Страница 41 из 74
— Все время забываю, что ты знаешь, — со смешком пробормотал Эскель. — Помнишь, как я укусил Белкорта? Тогда я проглотил немного его крови. Немного, но много и не требуется.
При этих словах Мисселина едва не уронила ведро.
— Ты превратишься в вампира?
Эскель усмехнулся:
— Не тревожься понапрасну. Для превращения потребуется несколько дней. Впрочем, я бы умер намного раньше. Но все это время меня бы непреодолимо тянуло к вампирам, я бы отчаянно надеялся стать одним из них.
— А вода с маслом…
— Противоядие. Я должен пить её все время. Но от неё я делаюсь совсем больным, кашляю кровью…
— О пророк! — Мисселину передернуло от отвращения, и она наконец осторожно поставила ведро на пол, словно находилась рядом с диким зверем. — Думаю, тогда тебе всё же не стоит капризничать.
— Я предполагал, что ты так скажешь, — Эскель сел, поморщился и протянул руки, чтобы взять ведро. Поставив его около себя, ведьмак взял флакон с какой-то ядовито-жёлтой жидкостью и капнул несколько капель в воду. Затем взял ведро. Он нахмурился, глядя на его содержимое, а затем поднял и поднес ко рту. После нескольких больших глотков он сморщился. Закончив, он отставил его в сторону.
— Помогает? — спросила Мисселина с нескрываемым любопытством. Эскель издал странный звук, который даже при всем желании нельзя было бы принять за смех.
— Ну и вопросы ты задаешь… — он покачал головой, и капельки воды с его волос попали на платье Мисселины. Девушка не могла справиться с искушением и, отчаянно краснея — слава богу, на чердаке было темно, — посмотрела на мужчину. Мокрая ткань рубашки стала почти совсем прозрачной и теперь облепляла тело, словно вторая кожа. Она ясно видела мускулистую грудь и острую линию ключиц, что были испещрённы различными шрамами… Мисселина тяжело вздохнула.
Она неотрывно смотрела на ведьмака. Когда она увидела его впервые в гостиной Урбино, она подумала, что ещё никогда не видела столь странного человека. Сейчас же её охватило чувство странной неловкости: хотелось смотреть и смотреть на него, не отрываясь, и одновременно было страшно неловко, и надо было бы отвести взгляд, и вообще перестать так по-дурацки краснеть… Желание дотронуться до него стало почти невыносимым, ей отчаянно хотелось провести рукой по груди, по сильным рукам, коснуться влажных волос, почувствовать, какова на ощупь его кожа… Прижаться щекой к его щеке, почувствовать, как его ресницы щекочут кожу. Такие длинные ресницы…
— Ты сегодня была молодцом, — вдруг похвалил её Эскель. — И… прости, что назвал глупой. Ты совсем… совсем не глупая.
— Пустяки… — отмахнулась она. — Но знаешь… я испугалась. Очень. Ужасно.
Запала тишина.
— Мисселина, — позвал он её. — Иди сюда, сядь рядом со мной.
Она поступила так, как он просил. Было холодно и мокро, но она села, подобрав юбки так, что из-под них торчали только носки ее туфелек. Как-то вдруг оказалось, что они сидят слишком уж близко друг к другу. Его мужественный профиль четко выделялся на фоне серого окна, и только плавная линия рта чуть смягчала общее впечатление.
— Ты никогда не смеешься, — заметила Мисселина. — Ведешь себя так, словно постоянно забавляешься, только никогда не смеешься. Но иногда ты улыбаешься, когда думаешь, что никто не видит.
Мгновение он молчал, а потом, всем своим видом показывая, насколько ему данная тема неприятна, заговорил:
— Ты… Ты то и дело заставляешь меня смеяться, — кончики его губ искривились. — Не говоря уже о том, что ты все время поправляешь меня. Забавно при этом выглядишь, знаешь ли. И то, как ты дала отпор Ламберту, тогда, в Каэр Морхене… А потом и с Белкортом не стала церемониться. Ты делаешь меня… — он замолчал, посмотрел на девушку, и ей вдруг стало очень неловко. Мисселине показалось, будто так по-дурацки она еще никогда не выглядела: красная, растрепанная, взволнованная, в мокром платье с чужого плеча… — Позволь посмотреть на твои руки, Мисселина… — неожиданно попросил он.
Она молча выполнила его просьбу и протянула ему руки ладонями вверх. Все это время она не могла отвести взгляда от его лица.
