Туман

Алексей Аркадьевич Захаров был из контролирующих структур и, под утро он приехал к задержанному с проверкой, на которую его вовремя подтолкнул «сигнал» от завербованного лица. Дело в том, что один из четырёх бойцов группы захвата был тайным осведомителем майора по вопросам внутренней безопасности. Все мы знаем, что подобная практика, для удобства решения многих задач, существует не только во властных структурах, но и на обычных предприятиях, а в нашем случае, данное «служебное стукачество» хорошими последствиями отразилось для Максима Зиновьева.

Когда Максима завели в кабинет, майор сидел не за столом, а на кушетке возле стены и изучал рапорт, составленный знакомым ему неким капитаном Беспаловым Н.И. Оторвавшись от бумаги, Алексей Аркадьевич оглядел приведённого ему гражданина и рукой указал тому на одинокий стул в центре комнаты.

Максим присел, сложил ладони между коленей и внимательно стал наблюдать за работой майора.

– При исполнении…, – усмехнулся Захаров, глядя в рапорт, – да ещё табельное оружие…. Вы его успели потрогать? – Неожиданно спросил майор, оторвавшись от листа, и остро взглянул на арестованного.

– Кого? Подполковника? Даже мизинцем его не касался, – с невозмутимым откровением признался Максим.

– Ценю ваше самообладание и чувство юмора, молодой человек, – заулыбался Захаров и представился: – Я – майор Захаров Алексей Аркадьевич. А вас, я так понимаю, зовут… Максим Геннадьевич Зиновьев, – сверился он, раскрыв в руке паспорт.

– Так точно, – на военный манер подтвердил Макс.

– Но всё же, ответьте мне про пистолет, – настаивал майор.

– В глаза не видел, – коротко и искренне ответил задержанный.

– Разумеется, – задумчиво произнёс майор, достал из папки другой документ и, вчитываясь в него, продолжал допрос: – Вы до этого были знакомы с подполковником Жмыховым Михаилом Анатольевичем?

– Конечно, – ответил Максим не раздумывая, – он мой блуждающий сосед сверху.

– В каком смысле? – поднял на него глаза майор.

– В нашем доме не живёт, – принялся пояснять Макс, – а приезжает, когда ему вздумается. Там квартирка на втором этаже от матушки – Алёны Григорьевны ему досталась. Вот сегодня с мигалками он заявился. Дискотекой нас, отсталых, побаловал.

– А вас там много «отсталых» было на этих танцульках? – прищурившись, спросил Захаров.

– Да почти все соседи и вышли, – сдвинув брови, вспоминал Зиновьев и тут же поправился: – А, Владимирович вышел только когда меня уже забирали. И ещё эта…, госпожа Потёмкина так и не вышла, но в окне я её заметил.

Майор поднёс листок поближе к своему лицу и, как будто у самой бумаги, спрашивал с усмешкой:

– Кто-кто свидетель? А где же остальные?

Потом взглянул на Максима и задал вопрос уже конкретно ему: – Старшина Павленко Сергей Викторович, часто посещал ваш дом вместе с подполковником Жмыховым?

– Вы, наверное, имеете в виду водителя? – уточнил Максим и, покачивая головой, ответил: – Нет, я бы заметил. Нас там так мало, что я даже по шуршанию и писку узнаю, какая из мышей бежит по лестнице.

Алексей Аркадьевич более внимательно посмотрел на Максима и небрежно поинтересовался:

– Не могу понять: ты так ершишься, или таким образом пытаешься скрыть своё волнение?

– Наверное, и то и другое, гражданин майор. Я же не знаю, какую цель вы преследуете этим допросом, – изъяснился Зиновьев, чувствуя, что и в самом деле волнуется.

– Это не совсем допрос, – спокойным голосом успокаивал его майор, – считай, наш разговор пока дружеской беседой. Если, конечно, у тебя и впрямь не было намерения завладеть оружием, – посмотрел он на арестанта опять остро.

Максим поднял руку, почесал подбородок, потом щёку и признался:

– Скажу вам честно: если бы он на меня направил пистолет, то, скорее всего, я бы завладел оружием. Но пистолета в его руке не было.

– Слава Богу, что не было. И это очень хорошо, – в задумчивости, словно пропел Захаров, и задал новый вопрос: – А старшина Павленко, как себя повёл, когда вы выясняли свои отношения со Жмыховым?

