Страница 8 из 22
Красивая женщина на глазах стала уродливой – черты потерялись, в хриплом крике на лице остался только рот – оскаленный, с поплывшей по губам помадой, запачкавшей и верхние резцы. Вместе с криком из её рта вылетали остатки слюны, в уголках губ запекалась пена.
Я рванулась со стула и упала обратно, прошептав одними губами:
– Стефан!
Как гора, возвышаясь над окружающими, Стефан нёс детей на кормление. Рядышком семенила Настя.
– Давай! Попробуй выгнать меня!
– Маленькая… – Серёжа наклонился, с новой тревогой всматриваясь в меня.
– Серёжа, убери её. Дети!
– Я расскажу, какой ты! О! Тут всем будет интересно послушать!
– Прости меня, Девочка! – Не отвлекаясь на вопли Карины, Сергей взглянул в сторону Стефана и приказал мне: – Отправляйся с детьми в комнату!
Понимая, что что-то происходит и ускользает от её внимания, Карина заткнулась, оглянулась туда, куда до этого смотрел Серёжа, и уставилась на замедляющего шаг Стефана. Стефан даже не заметил её, зато Настя повернулась к ней всем корпусом и растопырила руки так, будто думала закрыть ими детей. Я поднялась со стула и обыденно произнесла:
– Настя, Стефан, несите детей в комнату.
Стефан тотчас двинулся к комнате для кормления, и тут Карина присвистнула и изумлённым шёпотом воскликнула:
– Так вы с выводком?!
Будто споткнувшись об её слова, Стефан остановился и стал медленно к ней поворачиваться.
– Быстро же вы щенков успели нарожать! – продолжала удивляться она. – Или графини, как кошки, дважды в год рожают?
– Настя, унеси детей, – мягко приказал Серёжа.
Не спуская глаз с Карины, Стефан подал сумки с детьми Насте и глухо буркнул:
– Иди.
Настя опрометью бросилась прочь. Серёжа проводил её взглядом и тем же мягким тоном повторил мне:
– Лида, иди к детям.
Карина развязно захихикала.
– Делишь жёнушку с этим лохматым медве… – и не договорила.
Сергей шагнул и выдернул её из-за стола. Лицо женщины исказилось, взгляд испуганно заметался по лицу Серёжи, и вдруг глаза и вовсе округлились ужасом. Между нею и Сергеем стремительно вклинился Его Высочество, восклицая:
– Карина, крошка, что ты здесь делаешь?!
– Добрый вечер, – следом раздался вежливый голос Андрэ.
Никто из нас не заметил, как он и принц подошли к нам. Глядя на слившуюся в объятии троицу, граф спросил:
– Детка, что происходит?
– Ааа… – не нашлась я с ответом.
– Ваше Сиятельство, – упредил меня принц, оглянувшись с виноватой улыбкой, – приношу глубочайшие извинения. Не усмотрел. Подружку пригласил, пардон, дама не из высшего общества. Друг мой, благодарю. – Последнюю фразу он сказал Сергею, решительно беря Карину за плечо.
Мужчины несколько секунд смотрели в глаза друг другу, и Серёжа отступил.
– Ещё раз приношу извинения, – принц вновь оглянулся к графу и учтиво склонил голову, – граф… графиня. Пойдём, крошка. Выпила? Пойдём, не будем никому портить вечер.
Непонятно почему потерявшая способность говорить, Карина делала попытки отлепить от себя его пальцы, но пальцы Его Высочества только беспощаднее впивались в её плоть.
– Ну-ну, крошка, не надо сцен, – со смешком урезонил он, за лёгкостью его тона звучала неприкрытая угроза, – ты же знаешь, я этого не люблю. Пойдём, я провожу тебя к твоему суженому.
Принц потащил её от нас, не забыв прихватить и её сумку. Карина бросила на Серёжу умоляющий взгляд, но Сергей на неё уже не смотрел.
Сбросив оцепенение, я шагнула к графу и подставила ему лоб для поцелуя.
– Пойду кормить. Андрей, милый, закажи мне чаю, пожалуйста.
Скрывшись из глаз, у дверей нужной мне комнаты я прижалась к стене спиной и закрыла глаза, вызывая могущественную энергию Прощения. Сергей подошёл неслышно.
– Лида, прости. Я не знал, насколько её яд проник в тебя…
– Серёжа, не сейчас… мне кормить…
Я уткнулась лбом в его грудь, захватывая и его в очищающий поток огня. С улыбкой в голосе он спросил:
– Колдуешь?
