Вопросы воспитания

Но леди - вдовствующая леди, - Звенислава это совсем иное дело. В отличие от золовки, которая не пыталась вмешиваться в отношения брата с его высокой, дебелой женой, мать Альсины не сможет сдержаться и промолчать. Неужели все начнется сначала? Леди Звенислава вновь будет осуждать, упрекать, придираться и хлестко, до щелчка складывать веер всякий раз, когда ей что-то не понравится; леди Димитреску невольно втянула голову в плечи, словно хотела заранее спрятаться, но Гейзенберг опустился на корточки перед креслом и накрыл ладони женщины своими. Альсина подняла голову, глядя на мужа сквозь полуопущенные веки; в ее взгляде мерцало золото и янтарь, но нижняя губа подрагивала, будто она сдерживала слезы, хотя плакать не хотелось, однако полагалось: у леди Димитреску ведь умер отец, для которого она не смогла стать хорошей дочерью.

- Ты сама хочешь, чтобы она приехала? - спросил Карл, массируя пальцы жены; он крутил крупный перстень с гранатом, играя, и поглаживал выступающую косточку на костяшке под самым обручальным кольцом. - Если хочешь, действительно хочешь, я не против. Все понимаю, мать все-таки, какой бы змеей она не была. Да и девчонки обрадуются, для них-то она хорошая. Но если нет - я сам дам понять старой драконихе, что ее здесь никто не ждет.

Альсина вздохнула, сбрасывая с плеч палантин; внезапно ее бросило в жар. От мысли, что она может отказать леди Звениславе, сказать, что не хочет ее видеть в своей семье, сердце сорвалось на галоп. Это будет наиболее легкий выбор, но… трусливый; леди Димитреску попросту спрячется за спину Карла и лишит дочерей возможности увидеться с бабушкой. А что же сама леди Звенислава? Смирится с решением дочери или отвернется от нее окончательно? Вдовствующая леди Димитреску осталась совсем одна, нуждалась в Альсине, однако если бы она сказала о кончине отца раньше, женщина постаралась бы приехать на похороны. Получается, мать лишила ее возможности проститься с милордом.

Или была настолько убита горем, что позабыла о дочери?

А если и леди Звенислава… покинет их? Как будет чувствовать себя Альсина, не поговорив с ней, не обняв, не позволив увидеть девочек?

Леди Димитреску молчала, стискивая кружку; кофе остыл, казался чернее дегтя. Глубоко вздохнув, женщина встретилась глазами с мужем, который по ее взгляду все понял. Обреченно опустив голову, Гейзенберг прижался лбом к колену Альсины, не отпуская ее рук.

- Ладно… двум тещам не бывать, а одной не миновать. И так столько лет жили в тиши и спокойствии… пришла пора расплачиваться.

Карл, ласкаясь, по-кошачьи потерся лбом о ногу женщины, проехался щекой по ее бедру, затем провел носом, повторяя изгиб, и вдруг прихватил зубами, не сильно, но Альсина все же дернулась всем телом, подскакивая на кресле. Кофе, переплеснувшись через край кружки, забрызгало атласный халат леди Димитреску и упало темной кляксой на ковер.

- Гейзенберг! - прошипела она, запахивая чуть разъехавшийся халат на груди. - Если ты не забыл, у меня отец умер! Я в трауре!

- Я тоже! Ко мне теща едет! Такая, что впору подавать штормовое предупреждение. Ураган “Звенислава”. Хотя нет - она как вирус. Грядет эпидемия, потому что носитель заразы приедет сюда из-за тебя.

- Моя матушка - вдовствующая леди Димитреску. Имей уважение, Гейзенберг, к женщине, благодаря которой ты женат на мне.

- Я женат на тебе благодаря своей харизме, обаянию и… и потому, что ты славная баба, мимо которой невозможно пройти. А твоя мать… Она как диарея в детском лагере или прыщ на заднице: нет-нет, да вскочит, напомнит о себе.

- Карл, мой отец скончался, - прошептала Альсина, сдерживая нервный смех; она не имела права над этим смеяться, но Гейзенберг, беспринципный грубиян, нарочно издевался.

- Все когда-нибудь там будем. Не удивлюсь, если они там с моим стариком встретились. Сидят сейчас, пьют шнапс… обсуждают, какой я охуенный сын и какой хуевый зять.

