Глубоководье

Про себя же Келемвар решил, что не уедет, не разузнав ничего об источнике запаха. Из леса веяло смертью, и для воина это означало, что кто-то в беде.

Да, теперь, когда проклятие было снято, Келемвар Лайонсбейн мог наконец предложить свою помощь тому, кто действительно в ней нуждался…

Из-за алчности предка на протяжении вот уже пяти поколений мужчинам из рода Лайонсбейнов приходилось торговать своим боевым искусством. Когда-то давно Кайл Лайонсбейн в самый разгар сражения бросил могущественную волшебницу на произвол судьбы и, одолеваемый жаждой наживы, отправился в лагерь врага. Волшебница прокляла предателя, и с тех пор он превращался в черного леопарда, стоило ему поддаться своей жадности. Проклятие Кайла передалось и его потомкам, но с одним отличием: теперь оно заявляло о своем существовании всякий раз, когда Лайонсбейны пытались сделать что-нибудь для других, ничего не прося взамен.

И ни одна тюрьма не могла сравниться с этим проклятием. Случилось так, что Келемвар, избрав поприще наемного воина, стал столь же жестоким, как и его предок. И потому одиночество было его постоянным спутником.

Удивительно, но именно бог Раздора, лорд Бэйн, помог Келемвару изменить всю его жизнь. Благодаря сложному сплетению событий воину удалось заставить бога избавить его от родового проклятия. Очутившись на свободе, Келемвар решил, что никогда больше не пройдет мимо чужой беды.

Адон продолжал упорствовать, не желая подчиниться требованиям Келемвара. И тогда в спор вмешалась Миднайт.

– А пахнет и впрямь паленым мясом, – согласилась она. Несмотря на то что Миднайт все еще сердилась на воина за приговор, который он вынес Кайрику, сейчас она была полностью согласна с Келемваром. – Поворачивай, Адон! Кел прав.

– Только давайте побыстрее, – вздохнул Адон.

Келемвар поскакал впереди. В лесу туман уже не казался таким густым, да и воздух был прохладнее. В пределах видимости весь лес, казалось, горел огнем от кроваво-красных листьев деревьев сумах. Спутники продвигались все глубже в чащу, через каждые несколько минут останавливаясь и принюхиваясь, чтобы не сбиться с правильного пути.

Вскоре они обнаружили тропу, уходящую в глубь леса. По мере продвижения вперед запах дыма и горелого мяса становился все сильнее. Наконец героям пришлось спешиться и взять лошадей под уздцы: тропинка сузилась, а ветви деревьев нависали слишком низко над землей. Минут через пять тропинка побежала вверх по небольшому холмику. Время от времени черный, смолянистый дым скатывался вниз, смешиваясь с оранжевым туманом. Они прошли еще немного, и вдруг деревья расступились, открыв взгляду огромные черные дубы, растущие по кругу.

В центре кольца дубов находилась небольшая обуглившаяся полянка, шагов в пятьдесят шириной. Поднимавшиеся не выше колена груды камней – вот и все, что осталось от небольшой деревушки. Огонь ничего не пощадил. Деревушка, очевидно, сгорела некоторое время назад, однако останки разрушенных домов еще курились черным дымом.

– Там, должно быть, находился колодец, – сказала Миднайт, указывая на кучу камней вокруг глубокой ямы.

– Что же тут случилось? – спросил Адон, задыхаясь от дыма.

– Попробуем разобраться, если сможем, – буркнул Келемвар, привязывая коня к дереву. Воин подошел к ближайшей куче камней и принялся разгребать почерневшие от сажи булыжники.

Небольшое жилище – около пятнадцати шагов в длину – некогда было возведено с огромным старанием. Искусно выложенный фундамент из камня на известковом растворе углублялся в землю по меньшей мере на четыре фута. Щели в стенах дома были замазаны глиной, чтобы внутрь не задувал ветер.

Наконец Келемвар наткнулся на чью-то крошечную руку. Если бы не старческие морщины и поблекшая кожа, он посчитал бы, что рука принадлежит ребенку. Воин, напрягшись, извлек тело из-под камней. Это была пожилая женщина, однако, несмотря на свою старость, ростом она была ниже ребенка и весила, наверное, меньше, чем меч Келемвара. Кожа ее давно утеряла свою упругость и цвет и стала теперь мертвенно-бледной, потрескавшейся. Лицо у женщины было добрым, а глаза, даже мертвые, глядели дружелюбно и ласково.

