Страница 28 из 39
— Причём здесь могу‑ не могу. — Ты представляешь, как будет выглядеть моя репутация, когда в обход основного работающего персонала, меня назначают сопровождать тебя? — Сама ситуация уже привлекает внимание.
Сергей зло выдохнул.
— Мне плевать на мнение других.
И уже спокойнее добавил.
— Тома я тебя люблю больше жизни…
Он достал сигареты из кармана, сверкнул зажигалкой и выдохнул белую струйку дыма.
— Но, несмотря на это, ты не должна забывать — я мужчина. — И всегда таковым останусь. — Когда я просил тебя взять выходные, думал мы договорились, я и сам перекроил свои планы. — Как ты понимаешь, для меня это тоже не так просто.
Он сделал еще одну затяжку и прищурился. Волчьи глаза заблестели холодным блеском.
— Я не позволю какой‑то работе, твоему начальству, встать между нами. — Я хотел провести ночь со своей женщиной, хотел позавтракать в ее компании, а не в одиночестве. — И это моё право. — И если ты не смогла решить данную проблему, я решу ее за тебя.
Теперь передо мной сидел не Серёжа. А Сергей, Седой‑ авторитет.
— После завтрака тебя отвезут на работу.
Я не могла с ним спорить. Понимала это было бесполезно. Не такого масштаба сейчас личность Сергея, чтобы указывать ему правильность тех или иных поступков.
— Я планирую, что сегодняшний вечер мы снова проведём вместе.
И тут во мне родилась волна сопротивления.
— Тебе не кажется, что мы спешим? — осведомилась я.
Он проигнорировал мой сарказм и злость. Продолжал спокойным, ровным тоном.
— Нет, Тома не кажется. — Я потерял два с половиной года. — Хочу быть рядом с тобой, и это нормально. — Если для этого нужно поселиться в твоей гостинице или купить ее с потрохами, в придачу со всем персоналом, я это сделаю. — Есть вещи намного важнее и сложнее чем игра в догонялки.
— Какие вещи?
— Наша любовь. — Отношения. — Твоя безопасность. — Твоё будущее в конце концов.
Наверное, на моём лице, что — то отразилось, потому что Сергей неожиданно усмехнулся, наклонил голову, рассматривая меня, пристально. И я покраснела. Сама не знаю, отчего краснею, под этим снисходительным ласкающим взглядом. Я снова чувствовала свою зависимость. Его власть надо мной. Его силу.
— Я не хочу быть снова запертой. — Не хочу быть всего лишь частью какого‑то мужчины.
— Я тебе этого не предлагаю. — Я меня есть возможности, переменить твою жизнь и устроить твоё будущее. — Нечего прозябать в захудалой гостинице из‑за своей больной гордости.
— Не тебе это решать.
Я почувствовала ярость, злость. Тёмная пелена негативных ощущений. Уходящая корнями в прошлое. Что он себе возомнил? Снова на те же грабли я не наступлю.
— ТЫ НЕ БУДЕШЬ РЕШАТЬ ЗА МЕНЯ! — Я почти крикнула, игнорируя его растерянность во взгляде.
Стало невероятно паршиво. Хотел оказаться как можно дальше от него в эту секунду, остаться одной, побыть одной. Просто подумать, успокоиться, собраться с мыслями. Но нет, я вижу, что не отпустит, не даст мне этой возможности, словно паук, оплетает меня своими сетями.
— Ты что, малыш? — Седой испугался. Испугался, потому что не понял мою обиду, желчь в глубине моих глаз. Не понял, из — за чего я психую. Даже не понял, что я спорю с ним, сопротивляюсь.
Он подошёл вплотную и обнял меня. Но я начала яростно вырываться. А тут это была слишком непривычная для меня борьба. Не мой стиль. Сергей растерялся. Испугался. Я поджала губы, посмотрела со злостью и обидой, читая в глазах Сергея точно такую же обиду, только по другому поводу.
— Отпусти, слышишь, сейчас же!
Он разжал руки. Схватила юбку, блузу, принялась одеваться. Седой пулей подлетел, подхватил, отрывая, прижимая, разворачивая.
— Тома я не знаю. — Нет, кажется, знаю, что сделал. — Прости малыш. — Прости. — Пожалуйста прости!
Целовал торопливо, перехватывая руки, отбирая вещи.
