Страница 11 из 21
Глава 3. Откровенный разговор. Клад
Солнечный луч пробился через занавеску и упорно мешал мне спать. Вот ведь напасть. Так и придётся вставать. Но как же не хочется подниматься из мягкой и чистой постели. Тут я поймал себя на мысли, что в этом времени я первый раз просыпаюсь в нормальной постели и в нормальной кровати. Эх, хорошо. А то всё либо жёсткий топчан в каморке у Фёдора, либо не менее жёсткие нары в камере НКВД. После нашего спасения пришлось ещё три дня провести в, ставшей уже чуть ли не родной, камере, до установления, так сказать, личности. Правда эти дни провёл даже с некоторым комфортом. Выдали и матрас и пару одеял и медицинскую помощь оказали. Пришедший доктор лишь покачал головой, глядя на мою физиономию, больше похожую на реквизит из фильмов-ужаса, и намазал её какой-то вонючей мазью, посоветовав не обтирать её пока не впитается. Потом уже Ринат Гареев, наш спаситель, принёс какое-то снадобьё, как он сказал, народное, но от этого не менее вонючее. Как бы там ни было, но к моменту выхода на свободу лицо приобрело вполне человеческий вид. Во всяком случае встречные прохожие хоть и оборачивались вслед, но не шарахались в стороны. Так, не спеша, в сопровождении Фёдора и Рината, доковыляли до довольно большого пятистенника с высоким каменным полуподвалом и широкими воротами, за которыми оказался просторный двор с надворными постройками. В моё время на этом месте частных домов уже не было. Где-то примерно на этом месте будет стоять детский сад. Или теперь уже не будет?
Пока не спеша шли до дома Фёдора, где мне выделили для проживания целую комнату, как выразился Николай "чтобы на виду был", я жадно смотрел по сторонам, пытаясь угадать, где и что будет построено в будущем. Помогали оставшиеся в 21ом веке ориентиры. Водонапорная башня, Башкирская гимназия, в этом времени педагогическое училище; ориентируясь по ним более менее смог определиться. Конечно город изменился за этот, почти, век, но оставался вполне узнаваемым. А заводской гудок был таким родным, что, прикрыв вдруг заслезившиеся непонятно из-за чего глаза, я ощутил себя дома. Дом, теперь мой дом здесь. И моя задача сделать так, чтобы этот дом был как можно более крепким.
Откуда-то донёсся умопомрачительный запах чего-то вкусного и домашнего. Бросил взгляд на часы. Почти 8 часов утра. Пора вставать. Судя по звукам из кухни Татьяна уже давно на ногах. Вчера, когда меня привели в этот дом, она первым делом принялась осматривать мои раны и синяки и тоже намазала какой-то мазью. Похоже это уже входит у всех в правило мазать мою физиономию разными вонючими субстанциями. Потом мы с Фёдором были накормлены вкуснейшим ужином и напоены чаем с лепёшками. Чуть погодя пришёл Николай и мы там же на кухне продолжили нашу, начатую ещё в камере, беседу.
– Я так думаю, что пришло время поговорить обстоятельно в спокойной обстановке, – Николай чуть склонив голову внимательно посмотрел мне в глаза. Как же хорошо я помнил этот его взгляд. Ещё там, в моём времени это означало только одно; говорить придётся правду и только её. Да и не было желания у меня врать.
– Я тоже так думаю. Пора поговорить. В первую очередь вам нужно знать, что скоро начнётся война. 22 июня 1941 года Германия без объявления войны нападёт на СССР. Война будет страшная. Немцы дойдут до самой Москвы и только благодаря неимоверным усилиям будут отброшены от столицы. И не надо лапать кобуру, – на всякий случай предупредил я.
Николая, рука которого непроизвольно опустилась на оружие, – Пристрелив меня ничего не изменишь.
– А с тобой, стало быть, изменишь? – затянувшись самокруткой спросил Фёдор.
– Со мной больше шансов что-либо изменить. Во всяком случае если в ходе войны мы потеряем не почти 30 миллионов человек, а хоть на чуток меньше, то можно будет сказать, что жизнь прожил не зря.
