Экспромт

Геля была таким предложением удовлетворена вдвойне. И Володя сказал, что это кстати: его секретарь Света надумала стать матерью. Пока не ушла в декретный отпуск, сможет Клару поднатаскать и ввести в курс дел.

Клара почти месяц ходила на стажировку к Светлане, азы секретарской работы освоила. Заодно расспрашивала Свету о своем будущем боссе. Она, конечно, была знакома с мужем подруги матери, бывала у них в доме, но встречаться им приходилось редко. Ангелина Петровна нечасто брала дочь с собой, когда отправлялась в гости к тете Оле «душой расслабиться», а если и брала, чаще всего дядя Вова в это время пребывал на работе.

– Нормальный мужик, – охарактеризовала босса Светлана, – воспитанный, не хам. Отчитывает если, то по делу и без ора, не истерит. Рукам воли не дает, не любитель лапать молодое мясо, этого можешь не опасаться. Что там у него на стороне – не знаю, никогда не интересовалась. Но проколов с его стороны не было, может, хорошо конспирируется. Поводов жене не давал, вроде бы у них лад. Тоже приятная тетка, но мы ее тут практически не видим. Сверхбдительностью, как видно, не страдает, то ли ей до фонаря, то ли так супружнику доверяет. И с премиями босс не жлобствует. Так что будешь вести себя по-умному – приживешься. А там и я выйду, долго задерживаться в декретном не собираюсь.

Тоже мне, обрадовала! Но если с женой лад, с чего вдруг Ольге Леонидовне понадобилось засылать разведчика? Что-то изменилось? Клара, проинструктированная матерью, честно старалась быть глазами и ушами тети Оли. Но только поначалу, как теперь выяснилось.

Прозвище у Гели в близком кругу было – Жертва. Поначалу – Жертва Кашпировского, но в череде бегущих дней имя собственное потерялось. Где-то еще в пубертатный период Геля попала в лапы к хирургам с аппендицитом. Попала неудачно, под майские праздники, которых набегало аж четыре дня. А точнее, в предпоследний праздничный день, когда дежурный хирург был не совсем в форме, а точнее – совсем не в форме.

То ли сознавая личную ответственность, то ли пребывая в остатках праздничного куража и великодушия, он решил доверить операцию интерну. Это было смелое решение, поскольку парнишка особыми достижениями в хирургической науке пока не отличился, молодым азартом – «резать к чертовой матери!» – не обладал вовсе, и с какой стати поперся в хирургию? В общем, это была его первая самостоятельная операция.

Интерн Саша ошалел от такого доверия, но аппендикс удалил благополучно. И, в эйфории от собственного мастерства и благополучного исхода операции, немножко заторопился. Шов он наложил неаккуратно и больший по размеру, чем требовалось, за что наблюдавший процесс операции шеф лишь отечески пожурил.

Шов со временем превратился а некрасивый рубец. Поначалу Геля этому факту не придавала значения, но когда пришла пора открытых купальников и совместных с мальчиками купаний, запереживала. Этот рубец стал ее идеей фикс.

Тут приспела эпоха Кашпировского. Мать с соседками просто фанатели от телевизионных чудес целителя-гипнотизера. После очередного пятничного сеанса шумное женское вече во дворе обсуждало очередное чудо. Геля, в святой надежде на свое персональное чудо, в ближайшую же пятницу уселась в кресло перед телевизором, оголив живот.

На следующий день на пляже Гелька никому не давала покоя.

– По-моему, он стал меньше? – демонстрировала она свой живот и массировала-терла шрам, стимулируя исцеление. – Девчонки, как вам кажется?

– Ну… Вроде, да… – пожимали плечами девчонки.

Воодушевленная их поддержкой, Геля, форсируя события, весь день терла свой шрам. То ли от этого усиленного массажа, то ли она занесла какую-то инфекцию в воде, но шрам побагровел и вздулся. Со временем он, конечно, побледнел, но больше уже не уменьшился.

Ангелина первая произнесла роковые слова:

– Я стала одной из жертв Кашпировского, – сказала она с горечью. – Может, даже всего одной. Никто же не жаловался! И статистика не велась. Но на мне он обломался!