Я вырывалась и хватала, он перехватывал, догонял и отбирал. В конце концов после минуты игры в догонялки, когда я реально готова была уйти из квартиры в одном халате. Седой просто сгрёб меня в охапку, оставив ноги болтаться в воздухе, беспомощно оглянулся по сторонам. На секунду у меня возникло подозрение, что этот тиран меня сейчас свяжет и закроет, а он просто сел на пол и прижал к себе, успокаивая меня.
— Тома, Тома, не уходи, не надо Тома…
Меня затрясло, да за что мне это?
— Скажи, что я сделал не так. — Ну же малыш, скажи…
Я вытерла слезу, шумно вдохнула.
— Два года несвободы. — Сможешь ты это понять Серёжа? — Есть, пить, одеваться, гулять только под надзором, под давлением. — Каждый день проживать чужую, не свою жизнь. — Прятать противозачаточные таблетки в обувной коробке, только чтобы не забеременеть. — И не попасть в еще большую зависимость. — И все это на фоне дорогого хламья, побрякушек, шикарных гостиниц. — Я устала, понимаешь? — То, что тебе кажется примитивным, захудалым — это моя жизнь. — Выстроенная с трудом, собственными руками. — Понимаешь, Серёжа?
Не сразу, чуть помолчав, Сергей развернул меня к себе лицом.
И я увидела на его лице столько боли, столько тоски. Можно ли говорить глазами? Седой молчал, но его глаза кричали, матерились, взрывались сполохами гнева. Я видела эти бесконечные, расходящиеся по взгляду круги, наполненные туманной болью. А потом он прижал меня к себе, до хруста костей.
— Прости…Прости, я не сумел…
— Серёжа… — обратилась к нему я осеклась. Я понимала ему больно было услышать такие слова. Но он должен меня понять. Понять мой страх, который так прочно засел у меня внутри. Страх несвободы. И тут Седой словно прочитал мои мысли.
— Я понял Тома. — Давить не буду.
Он отпустил меня. Сам встал у окна и зажёг сигарету.
— Если скажешь, я уеду сегодня же. — И ты меня не увидишь больше, пока сама этого не захочешь.
Заканчивая последнюю фразу, его лицо окаменело. Губы сжались, и на лице появились желваки.
Часть 25. Уволена по собственному желанию
Я замерла и на несколько минут зависла, погруженная в собственные ощущения, мысли. Все это время моего мысленного диалога, он напряжённо следил за мной, светлыми, очень внимательными глазами. Я вздрогнула, приходя в себя словно от полусна.
— Серёжа, — тихо позвала, всё еще сидя на полу, — подойди ко мне.
Он послушно, словно в моих руках была некая ниточка, напрямую связанная с его сердцем, подошёл и присел на корточки. Мне захотелось его растормошить, или наоборот обнять, утешить. В такие моменты сильный, несгибаемый Седой, выглядел как беззащитный ранимый мужчина. Не беспомощный, но неуверенный, растерянный. Сильные люди иногда могут быть слабыми. А слабые очень сильными.
В этот момент я испытала неловкость, страх и ощущение боли, за него, за себя. Я держала Седого, а он был подчинён мне. Зависимость, которая была и никуда не делась. Только теперь приобрела новую форму. У меня появилось ненужное ощущение собственной власти. Любовь, превратившаяся в одержимость, необходимость друг в друге. Мы в ответе друг за друга и теперь этого не изменить.
Молча дотронулась к колючей щеке. Обвела шрам в районе скулы.
— Я так сильно тебя люблю… — И так же сильно боюсь отдаться собственным чувствам. — Помоги мне, помоги мне поверить в НАС. — Не уезжай, останься… — не сказала, попросила отчаянно.
Он закрыл глаза, словно пытаясь сдержать те порывы, из‑за которых станет неловко потом.
И вдруг я почувствовала, что я счастлива. Абсолютно, стопроцентно счастлива, заполненным этим состоянием изнутри. Как большая разноцветная ваза. И страшно дышать что бы спугнуть это ощущение.
Я приподнялась и обняла его, а он в ответ схватил меня на руки и прижал к себе.
— Тома, я смогу. — Я сумею. — Ты поверишь в нас. — Я тебе обещаю.
Поцелуй, и еще один. Он улыбается, нет, он смеётся. Седой так редко смеётся. Ему так идёт смех…
— Какая же ты глупая Тома, если думаешь, что я не смогу.
«Счастье ты моё, горе ты моё…