– Сколько!? – одновременно спросили оба мои собеседника, вставая при этом из-за стола. Почему-то показалось, что сейчас меня будут бить.
– 30! Миллионов! Человек! – с нажимом разделяя слова ответил я, – и большинство из них это мирные жители.
Николай с Фёдором с минуту молча мерились взглядами, словно решая, что им делать с этим пришельцем из будущего, которое оказалось не таким уж и радостным, а потом всё так же молча уселись обратно. Фёдор мотнул головой куда-то в сторону печки и Николай, перегнувшись через спинку стула, достал откуда-то довольно объёмную бутыль с прозрачной жидкостью и плотно притёртой деревянной пробкой. Тут же на столе появились три гранёных стопки. Разлив в каждую до верха, Фёдор молча расставил стопки перед каждым. Так же молча выпили крепкий и прозрачный как слеза самогон.
Огненная жидкость прокатилась по пищеводу и растеклась пламенем по сосудам. Как по волшебству в руке появился кусок чёрного хлеба со шматом сала сверху. Обведя нас взглядом, Фёдор разлил по второй. Выпили, закусили. Николай выложил на стол коробку с "Казбеком" и кивком предложил угощаться. Фёдор взял папиросу, я воздержался. В том времени я всё никак не мог бросить курить, так что здесь даже начинать не буду. Кухня наполнилась клубами табачного дыма.
– Надо же что-то делать! – Николай с силой раздавил недокуренную папиросу в пепельнице, – Надо предупредить товарища Сталина, правительство.
– Ты серьёзно думаешь, что Сталин не знал о войне там, в моём времени? Ему докладывали об этом многие. Называли различные даты, в том числе и точную, но он до самого начала войны не верил. Он до последнего надеялся, что немцы не посмеют нарушить подписанный ими Пакт о ненападении. Надеялся оттянуть начало войны и успеть провести перевооружение армии, – я вздохнул, – А скольких из тех, кто докладывал о сроках начала войны отправили на лесоповал, а кого-то и расстреляли как паникёров. Так что не поверит товарищ Сталин ни вам, ни мне, пока не убедится в точности моих сведений.
– И что ты предлагаешь? – спросил Николай.
– Я предлагаю для начала выйти на Берию. Он вскоре станет наркомом и правой рукой Сталина. Если мне поверит Берия, то и Сталина убедить будет значительно легче, – я непроизвольно взял из коробки папиросу, покрутил её в пальцах и положил обратно. Раз уж решил, то и не надо начинать, – Я напишу несколько писем с подробным описанием ближайших событий. Первое будет анонимным и от того, какой будет реакция на написанное, будет зависеть дальнейшее сотрудничество. Либо я открою свою личность, либо я и дальше буду отправлять анонимные послания. Нужно только определиться с каналом доставки писем. Глупо все их отправлять отсюда.
– Ну с тем, откуда письма отправлять, мы определимся. В крайнем случае придётся задействовать для этого того же Гареева. Он товарищ не болтливый и лишних вопросов задавать не будет. Оформлю ему командировку в ту же Уфу и оттуда и отправим, – Николай принимал решения как всегда быстро, – Сам то чем думаешь заниматься?
– Есть у меня кое-какие мысли. Хочу построить вертолёт или, как его ещё называют, геликоптер. Сейчас работы над такими машинами ведутся в Германии и Америке, да и у нас что-то подобное пытались сделать не так давно. В будущем они станут основой армейской авиации и будут осуществлять как непосредственную воздушную поддержку войск на поле боя, так и десантные, транспортные и спасательные операции. В общем незаменимая, а в ряде случаев, единственная, способная выполнить задачу винтокрылая машина.
– И ты сможешь это сделать? – разливая по стопкам содержимое бутыля спросил Фёдор.
– Уверен что смогу. Опыт кое-какой в этом есть. Тут главная проблема это двигатель. Может понадобится помощь в выходе на местный аэроклуб. Они должны знать, где можно раздобыть хотя бы не до конца убитый двигатель от У-2. Ну и чертёжные принадлежности понадобятся. А то у меня вообще ничего нет.