Я кивнула, не открывая глаз, и через пару минут сказала:
– Теперь пойдём.
Малыши только что проснулись и ещё позёвывали, уложенные в рядок на пеленальный столик. Столик ещё вчера привёз Павел. Эльза приезжала навести чистоту и в этой комнате, и в апартаментах. А Настя всё равно всю дорогу брюзжала, что тащим детей куда не попадя.
Сергей с порога устремился к детям, но окрик Насти: «Руки!», заставил его остановиться и резко изменить маршрут – повернувшись на девяносто градусов, Серёжа с той же скоростью устремился в ванную. Я хохотнула, а Настя вновь сварливо повторила свою утреннюю фразу:
– И так таскаем детей куда не попадя!
Из ванной Серёжа вышел без пиджака и, разложив деток по предплечьям, заворковал:
– Проголодались маленькие, проголодались наши детки! Проголодалась доченька моя! Ах, как ты улыбаешься папе! Дай носик поцелую. И сынка тоже проголодался, и сынку поцелую! Голодный, мужичок? Сейчас-сейчас, маленькие, сейчас мама нас будет кормить.
Он прохаживался с малышами по комнате, пока я готовилась к кормлению – обмывала, а потом обтирала грудь грубой, жёстко накрахмаленной тканью – это Маша с Дашей придумали, чтобы кожа сосков загрубела, а я не спорила. Детки мне в первые же дни рассосали соски до трещин.
Только я присела на диван, Сергей подал мне Катю. Малышка жадно припала к груди. Я засмеялась.
– Тише, Котёнок, захлебнёшься!
Сергей подал второго малыша. Максим взял сосок в ротик спокойно и деловито.
Детки трудились, и переполненные молоком до каменной твёрдости груди начали умягчаться. Серёжа занял свою обычную позу – опустился подле нас на пол, одной рукой обнимая мои колени, локтем другой оперся на диван. Я оторвала взгляд от детей, посмотрела в его лицо и рассмеялась. «Четвёртый месяц деткам пошёл, а восторг на его лице тот же, словно это четвёртый день».
– Что ты, Маленькая? – спросил он, поднимая на меня глаза.
– Люблю тебя!
Катя выпустила сосок, повела глазками по сторонам, по моему лицу и, дрыгая ножками, начала что-то рассказывать. Вновь набросилась на сосок и стала сосать так же торопливо, как и в начале кормления. И так по нескольку раз. Максим уже насытился и гулял на руках отца по комнате, а Катя забавлялась – захватив сосок, отпускала, высказывалась, опять устремлялась к соску, уже даже не захватывая в ротик.
– Никак не определишься? – рассмеялась я, поглаживая дочь по тёмненьким волосикам. – Хватит или ещё поесть? Плохо, маленькая, если и в жизни ты не будешь знать, что хочешь!
Единственная процедура, при которой Катюша затихает, это массаж. Когда Стефан своими огромными пальцами растирает её тельце, разводит ручки и ножки в стороны, понуждает её переворачиваться с животика на спинку и обратно – она сосредоточенно покряхтывает и ничто в этот момент не способно её отвлечь.
Серёжа наклонился и забрал у меня малышку. Настя кинулась к нему со вторым полотенцем – одно уже лежало на плече под головкой Максима.
– Мы погуляем в парке, пусть детки поспят на свежем воздухе, – уведомила она и, взглянув на меня раскосыми, с чуть приподнятыми к вискам внешними уголками, глазами, задиристо спросила: – Когда домой-то поедем?
– Ночью, – ответила я, приводя себя в порядок.
Настя подошла, положила ладошку на мой затылок, понуждая пригнуться, и сердито застегнула молнию на моём платье.
– Дома детям лучше!
– Настя, не ворчи!
Сдерживаемое на время кормления, возмущение Насти вырвалось наружу:
– Да таких, как эта, которая у вас за столом… таких, вообще, кастрировать надо и не пускать в приличное общество.
– Настя!
– Она детей щенками назвала!
– Настя! … Присядь.
Настя плюхнулась на диван, пара злых слезинок скатилась по ее зарумянившимся щекам.
– Эту женщину можно только пожалеть, она не знала и никогда не узнает материнства, она никогда не знала любви. Настя, она настолько несчастна, что ненавидит весь мир. И себя она тоже ненавидит, только не догадывается об этом. Все её гадкие слова рождены ненавистью и бессилием. Раньше она думала, что в её власти судьбы людей, а сегодня поняла, что не всесильна. А ты хочешь поддержать и упрочить её власть.