

На это я не стала отвечать. Хочется надеяться, что все беды, которые могли произойти с моей странной подругой, всё-таки позади. А что касается того, за кого Жаннетта пойдёт замуж… Похоже, Джордж в дураках. Сам себя одурачил, и, похоже, до сих пор этого не понял. Но это его проблема, не маленький.

Я перевела разговор на покупки, что-то обсуждала, высчитывала вслух, а в голове вертелось: да что же такое? Впечатление, будто Жанну все подряд узнают чуть не с первого взгляда. Я сама… помню, как при первом нашем с Борисом Рабиновичем разговоре, когда я сразу ему сказала, кто она такая и как появилась в Сан-Франциско, у него глаза на лоб полезли. Как я его теперь понимаю!

А каково было мне, когда в лондонском музее рыжий экскурсовод пристально уставился на Жанну и вдруг заявил, что хотел бы извиниться перед ней, то есть перед Орлеанской Девой, за какого-то своего предка? Нет, конечно, потом мне стало ясно, что он ничего особенного не имел в виду, не обращался лично к ней, а может, я вообще сгустила краски, нафантазировала то, чего не было. Но в тот момент у меня было впечатление, что он вот-вот обратится к ней со словами «ваша светлость, графиня Лилий». Да ещё Дэвид неоднократно задавал странные вопросы о Жанне, мне каждый раз приходилось менять тему. Хорошо хоть он относится к этому с пониманием – не настаивает, не допытывается. А может, его Джордж попросил?

Теперь и моя мама выдала сюрприз. Хорошо, что никто не требует от нас представляться по имени-фамилии. Девушек по имени Джоан или Жанна много. Но хороши эти, в иммиграционной службе США! Уж если отправляли Жанну в Европу инкогнито, могли хоть фамилию ей в паспорте немного изменить, а то ведь только у ленивого ассоциации не возникают.

А может быть…

Мне вдруг ужасно захотелось рассказать маме, да и всем нашим, кто такая на самом деле Жанна. Ведь вся наша семья переживает, когда показывают фильмы об Орлеанской Деве. Ох уж эта история нашей семьи! Старшие под большим секретом рассказывают молодёжи предание, как весной тысяча четыреста тридцать первого года один наш предок пытался освободить Жанну из Буврёя, но потерпел неудачу. Может, всё-таки открыть тайну, о которой мама и так почти догадалась? Но я же обещала боссу, что никому ни слова…

Вот и вчера: по телевизору показывали очередной фильм об Орлеанской Деве, страшная халтура. В главной роли какая-то сорокалетняя дура, которая и играть-то не умеет. Жанна сидела вся пунцовая, еле сдерживала смех, отворачивалась. А моя мама всхлипывала, глядя на экран. Знала бы она, кто рядом с ней!

5. Жанна

Мы с Сюзан неподвижно стояли на Старой Рыночной площади Руана. Там, где давным-давно никто не торгует. Самое известное место в городе Руане. Я молча смотрела туда… где меня сожгли заживо.

Руан, вот мы и встретились снова, сотни лет спустя. Руан, ты чуть не стал моей могилой, и не твоя заслуга, что этого не произошло. Хотелось бы мне сказать: виноваты годоны, да и то не все, а в основном Бедфорд, Винчестер, Уорвик, Стаффорд, тогда как остальные были подневольными исполнителями, а ещё виноваты Кошон, Леметр и кучка предателей-французов во главе с королём-предателем. Но я помню, как бушевала толпа, когда Кошон требовал от меня отречения. «Сжечь ведьму, сжечь её! На костёр!» – это кричали те же самые руанцы, которые за несколько лет до этого героически защищали свой город от годонов. В меня кидали камнями… Почему? За что?

Какое зло я вам причинила, руанцы? Не моя вина, что я не успела изгнать годонов из вашего города. Не моя вина, что самых отважных и достойных из вас казнили азенкурский мясник Генрих Пятый и кровавый регент Бедфорд. Не моя вина, что годоны вас обложили податью на мой выкуп. Вы впервые увидели меня закованной в цепи, после полугода пыток и издевательств в тюрьме, перед лицом огненной смерти… и принялись бросать в меня камни?!

