Экспромт

Лидия Луковцева

Экспромт

1.

Можно сколько угодно спорить, с чего все началось, что послужило предпосылками…

Тибор Фишер. Философы с большой дороги.

Однажды утром Ольге Леонидовне позвонила Ангелина и заявила категорично:

– Я сейчас к тебе приеду!

Она не спросила, как обычно, занята ли подруга и расположена ли с нею встретиться «с ранья с самого, чуть глаза продравши». Гелька любила щегольнуть псевдонародным фразеологизмом, кося под «девушку простую». И сегодняшняя категоричность, даже беспардонность, в общем-то простительная подруге детства, но Геле не свойственная, уже должна была насторожить. Однако Ольга не насторожилась.

А дальше начала разматываться цепь событий. Или, опять же используя Гелькину терминологию: «Понеслась Манька по кукурузе!»

– У меня две новости, и одна хуже другой, – с порога выпалила Геля, еле переводя дух. – Я в осадке. Даже не знаю, с какой именно начинать.

– Аркаша? У него новая пассия? – равнодушно попробовала угадать Ольга.

– Пожалуй, это могло бы… стать… ошеломительной новостью… Но не на сегодняшний день, – помотала головой Ангелина.

Она никак не могла восстановить дыхание, а может, просто держала паузу, собираясь с силами.

– В свете известных нам с тобой… случившихся пару лет назад событий… драматических, надо признаться… – истерически хихикнула Ангелина.

Не так давно она с ликованием призналась подруге, что у мужа, кажется, уже конкретно «на полшестого». Ну, то есть начались проблемы с потенцией.

– Добегался, кобель! – мстительно констатировала страстотерпица Геля.

– А тебе-то чего радоваться?

Здраво рассуждая, подруга вроде бы должна была огорчиться этому факту, все же не старуха еще. Но пока в душе ее бушевало ликование: душа, наконец, освободилась от многолетнего гнета подозрительности. Тут действовал принцип: «Куплю билет и назло кондуктору пойду пешком». Геля руку к этой трагедии не приложила, не подсыпала Аркаше ничего в еду и питье, не бегала по гадалкам. Но, как ее душа три десятка лет супружества жила в ожидании очередного Аркашкиного похода налево, так, видимо, Аркашкина душа три десятка лет трепетала в страхе от грядущего разоблачения. Вот и закономерный итог, ведь все болезни – от нервов.

– Теперь я буду спать спокойно, – делилась своим счастьем Ангелина, – А этот кобель пусть втихаря свои препараты глотает всю оставшуюся жизнь. Мы же знаем, как они кобелям «помогают»!

Но, может, тут был случай исключительный, и как раз кобелю-Аркашке одно из разрекламированных средств неожиданно помогло?

– Нет-нет! Новости касаются тебя… хотя и меня, конечно, тоже… – дальше подруга перешла на уже нечленораздельное бормотание.

– Ну излагай уже, в конце концов! – подстегнула Ольга досадливо. – Что ты тянешь резину! Начни с той, что хуже, что ли!

– Твой драгоценный супруг тебе изменяет, – выпалила Ангелина, как в омут бросилась. Но простительного для такого случая злорадства в голосе подруги не улавливалось – мол, а я тебя предупреждала!

– Иди ты!.. – вымолвила Ольга недоверчиво. – Что за шуточки?

За два с лишним десятилетия их семейной жизни, как во всякой семье, случалось всякое, но измена? Ее насквозь положительный, разумный, где-то даже апатичный и нудноватый муж?

– Куда это я пойду, при таких-то обстоятельствах! Какие тут могут быть шуточки! – возмутилась Геля.

– Ну, а вторая новость? – шутливо спросила Ольга Леонидовна, никак не желая всерьез воспринять услышанное. – Та, что получше? Мой муж изменяет мне с моей лучшей подругой?

– Дура, – обиделась Геля. – Как сказать, «получше»… Твой муж изменяет тебе с моей дочерью, – опустив глаза долу и опять с паузами, хотя дыхание у нее уже восстановилось, вытолкнула, наконец, из себя Гелька.

