В дельте Лены

Дичи здесь не было, поэтому мы выпили наш обычный чай с пеммиканом. На косе рядом оказалось несколько шалашей, говоривших о недавнем присутствии туземцев. Как обычно при каждой остановке, я установил компас и сделал заметки об особенностях местности и направлении течений. Люди тем временем бродили вокруг и исследовали кто что хотел, пока я не собрал всю команду грузиться в лодку, намереваясь следовать против течения, которое было прямо противоположно нашему курсу на юго-восток. Я как раз обсуждал это с Даненхауэром, как вдруг увидел выше по реке – чудо! и ура! – приближающиеся к нам три каноэ с туземцами. Не зная, были ли они дружелюбны, но помня, что чукчи временами были очень враждебны, как и туземцы на мысе Принца Уэльского и мысе Барроу в Беринговом проливе, я приказал спешно отчаливать, чтобы встретиться с незнакомцами на равных, и распорядился держать наше огнестрельное оружие наготове, но спрятать. Пока мы шли к ним, я делал им знаки подойти ближе, но они сторонились нас, явно опасаясь встречи. Тогда я обратился к ним по-английски и по-немецки, а все остальные приветливо улыбались (хотя я подозреваю, что они просто смеялись над моими бесплодными попытками завязать разговор на всех современных языках, о которых я имел хоть малейшее представление). Наконец, две лодки прошли мимо, но самый молодой и, по-видимому, самый бесстрашный из туземцев подплыл к нам, чтобы получить кусок пеммикана, который я велел одному из моих людей сначала попробовать, а затем предложить ему.

Его звали, как мы потом узнали, Афоня[34]. Точнее, это была часть его имени, потому что туземцы называют друг друга разными именами – полученными по крещению и родовыми, в зависимости от особенностей характера или роста, возраста или профессии. Например, Василий Ушастый, Старый Николай, Громкий Николай, Большой и Маленький Николаи.

Во всяком случае, пока Маленький Афоня приближался, я велел команде сидеть смирно, а когда он достаточно приблизится – ухватиться за его лодку, что и было сделано. Афоня явно растерялся и испугался. Он просил нас освободить его, показывая жестами, что может опрокинуться. В этот момент мы проплывали вниз по течению мимо нашей стоянки, и я показал ему, что мы приглашаем его причалить с нами к берегу. Он, кажется, понял, что мы не причиним ему никакого вреда и нуждаемся только в помощи, потому что, когда мы пришвартовались, окликнул двух своих спутников, которые выбрались на берег примерно в миле ниже, и они быстро присоединились к нам. Затем началось дружеское общение. Один из моих спутников, более пылкий, чем остальные, расцеловал каждого туземца в обе щеки; они приняли это приветствие с флегматичным удивлением. Я приказал приготовить чайник чая и, пока он заваривался, выложил наши ружья, топоры и другое снаряжение – это их заинтересовало и обрадовало. Матросы тем временем деловито осмотрели их лодки и нашли в них рыбу, гуся и кусок оленины. Туземцы, показывая нам это, говорили: «Кушать, кушать», сопровождая жестом, что кладут пищу в рот. Так это стало первым словом нашего нового словаря – «кушать». Сначала мы все были очень озадачены восклицанием «сити́!», которое они часто произносили, и предположили, что это искажённое английское слово «city», которое они, возможно, заимствовали у русских торговцев, поскольку их язык много заимствовал из немецкого, французского и английского. Но вскоре мы узнали, что это было выражение удивления или восхищения. Афоня был смышлёный малый и научил нас названиям всех своих предметов одежды и снаряжения. Он был в восторге от нашего казнозарядного Ремингтона, хотя и испытывал некоторый трепет перед размером его пули, громким звуком выстрела и особенно дырой, проделанной пулей в бревне плавника. У него самого было небольшое ружьё – «винтовка». Все они с восхищением смотрели на наши топоры и тесаки, но гордились и своими, сделанными из мягкого железа. Лезвия их топоров защищены кожаным чехлом и затачиваются тем же стальным кресалом, который используется с кремнём и трутом. Вскоре мы узнали ещё несколько слов, выяснив, что, то, что они носят на голове – это «шапка», а красные и жёлтые шейные косынки – «платок». Они также объяснили нам, что привезли это из Булуна[35]. Это было именно то, чего я хотел! Деревня Булун была отмечена на моей карте, и теперь я старался упросить их провести нас к ней. Мы показали свои ножи, они в ответ достали свои, назвав их: «ножик», и, показав вверх по реке на запад, с поворотом на юг, сказали: «Булун». Они также говорили: «купец», имея в виду торговцев, а Маленький Афоня показал, как кузнец куёт нож. Я чуть не завопил от радости, что нашёл здесь, в дебрях Сибири, последователя Тувалкаина[36]. Да, местные жители показывали нам свои медные крестики, висевшие у них на шеях, как свидетельства их христианства, и крестились, и кланялись, но всё же для меня самым желанным и убедительным доказательством нашей встречи с цивилизацией была эта пантомима Афони о деревенском кузнеце из Булуна. Я знал, что религия в той или иной форме встречается везде, где поселился человек или куда проник христианский миссионер; но иногда в таких уголках Земли так много религии и так мало цивилизации, и даже если искусства и науки вовсе не процветают в Булуне, там есть кузнец – один из самых важных участников промышленного прогресса – и всё будет хорошо!

