Страница 4 из 21
Машина, подпрыгнув на очередной кочке и жалобно заскрипев, вильнула за поворот и начала спускаться к мосту через речку Нура. Слева показались, обнесённые забором из колючей проволоки, бараки спецпоселения. Николай бросил на них взгляд. Неужели столько много внутренних врагов у Советской власти? Только здесь находятся почти 500 человек и таких спецпосёлков по всей необъятной стране очень много, а наш пролетарский суд не может ошибаться и значит врагов действительно много. И некоторые из них проникли даже в органы власти. Взять того же бывшего наркома внутренних дел Ягоду, который, как оказалось, был связан с врагом трудящихся Троцким и пытался организовать троцкистско-фашистский заговор в НКВД, готовил покушения на товарищей Сталина и Ежова, и занимался подготовкой государственного переворота и интервенции.
Да что далеко ходить, если даже здесь, в маленьком городке и то враги народа пробрались во власть. Бывший секретарь райкома Гришкан вообще орудовал как самый настоящий бандит. Построил дачу, на которой пировал со своими дружками. Туда свозили возами продукты, которых не хватало рабочим. Мука, масло, сахар, мясо и яйца портились и их увозили на отвал, а чтобы никто не мог их оттуда взять, всё это обливалось дефицитным керосином. И это тогда, когда в стране лютовал голод. Товарищи пытались критиковать Гришкана, но итогом стало несколько убийств с целью пресечь критику. Снять с должности Гришкана и потом арестовать смогли лишь благодаря письму, адресованному товарищу Сталину и доставленному в Москву двумя партизанами, воевавшими с белыми в здешних лесах. А ведь казался очень ответственным товарищем, верным большевиком. Когда на сталепроволочном заводе в 33ем году случился пожар и почти полностью сгорели травильное отделение, патентовка и сталепроволочный цех, то он оперативно мобилизовал все районные парторганизации и предприятия, организовал субботники и уже через 22 дня завод был восстановлен и начал давать так нужную стране продукцию, хотя по расчётам специалистов на это должно было потребоваться минимум пол года [6]. И всё же Гришкан оказался врагом народа. Разве не знал обо всех тёмных делишках бывшего секретаря райкома непосредственный начальник Николая? Прекрасно знал. И более того, всячески им потворствовал, закрывая на них глаза.
Николай уже решил, что как только приедет в управление, то сразу напишет соответствующий рапорт на имя начальника УГБ НКВД БаССР, когда его мысли переключились на того парня, что выловил из заводского пруда дядя Федя. Парень был очень странный. Николай уже выяснил, связавшись с Уфой, что он не является одним из тех двоих пропавших сотрудников НКВД, посланных к ним на усиление. Смущали наградные часы на его руке и очень странная гравировка на обратной стороне. Вернее в самой надписи ничего необычного не было, вот только выгравированная ниже очень мелким шрифтом дата вызывала вопросы. Кто-то, возможно по невнимательности, дважды написал год. Но тогда получается, что эти часы выловленному из пруда парню не принадлежат. Ему на вид лет 25–27. Получается, что в 1920 году ему было 7-12 лет. Речь идёт о юбилее, значит, по логике, в момент награждения ему должно было бы быть 10, ну пусть, 15 лет. Тоже не сходится. Нет, Николай слышал о том, что тот же Аркадий Гайдар, книги которого так нравятся его сестре Татьяне и который в 1921ом году прошёл со своим отрядом рейдом по Белорецку и окрестным сёлам, в 16 лет командовал полком.
Вот только больше ни о ком столь юном известно не было. А тут ещё и почётный чекист. Значит часы не его. Но, тогда, чьи? И как к нему попали? И кто он такой вообще? Вопросы, вопросы. Николай просто чувствовал, что за всем этим скрывается какая-то тайна огромного масштаба.