- Об этом ты услышишь, когда приедет моя мама, - улыбнулась Альсина, погладив мужа по волосам; наклонившись, она прижалась губами к его макушке. Поддержка Гейзенберга была для леди Димитреску очень важна. После всех лет пренебрежения, с которым к ней относились родители, Альсина очень ценила то, что Карл был на ее стороне.

При этом он все же предпринял попытку сбежать из дома накануне приезда леди Звениславы.

- Нахера мне с ней встречаться? Она к вам едет, а не ко мне, - упирался Гейзенберг, - я же о ней в первую очередь и думаю. Милая, я же не сдержусь, я себя знаю. Еще чего доброго, старушка преставится и вслед за благоверным отправится…

- Ты в своем уме?! - рычала Альсина, хищно сверкая глазами. - А если бы я так вела себя с твоей сестрой, тебе бы это понравилось?!

- Клара - святая по сравнению со стрыгой, которая тебе досталась в матушки. А Галатея вообще ангелочек, чудо, а не ребенок, - тон Карла потеплел при упоминании племянницы; девочка росла без отца, который погиб еще до ее рождения и отличалась от сверстниц не только сдержанным, даже нелюдимым, характером, но и гетерохромией: левый глаз Галатеи был темно-карим, а правый - голубым, что было предметом зависти для Даниэлы: самой младшей из дочерей Димитреску это казалось безумно красивым. Галатея была очень милой малышкой; улыбалась бы она еще почаще.

- Если твоя мать меня проклянет, ты будешь виновата, - изрек Гейзенберг, состроив трагичную мину. Альсина поцеловала его в щеку и потерла большим пальцем кожу, на которой остался темно-бордовый оттиск помады.

- Она тебя прокляла в тот день, когда ты забрал меня и девочек. Так что можешь успокоиться: ее колдовство на тебя явно не действует.

- Значит, в ход зелья пойдут, - нахмурился Карл, почесывая заросший подбородок. - Так, девчонки! Следите, чтобы бабуля ничего мне не подсыпала и не подливала!

- А ты действуй на опережение: подсыпь ей сам что-нибудь, - кровожадно предложила Даниэла, за что заслужила пылающий возмущением взгляд матери.

- Не уверен, что привычные средства на нее подействуют. Нужно что-то по-настоящему забористое и бронебойное. О, знаю!.. Тот абсент, что мы пили с Моро на День независимости! Когда нас вырубило после первой стопки!

- Издеваешься? - прищурилась леди Димитреску, расправляя платье на груди; черный шелк шел по линии выреза тонкими аккуратными складками, тяжелая брошь с лунным камнем, на которой был выточен профиль самой Альсины, была приколота чуть правее линии декольте, ближе к плечу. - Недавно моего отца похоронили, ты еще и мать хочешь угробить?

Гейзенберг подозрительно замолчал, втянул голову в плечи, надув щеки, взгляд его заметался из стороны в сторону, и девочки дружно захихикали, глядя на отчима, словно застигнутого на месте преступления. Он поджал губы, выдвинув вперед нижнюю челюсть, после чего встретился глазами с женой и выпалил, шаркая ногами:

- Нет, что ты! Как я… Как тебе такое в голову вообще пришло?! Эта старая перечница подарила миру тебя, мою драгоценную жену, поэтому я буду бесконечно счастлив принять эту чуму в блузке с жабо в своем доме.

Карл, умильно моргая, боком придвинулся к все больше мрачнеющей жене.

- Слушай, дородная моя, а твоего батюшку случайно не кремировали?.. А то, подозреваю, и он к нам с визитом может приехать… сидя в виде пепла в урне.

- Еще одно слово в подобном тоне - и я сама овдовею в ближайшее время, - отчеканила леди Димитреску, которую все абсурдности, что нес Карл, странным образом успокаивали. Это было так грубо, вопиюще и нелепо, что просто не могло быть о чем-то серьезном. Девочки в силу возраста еще не понимали всю глубину и трагичность потери, тем более, проведя столько времени вдали от бабушки и дедушки, однако Кассандра ждала приезда леди Звениславы с воодушевлением, Бэла, которая ярче, чем младшие сестры, помнила лорда Димитреску, последние дни была крайне тихой и задумчивой, а Даниэла охотно подхватывала насмешки отчима, словно для нее все было только шуткой. Даниэла всегда любила посмеяться; даже разбив колено в детстве, хихикала сквозь слезы, но и ее улыбка померкла, когда в просторный холл в сопровождении рослого дворецкого зашла закутанная в меха вдовствующая леди Димитреску.