– Умеренно и вполне благородно. Даже пытался усмирить подполковника, но тот его отпихнул, – с симпатией к водителю отрапортовал Максим.

Майор отбросил на кушетку бумагу, встал, потянулся, разминая руками поясницу и, с глубоким выдохом в потолок, произнёс:

– Ой, дурак. До пенсии всего ничего осталось, а такие кренделя выписывает.

Пройдя мимо Максима к окну, Алексей Аркадьевич некоторое время наблюдал за бледнеющим фонарным светом на листве дерева, за наплывающей справа по небу розовой зарницей, а потом, повернулся к Максиму, сунул руки в карманы брюк, присел одной ногой на подоконник и заговорил:

– Давай-ка, добрый молодец, поступим так: ты мне сейчас подробно рассказываешь без протокола всё, как было, только без фантазий и этого твоего чувства юмора, а после, я ещё раз подумаю и приму решение.

Максим почувствовал, что для него появляется благополучный исход этого дела, и даже хотел встать со стула в знак благодарности, но Захаров его жестом попросил успокоиться. Тогда Зиновьев сосредоточился и, без затруднения, сдерживая эмоции (как и просил майор), обрисовал приезд Жмыхова, передал свою короткую, но содержательную беседу с ним, описал молниеносный захват и «трогательное» прощание оскорблённого подполковника, посланное Максиму в живот.

Когда Макс закончил рассказывать, для Алексея Захарова картина была предельно ясной, и рассматривать её с другой стороны уже не имело для него никакого смысла, поскольку подполковника Жмыхова он давно успел изучить, и неплохо знал Михаила Анатольевича, именно, с той – другой стороны. Захаров был из той редкой когорты офицеров, которые понимали, что такое офицерская честь и уважали эту честь в себе. Была бы его воля, он бы этого Жмыхова отправил в запас без всяких почестей и пенсии за такую выходку, но история эта вырисовывалась настолько неприятной для всего состава, что раздувать её не следовало бы ни в коем случае, как бы не требовала того офицерская честь. К сожалению, честь – это понятие индивидуальное, личное и другим это понятие не передашь вот так запросто, но служебную и, тем более, мужскую солидарность никто не отменял, так что, необходимо было замять эту неприглядную чепуху ещё в истоке. «Это происшествие должно непременно раствориться по-тихому; так будет лучше для всех, – заключил для себя Алексей Аркадьевич и задумался: – Но как поделикатнее утихомирить Жмыхова? Такую вонь не так просто заткнуть, а она даже на уровне кабинетов не нужна». И тут его посетила замечательная мысль. Маленькая деталь, из только что услышанного рассказа, родила эту мысль. Захаров, разумеется, в целом понимал, как замять это дело, а теперь он ещё и знал, как заткнуть навсегда рот Жмыхову.

– Ты сказал: «без шлюхи». А как часто он посещал ваш дом с подобными дамами? – Спросил он с открытым интересом и удовольствием.

– Для его возраста…, я думаю, что часто, – решился Максим на иронию, посчитав, что уже можно.

– А ты уверен, что Жмыхов всегда приезжал с проституткой? Ну, может быть всё-таки, это была его дочь или жена? – перестраховывался на всякий случай майор.

Максим совсем уже расслабился и позволил себе лёгкую дерзость. Он посмотрел на Захарова, как на любопытного наивного ребёнка и сказал:

– А кому придёт в голову вести свою жену в знакомую ей стрёмную хату, заставляя её при этом пригибаться под окнами, красться, чтобы ступени не скрипели и, тем более, за полночь? Ну, про дочь у меня никаких фантазий не хватит. А в общем-то, я и дочь, и жену его знаю. Они раньше не часто, но приезжали в эту квартиру по выходным, – закончил он без сарказма.

Майор Захаров глубоко повздыхал в раздумьях, поглаживая пальцами лоб, и сказал:

– Но ты тоже, мил человек, не из умного разряда. Без какой-либо поддержки, вот так резко, бросаться на подполковника милиции – это, брат, отчаянная глупость. Но от себя замечу, что глупость достойная уважения.

– Не один вы такого мнения, товарищ майор, – заверил его Максим и прибавил печально: – Но согласитесь, что грустная картина вырисовывается: оказывается, чтобы снизу поставить высокопоставленного хама на место, главное, что движет человеком – это отчаяние.