Мы разложили вокруг костра брёвна и сидели на них, попивая чай, который для туземцев, оказалось, был хорошо знакомым напитком. Я добавил по ложке спирта в каждую их чашку. Афоне смесь не понравилась, но двое других, по-видимому, знали, что они пили, а Фёдор, который оказался уголовным ссыльным[37], попросил чистого алкоголя. Я дал ему немного и заметил, что на дикаря он произвёл такой же эффект, как и на христианина. У него явно поднялось настроение, и он захотел ещё, но я убрал бутыль в лодку и дал ему понять, что её нельзя трогать. После чаепития мы повесили над огнём котёл, приготовили в нём гуся, рыбу, оленину, и заодно и кусок сырой кожи – всё в одном великолепном рагу, разделили его поровну между всеми и славно поужинали.

Затем я объявил нашим гостям о нашем желании добраться до Булуна. Для этого я прибегнул к наглядному обучению – нарисовал деревню: церковь с большим куполом в центре и несколько таких же маленьких вокруг. Афоня сразу сказал: «Булун», но возразил против разнообразных куполов. Рисунок был изменён по его вкусу, и я изобразил китобойную лодку с парусом, мачтой, рангоутом и экипажем, которая тут же была названа «лодка». Затем я изобразил человека, гребущего в лодке, и две другие лодки на некотором расстоянии от первой, и показал Афоне, что его лодка будет первой, за ней последует вельбот, а затем его соотечественники. Наконец я указал в сторону Булуна и произнёс: «Булун». Он сразу всё понял, и тут же закричал: «Сох, сох! (нет, нет), мус, мус! (лёд, лёд), помри!» – и, улёгшись на землю, закрыл глаза и изобразил покойника.

Я ещё долго не мог убедить их сопроводить нас до Булуна. Они приводили множество оправданий, главным образом что это опасно и далеко, что на реке образовался лёд, мало еды и плоха одежда, при этом демонстрировали свою рваную обувь и платье. Всё это время, однако, они старались убедить нас, что им самим очень хотелось бы побывать в Булуне, так как там они могли бы найти много чего хорошего, в частности, много водки. После чего они показали нам, как они будут много пить, отдавая один воображаемый предмет одежды за другим в залог, пока, наконец, они не смогут больше пить. После чего они легли и показали, как сильно они будут болеть с похмелья. Тем временем мы узнали, что «балаган» – это дом, а «балык» – рыба, а также что такое «спать» и «олень»; и с помощью этих слов я сообщил им о нашем желании поскорее отправиться куда-нибудь, где мы могли бы поесть и поспать. Они охотно согласились и, чтобы показать мне, насколько хорошо они поняли, положили головы на руки, закрыли глаза и захрапели, затем, раздув щеки, сделали вид, что брызнули водой на руки и умылись, говоря: «Кушать, кушать, олень, балык». Это вполне устраивало обе стороны, и мы отчалили и менее чем через полчаса, в сопровождении наших новых друзей, благополучно прибыли к хижинам на мысу, до которых мы так старательно пытались добраться в тот день. Вытащив лодки на берег, мы перенесли большую часть снаряжения в хижины; я был особенно внимателен с бутылью, перелив её содержимое в маленький бочонок, о котором туземцы не знали, и сам перенёс его. Место было заброшенной деревней, ранее известной как Малый Буор-Хая[38]. Она пришла в полный упадок, только несколько хижин ещё были пригодными для жилья, в то время как кладбище рядом было заполнено могилами якутов и тунгусов. Таково, как я узнал позже, положение дел по всей дельте: города мёртвых гораздо более населены и многочислены, чем города живых. Ибо, как мне потом рассказывали проводники, когда в балагане или хижине кто-то умирает, она тут же забрасывается; случайно наткнувшись на кладбище с грубыми деревянными крестами на могилах, проводники говорили: «Якут помри многа, якут креста многа!».

34

Афанасий Осипович Бобровский. – прим. перев.

Здесь и далее имена участников событий и некоторые географические названия выяснены из следующих источников:

а. С.Е.Мостахов «История географического изучения Северо-Востока Сибири», Якутск, 2013 г.

б. «Гибель парохода Жаннетта» (“Loss of the Steamer Jea

в. «Поиски лейтенанта Делонга и других» (“Search for Lieut. De Long and Others"). Отчёт лейт. Харбера, 48-й Конгресс США (I сессия), Палата Представителей, Исх. №163, 1884 г.

г. «Миссия лейтенанта Шютца» (“Lieutenant Schuetze's Mission"), 49-й Конгресс США (II сессия), Палата Представителей, Исх. №131, 1887 г.

д. «Гибель парохода “Жанетта"», Томскiя Губернскiя Вѣдомости, №14, 10.04.1882 г., стр.6.

35

Булун – бывшее село в Булунском улусе Якутии. Было расположено на левом берегу реки Лены напротив села Кюсюр. Существовало до 1957 года. – прим. перев.

36

Тувалкаин – библейский персонаж, который «был ковачом всех орудий из меди и железа». (Книга Бытия, глава 4). – прим. перев.

37

Фёдор Иванович Зырянов, якут, житель Намского улуса за кражу лошадей был приговорён местными властями к ссылке на Север. – прим. перев.

38

На карте Мельвилля [1] это место обозначено на правом берегу Быковской протоки (куда, как думал Мельвилль, они зашли) под названием Borkhia. На самом деле оно существует до сих пор на Сырдахской (прежнее название «Сардахская») протоке (72°26'57"с.ш. 128°54'07"в.д.) и называется Буор-Хая-Холомото (холомо = чум). – прим. перев.