В тот миг она навсегда утратила веру в целительские чудеса. Впрочем, кошмар ее юности – безобразный рубец на животе – не помешал активной Гельке, лидеру по жизни, захомутать самого красивого парня в классе, Аркашку Сафонцева. Не просто захомутать, а и довести до ЗАГСа. Казалось, особого труда ей это не стоило: красавец Аркаша был парнем инертным и ведомым, что в дальнейшем имело для Гели печальные последствия.

Эта ее мечта осуществилась, шрам не стал помехой личному счастью. Но, осуществив свою вторую большую мечту, Геля на всю оставшуюся жизнь стала Аркашиной жертвой. Была ли она с ним счастлива? Ольга до сих пор ломала над этим голову. Полусонный увалень Аркадий оказался, по характеристике Гели, «гульливым кобелем». Как только на его пути возникала более-менее активная бабенка, Аркаша Сафонцев был не в силах устоять. Может, гены, а может, они просто рано поженились, парень не нагулялся? Кто знает, как складывалась бы семейная жизнь самой Ольги и Антона, если бы муж не погиб. Тоже ведь была большая любовь, и поженились рано.

Поначалу Геля со скандалами вытаскивала Аркашу из чужих постелей, а случалось это периодически. Привыкнув, перестала, и он уже возвращался сам, как гулящая корова, набродившись по окрестностям в поисках лакомого кустика, возвращается в родное стойло.

Самая первая Аркашкина измена была для Ангелины и Ольги и самой памятной, и не только потому, что, как позже перефразировала популярную песенку Гелька:

Оля тогда принимала в действе непосредственное и активное участие. Геля в то время трудилась медсестрой в детском комбинате, и как-то одна из нянечек сердобольно ей подшепнула, что к ее соседке по бараку периодически ныряет Гелин дражайший супруг.

Оправившись от первоначального шока и преисполнившись жаждой мести, Ангелина все же с непривычки робела идти в чужой дом и отстаивать там свое законное право на Аркадия. Кто же, как не самая близкая подруга – Ольга – должен был оказать ей моральную поддержку? Вдвоем они отправились по указанному адресу.

Старенький деревянный двухэтажный барак, в котором на первом этаже проживала змея-разлучница, располагался почти на окраине. Дверь двум мстительницам открыл мальчик лет десяти-двенадцати, невысокий, щупленький.

– Вы к маме? Проходите, пожалуйста, раздевайтесь, она скоро придет, – сказал мальчик и, не дожидаясь ответа, ушел в задернутую шторкой боковушку.

Подобное гостеприимство выглядело несколько странным – все же ребенок дома один, впустил незнакомых людей в дом и оставил одних… В этом доме так заведено или мальчик привык к визитам незнакомых людей? Раздеваться подруги не стали – не чаи распивать пришли – и прошли в комнату.

– Фу, какой свинарник! – сказала высокомерно Геля.

Это было спорное утверждение. На взгляд Оли – просто легкий беспорядок, какой бывает у всех. Однако, понимая, в каком раздражении пребывает подруга, затевать дискуссию ради утверждения истины она не стала. Но неслышно вошедшая в комнату вслед за ними хозяйка обиженно заметила:

– А я вас сюда не звала и к вашему приходу не готовилась!

Следом за ней в комнату втянулся Аркадий. Он еще в коридоре узнал, конечно, голос жены. Ему бы сбежать в этот момент по-тихому, доказывай потом, что он вообще когда-нибудь посещал этот дом. Но он, как полковая лошадь на зов походной трубы, повлекся на звуки родного голоса чисто автоматически. Своим появлением, а точнее, проявлением в комнате, он прокололся сам и подставил даму сердца.

Втянувшись и убедившись, что голос любимой жены – не слуховые галлюцинации, Аркаша застыл истуканом.

– Ах! – увидев мужа, слабым голосом сказала Геля и, словно юная барышня в душной бальной зале, стала заваливаться на Ольгу. Позже Гелькина мама объяснила, что Геля, видно, по части беременности пошла в нее.