Стыд

– Болезнь рушит ее жизнь. Она избегает общения с родными. У нее почти не осталось друзей, она никого к себе не подпускает.

"Сдается мне, не поэтому у нее друзей нет", – вчерашняя обида не собиралась меня отпускать.

– Но ты ей, похоже, понравилась. Не знаю, о чем уж вы там с ней говорите, но она очень-очень в тебе заинтересована.

– Я не думаю…

– Поверь мне, мы с ней знакомы не первый день, – сказал он, мягко улыбнувшись уголком рта. – Если бы ты стала для нее другом, который поможет справляться с болезнью, проследит за приемом таблеток и за тем, чтобы она не вписалась в очередные неприятности, ты могла бы буквально ее спасти. И нашу семью тоже.

Его печальные светло-серые глаза смотрели прямо на меня, и я не пыталась сопротивляться. Захлопнув приоткрывшийся рот, я втянула носом сладковатый воздух и опустила взгляд.

– Я постараюсь. Сделаю, как вы скажете, но не могу гарантировать, что все получится.

Арье заметно оживился.

– Замечательно! Шауль тебе поможет, расскажет по поводу лекарств и прочего, не переживай. У тебя есть мой номер?

– Нет.

– Кину тебе звонок. Самое главное, – он слегка замедлился, чтобы я ничего не упустила. – Как только тебе покажется, что с Хаей происходит что-то неладно или она говорит что-то сомнительное, или уезжает куда-то без Шауля – пиши мне.

– Да, поняла.

– Я рад, что мы на одной стороне. Спасибо, Фрида.

Господин Хадад подмигнул мне на прощание и разблокировал двери.

2

Искусственный сумрак зала, созданный плотными римскими шторами, отлично гармонировал с нескладной лиричной мелодией, временами перебиваемой приглушенной руганью. Поджав под себя правую ногу, Хая сидела за фортепиано и сосредоточенно щелкала по клавишам. Мне показалось, что меня она не заметила, поэтому я решила не мешать и начать уборку со второго этажа.

– Больше не здороваешься? – прокатилось эхом по высоким стенам, как только я завернула к лестнице.

– Не хотела отвлекать, – отозвалась я и вернулась в полутьму зала.

Хая убрала руки от инструмента, похожего больше на космический пульт управления с афиши, чем на что-то земное, попереключала режимы на напольной лампе и спустила ниже рукава толстовки, пряча в них кисти.

– Мне стоит извиниться? – спросила она.

– Если считаете нужным.

Подсказывая, я скрестила руки на груди.

Она прикусила губу и с тяжелым вздохом наклонила голову в бок, словно извинения требовали от нее физических усилий, а потом вновь выпрямилась и покорно кивнула:

– Ладно. Прости, что высказала свое мнение, о котором ты не спрашивала.

Это конечно не было тем, что я надеялась услышать. Эти извинения – серый шум, смысла в них не больше, чем в грохоте камней. Однако на большее рассчитывать не следовало, поэтому я удовлетворенно кивнула.

– Я вас прощаю. Вы тоже извините, мне не следовало такое говорить.

Хая махнула рукой и с надменной ухмылкой заявила:

– У меня иммунитет. Значит, мир-дружба-жвачка и ты сваришь мне кофе? Брр, пока я не окоченела.

Хая мерзляво поежилась, хотя в комнате было довольно тепло.

– Может включить обогреватель? Или плед из детской принести?

Она помотала головой.

– Всегда морозит, если не сплю. Так что лучше кофе.

Шауль не покупал кофе, но я все же проверила каждый кухонный шкафчик прежде, чем вернулась к фортепьяно,опять не решаясь прервать работу. Руки Хаи без конца наигрывали один и тот же набор нот, а сама она вполголоса напевала что-то, покачиваясь и глядя куда-то перед собой. Ее диковатый вид казался знакомым. Она словно молилась на выдуманном языке какому-то неизвестному Богу, усердно и рьяно, но он отказывался слушать.

– Не нашла? – сквозь моления спросила Хая и, не дожидаясь ответа, захлопнула тетрадь. – Грёбаный Шауль с его грёбаной паранойей! Обувайся.

– Куда мы идем? – крикнула я сама себе, наблюдая, как Хая со вселенской яростью уже натягивает джинсы на пижамные шорты.

