Тишина

Это мнимый выбор.

Толпа вновь загудела, Федор услышал вскрик Агнии и неразборчивый шепот Евы, слышал, как выводят избранного из толпы и как голос Вельфа в очередной раз вежливо проговаривает:

– Назови свое имя.

– Дионисий, – отвечал избранный.

Федор резко раскрыл глаза. Совсем рядом с Верховным Жрецом, неуверенно улыбаясь, и, судя по всему, еще не сознавая всей торжественности своего положения, стоял его брат. Где-то позади радостно кричала Агния. Волхвы накинули на Диона венок из красных цветов. Все происходило столь быстро, что Федор не успевал толком сознавать происходящее. Он точно знал, что в эту минуту должен кричать от радости, но отчего-то радости в себе никак не мог найти. Словно что-то было не так, определенно не так должно было все сложиться, однако кто-то приказал, чтобы было именно так.

Вельф поочередно касался приклоненных голов избранных, как бы благословляя их долю. Он мельком оглядел лицо Диона: большие светлые глаза, длинные темные волосы и по-детски радостная улыбка. Незаметно для других Жрец улыбнулся ему в ответ.

Солнце неспешно скрывалось за горизонтом, опаляя золотом стену леса, людей и их празднование. Наступало время луны.

Люди в багровых венках – избранные – отправились танцевать с остальными, и во все время праздника их окружало множество людей, все вокруг поздравляли, старались прикоснуться к ним, оставить на них свое приветствие духам, к которым избранные должны были отправиться ночью. Волхвы разливали по глиняным стаканам красную жидкость – священный напиток, который было принято пить во время вакханалии весеннего равноденствия.

Агния подбежала к Федору и всучила ему один стакан. Ева и Арий тоже взяли свои.

– Давайте, на раз, два… три! – Агния зажмурила глаза и выпила все разом.

Федор неуверенно коснулся губами напитка – запах напоминал испорченные ягоды, а на вкус он был еще противнее, чем на вид. Кислая горечь, которая неприятно вяжет язык и мелкой рябью осыпает голову.

Люди вокруг танцевали в хороводах, пели, спотыкались друг о друга, падали и вставали, при этом громко смеясь. Диона тоже утащили в один из хороводов.

На крыльце показались четверо в черных одеждах и расписных деревянных масках – личинах. Под этими личинами скрывались обычные волхвы, но в эту ночь они принимали другой облик, становились символами четырех назначений Тишины – четырех чародеев-основателей и четырех высших стихий. Маски плясали среди остальных, вокруг них образовались хороводы. Одна маска была мордой рыси, на другой сверху крепились оленьи рога, следующая делилась на две части – с одной стороны морда волка, а с другой – лисицы. Последняя маска изображала бабочку.

С их появлением крики и песни зазвучали еще громче, еще праздничнее и восторженнее. Маски кружились вместе с избранными, разливали красную жидкость с запахом переспелых ягод и подначивали народ танцевать больше и больше.

Подхватив с собой Ария, Агния побежала в тот хоровод, где рядом с маской-бабочкой танцевал Дион. Кружок ребят мигом наполнился звоном ее смеха.

– Ева, – Федор аккуратно коснулся плеча девочки. Было видно – Ева совсем не разделяет всеобщего настроения. Нечто странное мешалось в ней.

– Федор, скажи, Дион больше не вернется к нам?

Голос Евы звучал по-особенному резко и срывался от обиды – всхлипывающие нотки прорывали всегда спокойный голосок, а глаза наполнялись слезами. В это мгновение Федору стало жалко ее даже больше, чем брата. Ему вдруг захотелось уговорить Диона остаться не столько ради себя, сколько ради успокоения Евы. Было невыносимо смотреть на нее – всегда добрую, мягкую и теплую – с покрасневшими глазами и жалостливо опущенными вниз уголками губ. Лишь Ева разделяла то замешательство, от которого обоим им было стыдно, однако от которого никак не получалось избавиться. Они слишком понимали судьбу Диона, чтобы позволить ему попрощаться с жизнью, едва познав ее красоту.

– Большая ошибка энто, – начал быстро лепетать ей Федор, стараясь перекричать пения вокруг. – Не может быть, чтобы избрали его. Должны были избрать кого-нибудь, токмо не его… и не тебя, и не Агнию, и даже не Ария. Не могли они просто так взять и избра-ать его!

