В дельте Лены

Радостно приветствуя утро и кое-как позавтракав скудной четвертинкой фунта пеммикана, мы вновь отправились в путь, полные, по крайней мере, прекрасного настроения и предвкушая хороший день пути, который, по моим расчётам, должен привести нас в первую деревню, отмеченную на нашей карте. Следуя по главному ответвлению реки на запад, мы наткнулись на небольшую группу островков, пронизанную во всех направлениях мелкими протоками, из которых, мы решили, выхода не будет. Было около полудня, поэтому мы съели по порции пеммикана, и пока некоторые остались заваривать чай, другие отправились разведать местность и попытаться найти путь в лабиринте проток. А Ньюкомб взял ружье и попытался подкрасться к стае диких гусей, которых он заметил в тундре. Увы! – то ли ветер был в их пользу, то ли кто-то их спугнул – во всяком случае, гуси наотрез отказались внести свой вклад в рацион нашего питания. Во время разведки к юго-востоку от нас была замечена ещё одна заброшенная хижина, но мы не стали её посещать. Протоки тут текли во всех направлениях, поэтому самым разумным было вести лодку просто против течения – тогда, если у нас хватит провизии, мы должны будем когда-нибудь достичь основного течения реки. Так оно и случилось. Через пару часов мы снова были в судоходной протоке шириной в полторы мили и с приличным течением. Со свежим ветром мы быстро понеслись вверх по реке, миновали длинный высокий остров, соответствующий одному из обозначенных на карте, и без особых трудностей продолжали свой путь, пока не достигли развилки реки. Здесь мы сначала попробовали пройти по северо-западному ответвлению, но, обнаружив, что это просто глухая или заиленная протока, повернули назад и последовали по западному или западно-тень-южному[33] ответвлению. Ветер вскоре стих, и нам пришлось взяться за вёсла. Течение было сильным, а гребцы наши уставшими, но в нескольких милях впереди виднелся высокий мыс, после которого река резко поворачивала на юг. Я направился к нему, держась поближе к берегу, где течение было слабее, подбадривая людей тем, что в двенадцати-пятнадцати милях за мысом, где мы остановимся на ночлег, согласно карте, есть деревня, и что на следующий день мы обязательно прибудем туда. Гребля была долгой и трудной; была уже почти ночь, когда мы обогнули мыс и высадились на низком болотистом берегу, который мы назвали «Грязевой ванной».

Установив две палатки, мы собрали достаточно сырого дерева, из которого получился хороший дымный костёр, поужинали и легли спать. Даненхауэр, Ньюкомб, Коул и Бартлетт поднялись на небольшой холм и спали в маленькой хижине, построенной там туземцами для наблюдения за оленями. Ночь была холодной и ветреной, шёл небольшой снег. К утру погода ухудшилась. С запада задул сильный ветер, и широкая река, которая здесь текла с севера на юг, волновалась, как море, покрытая белыми барашками, а у берегов образовался молодой лёд. Мы настолько ослабли, что с трудом передвигались. Коул, Лич и Лаутербах особенно жаловались на обмороженные ноги, и так как я хотел, чтобы все оставались, по возможности, сухими, я подтащил лодку как можно ближе к берегу, усадил в неё всех калек, включая себя, и попытался оттолкнуться, но безрезультатно. В конце концов несколько мужчин вылезли из лодки и столкнули её, но прежде чем они смогли запрыгнуть назад, лодку подхватило течением, и стоило больших усилий подобрать их снова. Мы взяли один риф на парусе и пошли вверх по реке в сторону поселений. Даненхауэр попросился исполнять обязанности рулевого весь день. Руки и ноги у него были в хорошем состоянии, и, хотя один глаз был забинтован, он, вроде, достаточно хорошо видел другим. Я с радостью согласился, довольный тем, что другому нашему рулевому будет облегчение, хотя для меня его не было, так как я не доверил бы управление парусом никому, кроме моих собственных потрескавшихся и распухших рук. Холодный воздух вихрями стекал вниз по холмам и распадкам, окатывая нас брызгами и креня лодку так, что вода бурлила прямо по краю подветренного борта. Вскоре мы заметили несколько оленей, бегущих по холмам так далёко, что нам оставалось только проводить их взглядом и печально вздохнуть. Вообще наше нынешнее состояние вызывало у меня немалое беспокойство; при таких сильных порывах ветра и в нашем искалеченном и ослабленном состоянии, с полуслепым рулевым, если лодка налетит на корягу или отмель и перевернётся, мы едва ли спасёмся в ледяной воде.

