Туман

Алексей Гончаров

Туман

Раз в столетие, а бывает и того реже, он выплывает из горных ущелий или поднимается с непроходимых болот (в зависимости от того, где предпочитал отдыхать) и плавно плывёт над землёй, выбирая маленькое обжитое человеком местечко, чтобы отвлечься от своих снов. Найдя подходящий участок, он расставляет свои нереальные фишки, бросает волшебные игральные кости, и начинает партию. Выявляет слабых игроков, определяет победителей и уходит, оставляя после себя только слухи, хотя игра его достойна того, чтобы стать легендой.

Глава 1. Знакомство.

Наконец-то наступило время, когда серые кирпичные пятиэтажки и блочные девятиэтажные строения, омытые дождями, с въевшимися ржавыми и солеными подтёками, перестали быть завистью для многих российских людей. В начале двадцать первого века, жилищный вопрос, вроде бы, и перестал так уж сильно портить человека, но и положительных качеств, справедливости ради надо сказать, у населения при этом не добавилось. Острая необходимость в жилье в целом уже искоренялась по стране, но в потребительском значении у граждан резко повысилась требовательность, доходящая частенько до скандалов, к качеству домов и квартир. Для тех, кто оставался проживать в пятиэтажках, вожделенными мечтами становились холёные высотки с яркими вентилируемыми фасадами, без балконов, с глубокими лоджиями и широкими парадными подъездами. Про внутренний разумно спроектированный простор таких квартир, про комфорт со вторым туалетом и душем, примыкающим к спальне, и говорить не следует, чтобы лишний раз не раздражать этих людей. Ну, да, Бог с ними. Каждый имеет право желать себе шикарные жилищные условия, которые, якобы, являются гарантом благополучия и счастья.

Мой рассказ пойдёт о другой постройке, наспех возведённой на отшибе провинциального города Н, в предшествующую социалистическую эпоху. Это двухэтажный дом из деревянного каркаса, который замуровали в цемент и, словно для прочности, выкрасили в мышиный цвет. Но всё-таки, я оговорился: серый цвет стен не был изначальным, поскольку кое-где повторная краска уже выцветала, проступали лиловые пятна предыдущей краски, и их особенно хорошо можно было разглядеть в солнечный день. Впрочем, и свидетели из представителей старого поколения жильцов этого дома поговаривали, что когда-то он красовался в нежно-васильковой расцветке. Тупоугольная кровля была покрыта уже замшелым от природных катаклизмов шифером, свисающие края которого были все в сколах. Да и в центре кое-где зияли небольшие чёрные дыры, размером с кулак, и походила эта крыша на сброшенный с плеч мужика-колхозника огромный изношенный ватник. В сторону леса выходило два подъезда. Вернее, это были обычные входные двери даже без приступка с искорёженными и рябыми от коррозии железными козырьками сверху, под которыми на шнуре свисали голые лампочки без всяких плафонов.

Глядя на эту постройку, среди прочих вопросительных мыслей могло возникнуть и такое любопытство: – «Кому пришла в голову идея, построить шестнадцати-квартирный дом у самого леса, вдали от общей цивилизации, километрах в десяти за чертой города?». Но на это уже вряд ли кто-то даст вразумительный ответ, а предполагать можно всё что угодно: от романтической версии, подразумевающей вечерний уют вдали от цивилизации после рабочего дня, до банального «отмывания денег». Хотя, что я говорю…. Такого понятия в те времена не было; оно формулировалось несколько иначе, допустим: нерациональное использование народных средств. Так или иначе, но постройка была возведена на скорую руку, но добротно, а если и подразумевалось, что жильцы этого дома будут иметь какую-то элитарность, там…, социальную значимость, то сейчас эту идею можно было отнести в разряд издевательского мрачного сарказма.

