Страница 42 из 61
Таращатся рыбаки на Тораяна в изумлении.
— Откуда ты взялся такой? Какого роду-племени? Где живешь?
— Живу я в Тэмма, тут неподалеку.
— Вот так штука, выходит, поймали мы на удочку парня из квартала Тэмма! Куда только наш брат не заберется!
Взвалили они Тораяна на плечи и понесли его домой к строгой матушке на расправу.
Треугольный сон
В старину это случилось, в далекую старину.
Жили в одном городке два приятеля: Тэппэйроку и Хатикоробэй. Раз в новогодний вечер сговорились они между собой рассказать друг другу, какой первый сон каждому приснится. За беседой и чаркой вина Хатикоробэй незаметно для себя вздремнул.
Во сне разобрал его смех: хе-хе-хе, хи-хи-хи. Тэппэй-року поскорей растолкал приятеля:
— Ага, Хатикоробэй, ты уже видел свой первый новогодний сон. И, уж наверное, любопытный! Скорей выкладывай, что тебе снилось.
— А, глупости! Я, правда, немного клевал носом, но чтоб я спал! Да ни одной минутки!
— Не ври, дрых вовсю и так громко хихикал, будто тебя щекочут. Значит, тебе сон привиделся. Ну, говори какой, мне не терпится узнать.
— Не знаю, хихикал я или нет, но никакого сна я не видел. Что пристал? Мне-то лучше знать. Не видел — и все!
— Нет, врешь, видел, видел. Зажилил сон, сквалыга!
Тут закричали оба: ты видел сон; нет, я не видел. Слово за слово, закипел у них спор, а где спор, там и ссора: «Посулил мне сон, так выкладывай! А после ссоры пошла у них тяжба. Потащил Тэппэйроку силком Хатикоробэя в суд.
А судья стал требовать: сознайся да сознайся, что утаил новогодний сон. Но Хатикоробэй уперся на своем: не видел я сна, которого не видел. Разгневался судья и велел привязать Хатикоробэя к верхушке сосны на горе Готэн. Качает его там холодный ветер.
Ночью вдруг прилетел тэнгу[91], кружась и порхая в воздухе, словно большая птица, и опустился на сосну.
— Эй, кто тут? Отзовись!
— Это я, Хатикоробэй.
— А зачем ты здесь ночью на верхушке дерева?
— Да вот принуждает меня судья сознаться, что я видел сон, которого не видел, и велел привязать меня к сосне.
— Ах ты бедняга! Я развяжу тебя.
— Спасибо тебе, господин тэнгу, от всей души спасибо. Но скажи мне вот что: как ты летаешь по воздуху? Верно, мудреное это дело?
— И вовсе нет, наука здесь небольшая. Каждый может так летать, кто владеет сокровищем тэнгу.
— А что это такое, сокровище тэнгу?
— Вот оно, погляди. Видишь эту палку? На вид простая, но есть у нее чудесное свойство. Когда хочешь взлететь на небо, надо махнуть палкой и сказать: «Ситяракатянтян, ситяракатянтян». А надо тебе спуститься вниз, махни палкой и скажи: «Одзуй-дзуйнодзуй, одзуйдзуйнодзуй». Только и всего. Но вот что я тебе скажу! Ты уверяешь, будто не видел сна, а на самом деле видел, да еще какой! Хочешь меняться со мной? Ты мне отдашь свой вещий сон, а я тебе — чудесную палку?
— И правда, эта палка — чудо из чудес. Пожалуй, давай меняться. Но покажи наперед, какова-то она на деле.
— На, попробуй, — сказал тэнгу и отдал чудесную палку.
Хатикоробэй крикнул:
«Ситяракатянтян, ситярака-тянтян!» — взмахнул палкой и легко взлетел в небо. Понравилось ему, летает, летает, а назад не спускается. Ждал его тэнгу, ждал и завопил громким голосом:
— Хатикоробэй, довольно, верни мне мое сокровище. Не надо мне твоего сна, только отдай палку.
Но Хатикоробэй летел все дальше и дальше. Что мог поделать бедный тэнгу?
Долго бы еще носился в воздухе Хатикоробэй, но есть захотелось. Надо было спускаться вниз. Сказал он: «Одзуйдзуйнодзуй, одзуйдзуйнодзуй», — взмахнул палкой и очутился на земле в городе Нумата.
Смотрит Хатикоробэй по сторонам, где бы ему поесть. А неподалеку стоит дом, на нем треугольная вывеска с надписью: «Харчевня «Три угла».