Федор не мог объяснить себе это расстройство. Он никогда не оставлял своей уверенности в том, что просто невозможно такое обстоятельство, чтобы кто-то посмел разлучить их маленький кружок. Ему казалось, словно все вокруг сознают и должны сознавать, что просто нельзя разлучать их.

С одной стороны, здесь обязана присутствовать радость за брата, ведь это такая честь – быть избранным в день искупления! Однако внутренний бес не переставал шептать о том, что все это ошибка и всего этого не должно было случиться. И как Дион сам этого не понимает? В один миг все танцы, обряды, песни, все вокруг перестало иметь всякий смысл и всякую радость – счастливые улыбки стали казаться насмешливыми, злыми, сверкающие глаза и лица стали гореть жутким пламенем, и все вокруг кричало: «Это не то, так не должно быть, теперь ты один, один!» И все вокруг смеялось, кружилось в страстной круговерти и не останавливалось ни на мгновение, мучило разум и смеялось: «Теперь ты один, один!» Федор ужасно не хотел остаться в одиночестве, и главный страх – потеря брата – предстал перед ним в личине огромного чудовища, необратимого назначения, против которого он, маленькая частица, не может сделать ничего. Жизнь без Диона не представлялась совсем, и страшная паника вмиг охватила Федора, словно бы кто-то пытался отобрать у него не просто самое ценное, но часть его самого, пытался вырвать с корнями часть его собственной души. Ведь это его кровь – в Дионе его кровь – и он всегда был рядом, он всегда был большим, чем все остальные, он всегда, сам того не замечая, подталкивал Федора на борьбу с внутренним демоном, который одолевает его всю жизнь, а теперь… Что теперь? Он уйдет? Нет, определенно нет, надо бежать, бежать…

– Дион, Дион! – Федор выцепил его из хоровода и незаметно отвел в сторону, пока остальные увлеклись танцами с маской. Глаза Диона светились радостными васильками. – Дион, бежать надо. Не так все энто. Не мог стать избранным ты… Ошибка энто, надо бежать нам.

– Не мог я стать избранным? – повторил Дион, растягивая каждое слово.

– Не о том, не о том я, – быстро подбирал слова Федор, – все, все неправильно. С рассветом ведь уйдешь ты, нельзя, чтобы ушел ты. Разве не видишь ты энтого? Куда вообще поведут избранных? Все не так должно быть, тут какая-то тайна. Плохая тайна. Надо бежать, бежать!

– И что ты предлагаешь? – Дион едва заметно нахмурил брови. Его вполне устраивала роль избранного. – Куда нам бежать?

– В лес, – Федор не замечал его недовольства. – Проберемся чрез дыру в заборе у колодца, а там вперед, и выйдем куда-нибудь. Надо бежать, прошу тебя, иначе будет плохое, точно будет плохое.

Будучи в полной уверенности в том, что Дион поддержит эту авантюру, Федор подхватил руку брата и потянул за собой. Однако Дион резко вырвал руку из объятия брата:

– Я избранный, Федор, куда я побегу? В лес, к красным демонам? Ты себя слышишь? Мы издохнем в этом лесу уже чрез два дня, ежли нас раньше не поймают демоны! Уверуй же в мою судьбу так, как уверовал в нее Верховный Жрец. Нет у нас ничего дороже судьбы. Почему тебе так сложно поверить в то, что я избран? Разве ты не чувствуешь Тишины? Ты готов предать ее? – он не давал Федору говорить. – Ты думаешь только о себе.

– Готов, Дион, я готов! Не хочу я оставаться один.

– Вот именно! – Дион смягчил голос. Он смотрел на брата, столь похожего на него самого, словно в зеркало, и видел в хрустальных глазах сверкающие стеклянные капли. – Но ты никогда не будешь один. У тебя есть Агния, Ева, Арий в конце концов, хоть он и дурак. А я буду там, вместе с духами, я смогу говорить с ними, представляешь! Прости мне мое счастье и отпусти меня.

Нижняя губа Федора дрожала. Он не мог сдержать этого. Вокруг все так же разливались огни народного веселья, и все так же насмешливо кружил этот злобный монстр, готовый навсегда забрать его брата. Эта благосклонная воля Тишины.