Меня тогда это и ошарашило. Что же, Кошон искренен, когда уверяет, что хочет спасти мне жизнь, и даже годоны молчат, а народ, французский народ, забрасывает меня камнями и жаждет моей гибели, да какой – через огонь?! Значит, я и вправду виновата, что-то сделала неправильно? Если бы не эта мысль, я, возможно, несмотря на все увещевания Изамбара де ла Пьера, так и не подписала бы это проклятое отречение… и погибла бы в пламени?

Руан, ты, конечно, не тот, что был тогда, и горожане вроде другие, и всё же…

«На этом месте тридцатого мая тысяча четыреста тридцать первого года была сожжена Орлеанская Дева, Жанна Дарк». Нет, не была я сожжена. И никто вместо меня сожжён тоже не был. На этом месте, на Старой Рыночной Площади, уставленной тогда виселицами с телами и шестами с отрубленными головами французских патриотов, в которых тоже кидали камни, под улюлюканье ваших предков, дорогие руанцы, палачи сожгли в тот день мою матричную копию. Копия очень хорошего качества, мне Борис Рабинович показывал видеозапись перехода, я минут пятнадцать после этого была сама не своя. А уж когда мне показывали, как её, мою копию, сжигали и она билась в пламени и дыму…

А может, что-то в ней, моей матричной копии, всё же было неидеально. Ведь та деталь, которая изображала моё сердце, так и не сгорела за восемь часов в трёхметровом пламени, а кому-то из английских солдат померещилась белая голубка, вылетающая из костра.

Технология двадцать пятого столетия пришла на помощь идеям двадцать первого века и оставила ваших предков, дорогие руанцы, с носом. И не за горами то время, когда тысячи, миллионы других невинных вернутся – пройдут, как я сейчас, по городам, где их обрекли на смерть, да промахнулись. Почему-то мне не кажется, что эта новость вас бы обрадовала. «На этом месте тридцатого мая тысяча четыреста тридцать первого года была сожжена матричная копия Орлеанской Девы Жанны Дарк, проживающей в настоящее время в Сан-Франциско». Кто из туристов польстится, захочет посмотреть на такое? А значит, доходы городской казны упадут, рабочих мест поубавится. Так что ваши предки, дорогие руанцы, знали, чего требовали, когда кричали: «Сжечь ведьму, сжечь её! На костёр!». Прозорливые были, смотрели в будущее, заботились о благосостоянии новых поколений таких же, как они.

Бросать камни в закованную девушку, которую вот-вот сожгут заживо… Руанцы, как вы дошли до такой чудовищной низости? Неужели так приятно лишний раз угодить палачам и убийцам? Что за матери вас родили?

Впрочем… Сейчас уже трудно сказать, что меня тогда ударило больнее: ваши камни и злобные выкрики или воспоминания о почестях, которые мне оказывали двумя годами раньше доблестные орлеанцы, впоследствии бросившие меня в самой страшной беде. Так и не пожелали они, спасённые мною от жестокой многомесячной осады, собрать деньги, всего лишь собрать деньги, чтобы внести за меня выкуп. Они сэкономили, предав меня в руки годонов и инквизиторов, в заточение и на пытки, под град ваших камней и на костёр. Теперь они исправно собирают с туристов плату за то, что Орлеанская Дева их спасла, а вы – за то, что помогали моим палачам. Что омерзительнее? Ваши предки, дорогие руанцы, по крайней мере, были со мной искренни…

Что со мною? Зачем я размышляю о том, что давно миновало и уже не вернётся? Почему вижу дурное в том, что воздаётся дань памяти и традиции? Деньги, доходы орлеанцев и руанцев… Неужели только в них дело? Однако и спасли меня от гибели деньги. Но почему их дали не французы?

Наверное, я просто не в настроении сегодня, не иначе как издержки беременности.

Второй раз в жизни я проследовала по пути со Старой Рыночной площади Руана в Буврёй. Точнее, в Замок Жанны д'Арк. Мы с Сюзан шли не спеша, наслаждаясь летней погодой, вдыхая блаженный аромат свежей зелени, рядом с такими же прохожими, туристами, как и мы. Почему-то в голове вертелось нечто неподобающее моменту: впечатляющая крепость этот Буврёй, очень мощная. Такую небольшим отрядом не возьмёшь. Без артиллерии не обойтись. Часа три обстреливать перед штурмом…