Эскель чуть нагнул голову, и его влажные черные волосы соскользнули на лоб, так что теперь она не могла видеть его глаз. Ведьмак нежно погладил её кожу. И вот наконец подушечка его большого пальца коснулась обнаженной кожи Мисселины в том месте, где отчаянно, словно пойманная птица, бился пульс.
Её сердце едва не выпрыгнуло из груди.
— Эскель…
— Мисселина, — ответил он. — Что ты хочешь от меня?
Он все еще поглаживал ее запястье, и от этого по её телу растекались волны удовольствия. Когда она заговорила, её голос дрожал:
— Я… Я хочу тебя понять.
Он посмотрел на нее через спутанные пряди волос:
— Это действительно так необходимо?
— Не знаю, — пожала плечами Мисселина.
— Разве хоть что-то имеет значение, когда ты все равно ничего не можешь сделать, чтобы изменить положение вещей?
Мисселина искала ответ и не находила. К тому же, она дрожала и говорить ей было нелегко.
— Тебе и в самом деле холодно? — переплетя свои пальцы с её, спросил Эскель, а потом прижал её руку к своей щеке. Она поразилась тому, насколько горячей была его кожа. — Мисселина, — протянул он. Его голос был глубоким и мягким, чуть хриплым от желания.
Девушка чуть подалась вперед. Её охватило странное ощущение, будто тело стало совсем легким и вот-вот взлетит к потолку. А ещё она чувствовала присутствие Эскеля, чувствовала сильнее, чем ощущала присутствие кого-либо ещё в своей жизни. Она видела, как сияют его янтарные, чуть прикрытые веками глаза, ясно различала слабую тень щетины, уже проступившей на подбородке, и уже почти незаметные белые тонкие шрамы, пунктирными линиями прочертившие кожу на плечах и шее. А еще был его рот в форме полумесяца, с продолжением шрама на верхней и нижней губе… Когда Эскель наклонился вперед и потянулся к ней губами, она потянулась в ответ, словно бросалась с головой в омут.
На мгновение их губы соприкоснулись, свободная рука Эскеля запуталась в её волосах. Мисселина задохнулась, когда он обнял её, прижимая к себе всё сильнее и сильнее. Её юбки разметались по полу, но она уже и думать забыла о неловкости. Девушка обвила руками шею мужчины. Через тонкую, мокрую рубашку Мисселина чувствовала, как играют его мускулы. Пальцы ведьмака нашли заколку, которая удерживала прическу Мисселины, и уже через мгновение её волосы тяжелой волной легли на плечи девушки. Заколка со стуком упала где-то за её спиной. Мисселина тихо вскрикнула от неожиданности.
Она молча смотрела на Эскеля, и в её глазах плескалось бесконечное удивление. А тот сидел рядом, и его грудь вздымалась так, словно он долгое время бежал в гору. Эскель был бледен, бледнее обычного.
— Боже мой, — прошептал он. — Что это было?
Мисселина почувствовала, как вновь краснеет. Разве Эскель не знал, что это было, и разве не она должна была оттолкнуть его?
Она ведь и не хотела отталкивать его. И он не хотел отпускать её.
— Я не могу, — он сжал кулаки; она видела, как сильно он дрожит. — Мисселина, думаю, тебе лучше уйти.
— Уйти? — у нее закружилась голова. Ей казалось, что её в одной ночной рубашке выбросили на снег из теплой и уютной постели.
— Я… я не должен был заходить так далеко. Мне жаль… — его лицо скривилось от боли. — Боже, Мисселина… — он с трудом выдавливал из себя эти слова. — Пожалуйста. Только отпусти. Я не могу находиться здесь с тобой. Это невозможно.
— Эскель, пожалуйста…
— Нет! — он отвернулся и уставился в пол. — Я обо всем расскажу тебе завтра, если захочешь… Если захочешь… Только оставь меня сейчас одного… Пожалуйста… — его голос дрогнул. — Мисселина. Я тебя прошу. Ты понимаешь? Я прошу тебя! Пожалуйста, пожалуйста, уходи!
— Хорошо, — изумленно ответила она.
Увидев же, как расслабились его плечи, Мисселине стало так тоскливо, будто из мира разом исчезла вся радость. Но оставаться на чердаке и дальше не имело смысла. Она медленно поднялась на ноги. Её платье намокло и стало холодным и тяжелым, ноги скользили по влажному полу. Эскель не двигался, даже не посмотрел в ее сторону — так и остался сидеть на коленях, уставившись в пол. А Мисселина, не оглядываясь, пересекла чердак и, аккуратно закрыв за собой дверь, спустилась по лестнице.