Келемвар бережно положил женщину на землю возле ее разрушенного жилища.

– Хафлинги! – воскликнула Миднайт. – Зачем кому-то понадобилось разрушать деревню хафлингов?

В ответ Келемвар лишь покачал головой. Хафлинги не копили золота, не прятали сокровищ. По сути, их имущество не представляло никакой ценности ни для кого, кроме самих хафлингов. Воин вернулся к своему скакуну и начал снимать седло.

– Что ты делаешь? – поинтересовался Адон, прикинув, что до наступления темноты осталась, по крайней мере, еще пара часов.

– Устраиваюсь на ночлег, – ответил Келемвар. – Возможно, мы задержимся здесь на какое-то время.

– Нет, это совершенно невозможно! – возмутился Адон. – Мы здесь все проверили, никому мы помочь не сможем, так что давайте возвращаться! Я настаиваю.

– Человек – даже такой малыш, как хафлинг, – достоин того, чтобы его достойно похоронили, – сказал Келемвар и одарил Адона грозным взглядом. – Когда-то тебе не нужно было напоминать об этом.

Адон не смог скрыть боль, которую причинил ему упрек Келемвара.

– Я помню, Кел. Но до Глубоководья еще несколько недель пути, и каждый час промедления приближает мир к гибели.

Келемвар бросил седло на землю.

– Может, кто-то выжил и нуждается в помощи.

– Выжил?! – закричал Адон. – Да ты с ума сошел! Здесь перерезали всех до последней крысы.

Келемвар промолчал, и тогда Адон повернулся к чародейке:

– Тебя он послушается, Миднайт. Скажи ему, что у нас нет времени. Это может затянуться на несколько дней.

Миднайт ответила не сразу. Перед ней стоял по-прежнему упрямый, но все же совсем не тот Келемвар, которого она знала прежде. Тот был эгоистичен и равнодушен. Этот человек проникся состраданием к несчастью народа, которого даже не знал. Наверное, именно проклятие было причиной его черствости и тщеславия. Наверное, он действительно изменился…

Но, к сожалению, Миднайт понимала, что Адон прав. Для демонстрации своей пробудившейся совести Келемвар выбрал неподходящий момент. Их ждало долгое путешествие, и ни единого дня нельзя было тратить впустую.

Чародейка соскочила с лошади и подошла к Келемвару.

– Ты изменился куда сильнее, чем я ожидала, – произнесла она. – И добрый Келемвар мне нравится больше. Но сейчас у нас нет времени. В эти дни нам нужен прежний Келемвар, с которым не совладал бы даже титан.

Воин взглянул на Миднайт.

– Если я отвернусь от этих хафлингов, стоило ли избавляться от проклятия?

– А чему послужит твое избавление от проклятия, если из-за твоей жалости погибнут Королевства? – вмешался Адон. – Хватит думать о себе, давай выбираться обратно на дорогу!

Келемвар повернулся к деревушке.

– Делайте, что считаете нужным, – промолвил он, – а я остаюсь.

Миднайт вздохнула. Продолжать спор было бессмысленно.

– Я тоже остаюсь, – кивнула она. – Нам все равно нужен отдых, и это местечко выглядит достаточно укромным.

Чародейка привязала лошадь к дереву и занялась расчисткой кустарника, подготавливая для отдыха небольшую площадку у подножия холма.

Нахмурившийся Адон все же смирился с упрямством Келемвара и тоже привязал лошадь к дереву. Передав седельные сумки с каменной табличкой Миднайт, он отправился помогать воину.

– Думаю, лишняя пара рук тебе не помешает, – грубо проворчал священнослужитель.

Его слова прозвучали жестче и мстительнее, чем он сам того желал. Адон совсем не хотел, чтобы хафлинги остались непохороненными, но ничего не мог с собой поделать и продолжал злиться на Келемвара.

Воин холодно посмотрел на Адона:

– Думаю, что хафлинги не нуждаются в заботе того, кто способен равнодушно взирать на их мертвые тела.

За полтора часа они извлекли из-под камней еще дюжину тел. Многие из них ужасно обгорели. Гнев Адона сменился унынием. Трое мужчин-хафлингов погибли, защищая подступы к деревне, однако жертвами в основном стали женщины и дети. Убийцы секли их мечами, били, топтали ногами. Поселяне пытались укрыться в своих жилищах, но дома предавали огню; пришельцы без труда сносили низкие крыши, и камни градом валились на головы несчастных малышей.