Мы были в пути уже больше часа, когда на западном берегу реки показались два больших, в жилом состоянии, жилища. Наши надежды сразу возросли – может, там были туземцы? Подойдя ближе, мы убедились, что это не так. Признаки недавнего присутствия человека были, но из труб не шёл дым – эта безошибочная примета человеческого жилья. Воистину, какой долгожданной радостью для усталого странника в любом уголке Земли бывает видеть дым, который поднимается над жилищами людей! Белое мирное облако любезно сердцу везде, независимо от того, видно ли его, как я видел, мягко вьющимся над бедной хижиной в джунглях Африки, в густых лесах Южной Америки, в тундрах Сибири, или, освещённый красным отсветом очага, поднимающийся вверх прямо из сугроба, под которым живёт в своём вигваме шумная и гостеприимная семья тунгусов или якутов. И везде ты желанный гость, и всегда тебя готовы встретить, угостить и приютить.

Тем не менее я направил лодку в небольшую бухточку в устье ручья, где стояли эти хижины. Это была, по-видимому, рыболовецкая и охотничья «заимка». Среди плавника было разбросано множество всякой туземной утвари, указывающей, что хижины время от времени посещаются. Дальше откладывать остановку было нельзя, мы и так мало отдыхали последние два дня, и я решил воспользоваться этими изысканными жилищами и вероятностью того, что до следующего утра сюда могут наведаться туземцы. Перед хижинами стояло несколько столбов, к одному из них я привязал длинную жердь, на верхушке которой повесил чёрный флаг, чтобы привлечь внимание туземцев или наших лодок, на случай если они будут идти этим путём, который я посчитал главным рукавом реки. Лодку разгрузили и вытащили на берег, я распределил людей по хижинам, и вскоре мы уже сушили одежду перед пылающими кострами и располагались на отдых. Утро был ясным, а мы все в отличном настроении после крепкого и столь необходимого сна. Несмотря на то, что у меня несколько замёрзли конечности; кровообращение моё восстановилось, голова была ясная. А ещё у нас теперь были все основания рассчитывать на встречу с туземцами. Перед отъездом я прикрепил к флагштоку на высоте человеческого роста записку, в которой написал, что я со своей командой высаживался в этом месте накануне, все в порядке, и мы отправились на юг в поисках поселения. Затем, отчалив, мы пошли вдоль западного берега реки, пока, неожиданно, не оказались в широкой бухте. Это было странно, так как я полагал, что мы поднимались по главному восточному ответвлению и повернули на юг к основной реке, когда мы обогнули мыс два дня назад. А здесь мы находились в большой бухте шириной в пятнадцать-двадцать миль, с едва видимой на горизонте сушей, и такой мелкой, что лодка почти постоянно садилась на мель. Проложить южный курс через залив с помощью часов и компаса было нетрудно, так как погода стояла хорошая и светило солнце; но трудность заключалась в том, чтобы найти на этом обширном водном пространстве достаточные для нашего судна глубины. Мы находились в путанице отмелей, песчаных кос и проток, текущих во всех направлениях, в основном на восток и север. Вскоре на высоком мысу на юге, к которому мы постепенно приближались, можно было различить несколько хижин. Мы долго высматривали какие-нибудь признаки жизни, и я сказал команде, что мы поужинаем там, если сможем причалить к берегу. Но течения и отмели оттесняли нас на восток, а из хижин не шёл дым, чтобы побудить нас продолжать наши усилия, хотя мы все ещё держали курс на юг и проходили всего в миле от хижин. Наконец, когда мы оказались в протоке, которая вела нас на восток, я решил, что глупо ещё больше утомлять команду в тщетных попытках посетить эти, несомненно заброшенные жилища, и поэтому, когда уже давно миновало наше обеденное время, я решил высадиться на берег в ближайшем удобном месте.

33

Здесь и далее будет использоваться румбовая система отсчёта направлений. В ней частица «тень» в названии направления означает прибавку одного румба (румб = 1/32 полного круга 360° или 11.25°). В частности, «запад-тень-юг» означает направление на запад + 1 румб к югу, т.е. 258.75°. Направление норд-ост-тень-ост = северо-восток + 1 румб к востоку = 56,25°. – прим. перев.