«Вот тебе на, странная вывеска! Что бы это значило? — думает Хатикоробэй. — Зерна гречихи — треугольные: может, здесь гречневой лапшой кормят?»
Постучал он в дверь.
— Эй, кто тут хозяева! Нельзя ли поесть у вас гречневой лапши?
На стук вышел хозяин с заячьей губой.
— Пожалуйте в дом, вот сюда, вверх по лестнице.
Поднялся Хатикоробэй в верхнее жилье и очутился в треугольной комнате.
Спрашивают его:
— Не угодно ли сначала в бане помыться?
Пошел он в баню. Стоит там треугольный чан, а Заячья Губа огонь под ним разводит. Выкупался Хатикоробэй.
— Ну, теперь несите мне лапши, да побольше!
Поставили перед ним столик. Глядит Хатикоробэй: и столик-то диковинный — с тремя углами.
— Э, видно, у них тут все на три угла.
Начал Хатикоробэй уплетать за обе щеки лапшу.
Вдруг откуда ни возьмись запрыгала по столу треугольная лягушка: шлеп, шлеп, шлеп. Только кончил он есть, как Заячья Губа подал счет. А денег у Хатикоробэя, как на грех, ни гроша.
— Не стоит эта лапша денег, по ней лягушка прыгала. Не буду платить.
— Вот еще, выдумал! На дармовщину поесть захотел. Давай деньги!
Заспорил Заячья Губа с Хатикоробэем и схватился с ним врукопашную.
Получил Хатикоробэй тумака и скатился с лестницы. Как ударился лбом о треугольный столб! Вскочила у него на лбу треугольная шишка. От боли Хатикоробэй охнул и открыл глаза… Какое счастье! Все было только сном!
А приятель спрашивает:
— Так что же приснилось тебе в новогоднюю ночь?
Рассеянный
Жил некогда один человек, на редкость рассеянный и суматошливый. Как-то раз собрался он пойти в храм бога Ина́ри[92] на праздник и говорит своей жене:
— Жена, завтра я пойду в храм бога Инари. Приготовь мне с вечера моти[93] на дорогу. Мне идти далеко.
Утром он встал рано, до рассвета. Жена еще лежала в постели.
— Жена, а жена! Где моти?
— У окна.
А ему послышалось: «У очага!»
Пошарил он у очага и нашел круглый горшочек, в котором жена держала краску — зубы чернить. Впопыхах он решил, что отыскал моти.
— Жена, а жена! Где платок — завязать моти?
— На полочке.
А ему послышалось: «На постели».
Поискал он на постели, нашел широкий женин пояс и думает — платок. Завязал в него горшочек и привесил к поясу. А за пояс вместо ножа деревянный пестик засунул.
— Жена, а жена! Где моя плетеная шляпа?
— Поищи на кухне.
Поискал он на кухне, нашел соломенную корзину и надел ее себе на голову.
Потом стал обуваться. На правую ногу надел носок, а на левую — забыл. На левую ногу надел сандалию, а на правую — забыл.[94] Так и вышел из дому.
Идет рассеянный по дороге. Начал день заниматься. Попалась ему на пути деревня, а люди там показывают на него пальцами и смеются.
— Глядите! Глядите! Вот идет какой-то чудак с корзиной на голове. И откуда только у него такая невиданная шляпа!
Он подумал: «Про кого это говорят?»
Оглянулся назад, никого нет.
«Неужели про меня?»
Снял шляпу, взглянул — вот тебе и на! Да это не шляпа, а корзина. Забросил он ее подальше в траву.
Шел, шел, и снова деревня на дороге. Опять люди смеются.
— Смотрите, как этот прохожий обулся? С пьяных глаз, что ли?
Поглядел — правда. Отошел он от деревни, разулся, забросил в траву носок с сандалией и пошел босиком.
Опять деревня на дороге. Люди на него показывают:
— Смотрите! Берегись, заколет! Вот чудак, пестик за пояс заткнул!
91
Тэнгу — японский леший. Имеет вид большой птицы.
92
Ина́́ри — бог, покровитель земледелия и шелководства. Так как он божество полей, то культ его отождествлялся с культом полевой лисицы, впоследствии ставшей его слугою. Праздник в его честь справляют в четвертом месяце.
93
Мо́ти — род лепешек. Сваренный на воде рис разминают в ступке пестом, пока не получится однородная вязкая масса; из нее приготовляют моти разной формы: круглые, в виде полумесяца и т. д.
94
Японцы носят белые матерчатые носки (таби) с отделением для большого пальца, чтобы удобно было надевать сандалии (гэта).