Так, за раздумьями, Николай не заметил, что машина уже стоит у крыльца районного управления НКВД и водитель вопросительно смотрит на задумчиво сидящего старшего лейтенанта. Хлопнув себя по колену, словно приняв какое-то решение, Николай выбрался из пропылённого авто и, поднявшись по ступеням на крыльцо, закурил. Мысли продолжали крутиться вокруг таинственного незнакомца. Наконец, докурив свой "Казбек", он щелчком отравил окурок в урну и прошёл в свой кабинет, где, предварительно закрыв дверь изнутри, сел писать рапорт на своего начальника. Изложив все известные ему факты нарушения социалистической законности со стороны начальника районного управления НКВД, Николай поднял взгляд на часы. Почти час просидел за рапортом. Теперь надо как-то передать написанное адресату, минуя почту. Поставив число и подпись, Николай вздохнул. Придётся или самому по какому-либо поводу ехать в Уфу, или отправлять туда надёжного человека. А пока, запечатав рапорт в конверт, Николай засунул его под дно массивного сейфа, стоящего в углу кабинета. Бережёного, как говорится, бог бережёт. Теперь достать конверт можно лишь с помощью длиной спицы или передвинув сейф, а для этого нужно человек пять не меньше. Проделав эти манипуляции, Николай решил съездить на лодочную станцию. Возможно неизвестный пловец уже очнулся и будет возможность с ним поговорить.
Выглянув в окно, Николай окликнул сидящего на лавочке водителя и попросил приготовить к поездке мотоцикл. Спустя пол часа, закончив свои дела в управлении, он выехал из ворот гаража, газанул и, поднимая клубы пыли, помчался вдоль по улице. Ещё на пол пути к лодочной станции заметил впереди на дороге идущую туда же сестру, которая несла в одной руке бидончик, а в другой узелок.
– Танька, куда это ты направилась? – Николай лихо затормозил рядом с сестрой и заглушил двигатель.
– Тьфу на тебя, Колька, – Татьяна шутливо замахнулась на брата узелком, – напугал. Сам же велел присматривать за гостем у дяди Феди. Вот туда и иду, а заодно вот щи им сварила и лепёшки испекла. И Михаила и дядю Федю накормлю.
– Значит очнулся гость? Успела познакомиться? – и подмигнув сестре, с прищурившись с улыбкой сказал, – А брату так обеды не носишь.
– Да ну тебя, – покраснела Татьяна, – ты вон какой здоровый лось, а там человек раненый, ему кушать надо и сил набираться.
– Ладно уж, сердобольная, садись, подвезу. Сам туда еду. Тоже познакомиться хочу.
Интерлюдия. Татьяна.
Когда брат попросил её приглядеть за раненым товарищем, да ещё сказал, чтобы об этом помалкивала, Татьяна сильно удивилась. Почему раненого не везут в больницу, где есть врачи, почему нельзя о нём никому рассказывать? Однако женское любопытство взяло верх и она, собрав в собственноручно сшитую брезентовую сумку бинты, йод и гостинцы для дяди Феди, отправилась на лодочную станцию, где и находился раненый.
Дядя Федя был единственным их родственником. Двоюродный брат матери, умершей в 1930-ом году от болезни. Как раз, когда брата Колю направили по комсомольскому призыву на службу в ОГПУ. Таня осталась совсем одна. Их отец, красный командир, погиб во время войны с белополяками в 1920-ом году и она его совсем не помнила. Мама воспитывала их с братом одна и вот её не стало. Николай учился на курсах и не смог приехать даже на похороны. Хорошо что кто-то смог известить о случившемся дядю Федю и он приехал в Уфу, чтобы забрать ставшую сиротой 11-ти летнюю Таню.
Так она оказалась в маленьком городке Белорецке, уютно расположившимся в окружении красивых уральских, поросших густым лесом, гор. А вскоре и брат Коля смог сюда получить назначение. С самых малых лет Таня была самостоятельной, помогала матери по хозяйству, а сейчас, фактически, стала хозяйкой в доме. Поначалу было очень тяжело, но она справилась. И в школе училась на отлично и хозяйство успевала вести на зависть всем. А ещё ходила с подружками в лес. В конце мая и начале июня рвали на лесных полянках вкусную траву кислянку[7], из которой получалась замечательная начинка для пирогов, да и так она была очень вкусная, летом ходила за ягодами, чуть позже за грибами, которыми были богаты окрестные леса. Когда брат получил назначение в Белорецк стало полегче. Он и пайки приносил и денежное довольствие. Так они и жили в доме дяди Феди. Сам же дядя Федя перебрался на лодочную станцию, где у него была своя каморка, в которой он и так постоянно проживал.