Спустившись по Ибн Эзра на Клеунснер, мы окунулись в облако из человеческих голосов, смешанных с шумом проезжающих машин, пиканьем светофора и детскими криками. Шли мы очень быстро – пафосный Верхний район не интриговал Хаю так, как замызганный и бледноликий религиозный квартал.

– Тормози, – окликнула меня она, когда увлеченная потоком людей я пронеслась мимо стеклянных дверей "Sunrise cafe".

Внутри было тесновато: аккуратная деревянная стойка с металлической столешницей, пара длинных столиков, по разным углам которых расселись ребята с ноутбуками и всякой канцелярией, и громаднейшая рыба-люстра, тоже деревянная, извивающаяся под самым потолком и подглядывающая сверху в экран белобрысой гойки.

– Мм, что тут у нас.

Хая постучала ногтями по стойке и поправила большие солнечные очки, закрывающие половину лица. Парень за стойкой, наряженный в зеленый фартук, заметался на месте, будто обращение Хаи застало его врасплох.

– Добрый день, – выдавил он, неестественно потряхивая головой от волнения.

– Да, привет. Два двойных фраппе на вынос, пожалуйста, – продиктовала Хая и обернулась в мою сторону. – Фраппе – это кошерно?

Я выразительно закатила глаза.

– Вообще у нас нет кошерных маркировок, так что… – любезно попытался объяснить парень, но встретив угрожающий взгляд Хаи, просвечивающийся сквозь солнечные очки, криво улыбнулся. – Два двойных фраппе на вынос.

– Спасибо, Кенни.

– О, вы запомнили, как мило, – ликующе отметил парень, потирая ладони в перчатках о фартук.

– Ага, – Хая тактично улыбнулась в ответ, косясь на его бейдж, и, аккуратно помахав ему на прощание своим стаканом, вручила мне мой.

Покинув "Sunrise cafe", мы спустились еще на тридцать метром вниз по улице и завернули в тихий сквер, скрытый от случайных прохожих за полосой одинаковых зданий. Плюхнувшись на скамейку, Хая в пару глотков допила свой кофе и с блаженным видом закинула стакан в мусорный бак.

– М-да, жизнь налаживается.

Она растянулась на скамейке, свесив с края кроссовки, стянув очки и опустив голову на сиденье. Но такое положение показалось ей неудобным, поэтому она приподнялась, подползла ближе ко мне, улеглась затылком на мои колени и, чинно сложив на животе руки, прикрыла глаза.

– Нравится?

– На вкус как то, что мне точно нельзя. Но да, это восхитительно, – ответила я, отставляя стакан в сторону.

Хая расплылась в довольной улыбке.

У меня почти получалось не думать о Гликманах. Тепло. Хотя солнце в сквер почти не попадает. Только одинокие лучи тайком проскальзывают сквозь зеленые кроны, монотонно шуршащие из-за легкого весеннего ветерка, обдающего свежестью кожу. Один из лучей устроился на волосах Хаи, подсвечивая непослушный локон. Этот локон назойливо привлекал мое внимание, не давая спокойно насладиться скромным пейзажем.

"Какая она красивая, – мелькнула мысль и плотно увязла в моей голове. – Особенно, когда молчит".

– Надеюсь, ты не думаешь, что обида дает тебе право не рассказывать про свидание, – напомнила Хая, не теряя своего умиротворенного вида – Как прошло?

– Вроде хорошо.

– Хорошо? – переспросила она, поднесла левую ладонь ко лбу и подозрительно прищурилась. – И когда свадьба?

– Не так быстро, мы же не с средневековье, – выдохнула я, вызывая своим негодованием еще большее наслаждение. – Сначала нужно понять, подходим ли мы друг другу и нашим семьям…

– Он тебе понравился?

Я пожала плечами.

– Скорее да. Он очень вежливый и, кажется, добрый.

– Симпатичный? – Хая саркастично ухмыльнулась.

Я попыталась воссоздать в голове его образ, однако из вчерашних воспоминаний вновь и вновь складывалась только одна картина: плохо освещённая улица религиозного квартала, лицо госпожи Хадад, ее слова, стеклянные двери бизнес-центра и новость о дяде. Вчера вечером я была напугана и зла настолько, что едва могу вспомнить лицо потенциального мужа.