Черная Призма

Он повернулся на ватных коленях. Пальцы его саднило, разум был полон горя и опустошения. Он похромал к апельсиновой роще.

Глава 9

Гэвин Гайл пролетел мимо аудиторий и казарм, понимая, что немало народу бросится к окнам посмотреть, что будет дальше. Вообще-то это был первый день обучения извлечению новичков, так что он, наверное, был совершенным примером для начального урока, который только мог дать любой магистр.

Магистр зажег бы свечу и велел бы ученикам комментировать, что происходит. Это всегда давало магистрам изобилие возможностей выбранить растерянных детей, которые непременно сказали бы – «она горит». «Но что ты подразумеваешь под словом “гореть”?» – «Ну, горит?» В конечном счете смысл в том, что любой огонь начинается с чего-то ощутимого и не оставляет после себя почти ничего ощутимого.

Когда свеча сгорает, куда девается фитиль? Он переходит в силу, которую мы знаем как свет и тепло, оставляя некий остаток – более-менее зависящий от того, как горела свеча.

Магия была противоположным. Она начиналась с силы – света или тепла, – и выражение ее было всегда физическим. Ты делаешь люксин. Ты можешь коснуться его, подержать – или быть удерживаемым им.

На полпути вниз Гэвин создал синий купол и страховку из холодной голубизны неба и добавил немного зелени для гибкости. Купол с хлопком развернулся и замедлил его падение. Когда он был в нескольких шагах от земли, он выпустил вниз несколько взрывных волн субкрасного, что достаточно его замедлило, чтобы он легко приземлился на улице. Купол рассыпался синей пылью и зеленым прахом, испуская запах смолы, мела и кедра. Он зашагал к докам.

Он нашел ее через несколько минут – она сама только что приехала, через плечо была перекинута котомка. Она переоделась из униформы Черной Гвардии, но по-прежнему была в брюках. Каррис надевала платье только раз в год, на Бал Люксократов, поскольку это требовалось. Она также выкрасила свои волосы в почти черный цвет, чтобы не так выделяться в Тирее.

Конечно, невозможно было не выделяться с такими глазами, подобными изумрудному небу, усыпанному рубиновыми звездами. Каррис была красно-зеленым бихромом – почти полихромом. Это «почти» она ненавидела всю жизнь. Ее красная дуга уходила в субкрасный настолько далеко, что она могла извлекать огонь, но она не могла извлекать стабильный субкрасный люксин. Она провалила экзамен. Дважды. Не имело значения, что она могла извлечь больше субкрасного, чем большинство субкрасных извлекателей, или то, что она была самым быстрым извлекателем, которых когда-либо встречал Гэвин. Она не была полихромом.

Но с другой стороны, полихромы были слишком ценными, чтобы разрешать им вступать в Черную Гвардию.

– Каррис! – позвал Гэвин, догоняя ее.

Она остановилась, поджидая его с озадаченным видом.

– Владыка Призма, – вместо приветствия сказала она, всегда соблюдая этикет на людях. Она явно до сих пор не прочла то письмо.

Он приноровился к ее шагу.

– Значит, – сказал он, – Тирея?

– Жопа всех Семи Сатрапий, – ответила она.

Пять лет, пять великих целей, Гэвин. Он ставил перед собой цели с тех пор, как стал Призмой, как фокус и отвлечение от мыслей. Семь целей на каждый семилетний срок. И первая была – рассказать Каррис всю правду. Правду, которая может разрушить все. Что я сделал. Почему. И почему я разорвал нашу помолвку пятнадцать лет назад.

И за это ты будешь вечно гнить в этой синей темнице, братец.

– Важная миссия, – сказал он.

Она пожала плечами:

– И как это важные миссии не заводили меня еще в Рутгар или Кровавый Лес?

Он хмыкнул. Рутгар был самым цивилизованным и процветающим государством Семи Сатрапий, и, конечно, будучи зеленым извлекателем, Каррис не могла не испытывать сильного влечения к Зеленым равнинам. А вот Кровавый Лес был местом, откуда происходил ее народ, и среди сосен она с юных лет не бродила.

– Почему бы тебе тогда не сократить поездку? Я бы мог доставить тебя туда.