…Ангелина была в гостях у дочери. Клара уже давно жила отдельно, платила ипотеку за студию, отгородив в ней уголок для кухни – воздвигнув символическую стенку из ДВП и оклеив ее обоями с абстрактным геометрическим узором. И даже дверь навесила на эту символическую стенку, столь же символическую, из фанеры, крашенной под мореный дуб, – типа, чтобы запахи пищи не так проникали в комнату. Как будто для запахов это было препятствием!

– И вообще, – невразумительно добавляла при этом Клара, – Дизайн! Красиво…

Зная свое чадо, Геля ни на минуту не усомнилась в том, что дизайн тут ни при чем, и кухонные ароматы тоже вряд ли сильно досаждали Кларе. Как будто она, сроду готовкой не увлекавшаяся, вдруг взялась тут всякие разносолы жарить-парить! Тем более, что имелась в наличии кухонная вытяжка.

Перегородка выполняла чисто прикладную функцию. К женской домашней работе дочь с детства пылала ненавистью, а пуще всего ненавидела мытье посуды. Обзаведясь собственным жильем, Клара сразу же приобрела посудомоечную машину. Однако привычке копить грязную посуду не изменила и загружала машину, подсобрав на нижней полке холодильника приличное количество тарелок, или уж когда совсем не оставалось чистых плошек-вилок-ложек. У пришедшего невзначай гостя могло создаться не совсем лестное мнение о хозяйке, если бы с порога его взгляд натолкнулся на Гималаи грязной посуды. А если бы гость пришел с матримониальными планами?

Впрочем, замуж дочь не торопилась, а с недавних пор отказалась от родительской помощи в плане финансовом. При этом сделала неплохой ремонт в квартире, купила мебель, технику – это на свою-то, хоть и неплохую, зарплату!

Особенно откровенной с матерью Клара и в девичестве не была, росла девочкой сдержанной, закрытой. Это у нее называлось – у каждого человека должно быть личное пространство. Нынешние дети сейчас все трепетно заботятся о личном пространстве, как-то при этом не слишком озадачиваясь нарушением личного пространства родителей. А уж когда дочь съехала на собственную жилплощадь, душевные разговоры свелись к минимуму. Но друг друга мать и дочь периодически навещали. Чаще, конечно, мать.

Поэтому, когда зазвонил Кларин телефон, и она, взглянув на экран, вышла из кухни, прикрыв дверь, Ангелина не сильно удивилась. Но дочь, выйдя, еще и голос понизила, а это уже Гелю напрягло: какие-такие тайны мадридского двора могут иметься у Клары, которые надо столь тщательно хранить от собственной матери?

Геля была человеком, по большому счету, порядочным, но, как у всякого нормального человека, у нее имелась своя слабость: она любила подслушивать. И надо честно признаться: в жизни ей это не раз помогало. Ольга Леонидовна хоть и с неохотой, вынуждена была признавать житейскую полезность Гелькиной слабости, но вовсе ее не одобряла.

– Геля, фу-у-у! – иногда по привычке выражала она свое неодобрение.

– Не чистоплюйствуй! – привычно отмахивалась Геля.

Было такое время, когда соседи и домочадцы, а также секретарши подслушивали, что происходит за чужой стеной с помощью стакана. Ангелина работала медсестрой, соседи часто обращались к ней за помощью по разным поводам, и в ее медицинском тревожном чемоданчике имелся, натурально, фонендоскоп. Для тревожного чемоданчика она со временем купила новый, а старый, еще вполне в рабочем состоянии, стала носить в сумочке, на всякий пожарный случай, как валидол или анальгин в косметичке для случайного человека, которому стало плохо на улице. Геля выхватила фонендоскоп из ридикюля и приникла к символической стенке.

Разговор дочери с невидимым абонентом длился довольно долго, и кое-что полезное Гельке удалось услышать. Несколько раз прозвучало «милый», «дорогой», и даже – «конечно, еще не разлюбила! Не успела за ночь, ха-ха-ха»! На сердце у Ангелины Петровны потеплело – не иначе, у нее может образоваться зять! Но тут же ее сердце сковало морозом от следующих, обидных для нее, слов дочери:

– Уже подъехал? Нет, подожди внизу, я мать выпровожу. Припаркуйся там где-нибудь за углом, она твою машину знает.

Знает? Машину?! Мать – выпроводит?!!