Внутренние жилищные условия в этом доме были вполне приемлемыми. В квартирах имелся объединённый с душем туалет, просторная комната площадью «квадратов» двадцать, …а в боковых квартирах таких комнат было аж две. Так же приличных габаритов была кухня с газовой плитой, но газ был привозным; прямоугольные железные ящики, в которых находились длинные большие баллоны, располагались на торцевых глухих стенах. Ну, в общем, я хочу сказать, что дом находился в пригодном состоянии для скромного проживания в нём, но если отойти от него на небольшое расстояние, то он напоминал старое умирающее животное, безнадёжно отставшее от своей стаи.

По разговорам самих жителей этого дома, можно немного узнать, что в каких-то городских учреждениях, вроде бы как, вопрос о расселении был уже давно решён, поскольку фундамент дома проседал и крошился, а в кровле обнаружилась трещина, которую каждую весну кое-как латали какие-то непонятные работнички. И всем было ясно, что обслуживать этот дом неудобно и невыгодно ни одной коммунальной службе, но магия бюрократии надёжно оставляла эту проблему на плаву.

Итак, вопрос о расселении решён, но никаких реальных документов никто не видел, да и вообще, оказалось невозможным найти хотя бы мало-мальски знающего человека, у которого можно было бы спросить, в какое городское управление обращаться. Один жилец когда-то попытался продать в этом доме квартиру (разумеется, за бесценок), но даже этого он сделать не смог, потому что, как оказалось, никакой документации в БТИ по этому дому нет, и на чьём балансе это жильё числится, – тоже вразумительно никто не ответил. Но вся омерзительная прелесть этого волшебства заключается в том, что квитанции на оплату жилищно-коммунальных услуг людям приходят с тошнотворной регулярностью. Многие, кто имел возможность обзавестись достойным жильём, не дождавшись этого мнимого расселения, покинули свои квартирки, но, разумеется, оставили за собой право собственников, смутно надеясь на новую положенную жилплощадь взамен, и поэтому квартплату они всё же продолжали оплачивать, и по сей день платят.

Так что, из шестнадцати квартир в жилом пользовании на данный момент осталось всего шесть помещений. Вернее, пять с половиной. В квартире под номером восемь, что в первом подъезде на втором этаже, постоянно (в бытовом понимании) никто не проживал. Она служила некой своеобразной отдушиной для подполковника милиции Михаила Анатольевича Жмыхова. Однокомнатная «дыра», как он всегда называл это место (в котором он, кстати, родился, провёл своё детство и часть юности), законно и окончательно перешла к нему от старушки-матери, которая скоропостижно скончалась лет десять назад. Несложно представить каким «достоянием» являлась эта убогая «однушка» для Михаила Анатольевича, если постоянным местом дислокации подполковника было шикарное многоэтажное строение в центре города, в четырёхкомнатной квартире которого он проживал со своей женой и пятнадцатилетней дочкой.

Будучи ещё майором, предприимчивый Жмыхов сумел решить и квартирный вопрос своего старшего сына, и теперь самостоятельный молодой человек в престижном квартале на окраине города ведёт свой замкнутый от родителей образ жизни. Таким образом, Михаилу Анатольевичу оставалось только устроить дочь в университет, а потом удачно выдать её замуж, и тогда все его обязательства перед самим собой будут выполнены.

Правда, последние пункты давно уже не мешали Жмыхову наслаждаться семейным и служебным благополучием по полной программе. Но, как это обычно бывает, когда всё идёт слишком хорошо, начинает чего-то не хватать, какой-нибудь сладкой ягодки на верхушке торта. Вот тогда-то он вспомнил про матушкину захолустную квартирку и решил её использовать. Из материнской мебели Михаил Анатольевич ничего себе не оставил, вывез всё на свалку всё без сожаления. Нанял бригаду работяг; те перебрали скрипучий пол, наклеили новые обои, обновили потолки, а из санузла сделали белоснежный образцовый уголок для занятия интимными гигиеническими процедурами. После окончания ремонта, Жмыхов деловито и не спеша, в течение недели, прикупил газовую плиту, большой холодильник, обзавёлся мебельной стенкой, телевизором, завез другую необходимую мебель, и с особой тщательностью подобрал себе широкую кровать.