– В Тирею? Это же на той стороне моря!

– Это по дороге к тому цветодею, с которым мне надо разобраться. – И мне может больше не подвернуться случая побыть рядом с тобой.

Она нахмурилась:

– Похоже, там в последнее время что-то много цветодеев.

– Всегда кажется, что их в последнее время много. Помнишь прошлое лето, когда появилось шесть за шесть дней, а потом ни одного за три месяца?

– Ну да. А какой? – спросила она. Как большинство извлекателей, она испытывала особую ненависть к цветодеям своего цвета.

– Синий.

– А. Догадываюсь, что вы разберетесь с ним. – Каррис знала об особенной ненависти Гэвина к синим лучедеям. – Минутку, вы охотитесь за синим цветодеем… в Тирее? – спросила она, поворачиваясь к нему, чтобы посмотреть на него своими призрачными зелеными глазами с красными искорками.

– На самом деле в окрестностях Ру, – прокашлялся он.

Она рассмеялась. В тридцать два года на ее лице появились лишь еле заметные морщинки – как ни печально, скорее мимические линии, чем следы улыбки, но ямочки на щеках были все те же. Это было нечестно. После стольких лет знакомства женская красота не должна попадать прямо в сердце мужчины и стискивать его до остановки дыхания. Тем более если она никогда не достанется ему.

– Тирея в тысяче лиг от Ру!

– Да ладно. В лучшем случае двести. Если ты перестанешь тратить дневные часы, споря со мной, я мог бы доставить тебя туда до заката.

– Гэвин, это невозможно. Даже для тебя. Но даже если бы и было возможно, я не могла бы просить тебя…

– И не надо. Я сам вызвался. Скажи мне, ты предпочла бы торчать две недели на корвете? Сегодня ясно, но ты же знаешь, как налетают эти штормы. Я слышал, что во время твоего последнего плавания ты так позеленела, что могла бы извлекать прямо из своей кожи.

– Гэвин…

– Важная миссия, не так ли? – спросил он.

– Белая убьет тебя за это. Она назвала твоим именем язву. В буквальном смысле.

– Я Призма. Это дает некоторые преимущества. И я люблю греблю.

– Ты невозможен, – сдалась она.

– У всех нас есть свои маленькие таланты.

Глава 10

Кипа разбудил запах апельсинов и дыма. Было все еще жарко, вечернее солнце проникало сквозь листву и щекотало его лицо. Он каким-то образом сумел добраться до одной из апельсиновых рощ, перед тем как потерял сознание. Кип посмотрел вдоль длинных ровных рядов в поисках солдат, прежде чем встать. Голова все еще была тяжелая, но запах дыма вытеснил все мысли о нем самом.

Когда он подошел к краю рощи, смрад усилился. Кип увидел вспышки света вдалеке. Он выбрался из рощи и увидел садящееся за поместьем алькадесы солнце, это было самое высокое здание в Ректоне. Пока он смотрел, цвет солнца перешел из красивого темно-красного в более темный, злобный. Затем Кип снова увидел свет – огонь. Густой дым внезапно поднялся в небо и, словно по сигналу, взметнулся вверх в десятке мест по городу. За какие-то мгновения дым расцвел в бушующие над крышами пожары.

Кип услышал вопли. В апельсиновой роще лежала древняя статуя. Горожане называли ее Разбитым человеком. Большая часть ее исчезла за века после падения, но голова по большей части сохранилась.

Кто-то давным-давно вырезал ступеньки на разбитой шее. Голова была достаточно высокой, чтобы наблюдать восход солнца над апельсиновыми деревьями. Любимое место для парочек. Кип взобрался по ступенькам.

Город был в огне. Сотни пехотинцев окружили поселение широким свободным кругом. Когда огонь выгнал каких-то жителей из укрытий, конники короля Гарадула приготовили копья.

Это были старая хозяйка Дельклара и шестеро ее сыновей, каменотесов. Самый здоровенный, Микаель, тащил ее на могучем плече. Он что-то кричал остальным, но Кип не мог разобрать слов. Братья вместе побежали к реке, видимо, надеясь спастись там.

Им не суждено было туда добраться.

Всадники опустили копья, пустившись галопом шагах в тридцати от бегущей семьи.