Страница 6 из 8

Бардо

Ечевский Данил

Так. Так. Так. Нужно действовать. Сейчас. Время – деньги. Деньги?! Да он рехнулся?! Зрачки укрыты от солнца. Смочены в слезной жиже. В борще. Борщ. Время – деньги. Какой урод! Сколько слез в этих словах. Они зарыдали бы все. Не хватило бы места для слов. Сукин-Бенджамин-Франклин-сын. И что, откупился? Сучара. Время – это жизни.

Непонимание. Боль. Обида. Покой. Когда-нибудь – да. Но что мы сделали не так? В какой момент это произошло? Когда и как это началось? Правда ли, что мы виноваты? Перед кем? Перед Богом? Если так, то можно ли как-нибудь перед ним извиниться? Окончательно. Чтобы простил, а не хихикал в трубку. Дайте мне Его номер. Я позвоню Ему.

Время – это жизни. Ее жизни. А что если она? Если. Умерла. Сейчас. Телефон. Дрожащими щупальцами рук Роман вынима-вынима-вынимает карман из рук. Рукипальцы Романа больны судорогой. В них потеет телефон. Что делать, если пропал человек? Что бы сказал тот мудозвон? Каков номер Бога? У меня для Него срочная новость. Мир, который Он создал, дерьмо.

Давай. Полиция. Номер. Ноль два? Сто двенадцать? А код? Без кода? Нет, вот. Отдел МВД. Телефон. Круглосуточно.

Роман набирает. Ало.

– Ало.

– Гудок.

– Ало?

– Гудок.

– Ало!

Никто на той стороне не алё. Эй, ты, никто! Позвони другому. Кому? А ну-ка, еще раз! Роман набирает.

– Ало?

Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.Гудок.

– Ало!?

Ничего. Никого. Ни на что. Нет ответа. Ладно, может другой номер. Какой? А вот этот. Так тот же! Ну так да! Он один у нас: – Единый Номер Нескорой Помощи. И снова, и снова, и снова гудку по морде вопросом:

– Ало?

– Вы позвонили в отдел *Невнятная речь*.

– Не понял вас? Можете повторить?

– В настоящий момент все линии заняты. Пожалуйста, подождите.

– Хорошо. Жду.

Долго.

– Ало?

– Гудок.

– Ало!?

– В настоящий момент все линии заняты. Пожалуйста, подождите.

– Пожалуйста.

Роман выбрасывает намерения надежды на ветер. Звонок – не единственное. Есть и другой путь.

Романовы мысли рассыпаются,

как ртуть.

Перед ним строгий,

как прутья

день.

Где же то доброе,

как овчарка

слово,

которое Романову носу поможет

не слышать больше

ее сладкий,

как яд

аромат?

Как найти

то,

что ты

потерял?

И где быть, когда больше не для чего жить? Многие спрашивают, но об этом расскажет лишь место окончательной регистрации граждан.

Но есть и другой путь. Мыслетрясение успокоить. Даже найдя Веру, тепла не найти. В жару так холодно. У нас же нет теплой воды, только горячая холодная. Лишь обжечься. Согреться невозможно. Мыслетрясение успокоить. Ампулу жизни в мозг! Внутривенно надежду! Надо искать, пока есть ЧТО.

Не ответили. Ну конечно. Не отвечают. Никогда не отвечают всегда. Это как тот случай. Недавно. Ужасный. По новостям показывали. Канис. Канюс. Камюс. Как его, не помню. Молодой. В Кемерово. Пытал девушку. Более ста травм. Ее звали также. Вера. На протяжении трех с половиной часов убивал, издевался. На живом и нет живого места. Соседи звонили в полицию. И что те сказали? Вызов сотрудникам полиции передали. Направят экипаж. *Невнятный бубнёж* И все. Задушил шнуром от утюга. Так и не приехали. Жалко родителей. А кто виноват? Ужасно жалко всех кроме людей. За бессердечие их надо бы застрадать до смерти. Ладно, придется пешком. Где ближайшее отделение несбывшихся грез? Жалко всех, не жалко никого.

Обугленные глаза Романа вперлись в карту. Недалеко. Ноги поплелись призрачной пеленой штанов и плетутся по проулочным путям и проездам, мимо подъездов. До сих пор. Голые колени упираются в костер. Выжженная земля под его руками. Он ползет.

Он идет. А сейчас бы упасть на колени. Так, чтобы сломались. Со всей силы. Чтобы асфальтовый рот пил кровь. И дробились кости о прыщавое лужами лицо. Припасть щекой к горячему шершавому асфальту и стереть себя в кровь в его объятиях.

За эти десять слишком месяцев Роман так и не понял до сих пор. Не понял почему. Он не знает почему. Не понимает почему. Роман не знает почему. Почему? Беги в поле, спрашивай его. О чем? О том, почему так – ВСЁ. Тебе в ответ то поле покачается колосьями. Идиот. Нужно идти, всегда идти дальше и гнать мысли, что это конец. Конец только однажды бывает концом. Но это невозможно! За что она так с ним?

Брести малюткой-крошечной-ночью в огромной солцневидной ночи, проглоченным жизненным ртом, растворяясь постепенно в желудочном соке бесконечного дня. Соваться повсюду с бестолковыми сновидениями и желаниями своей крохотульки-ночи. Соваться к себе с вопросами. Со своими Мне-страшно-идти. Идти – это единственное, на что человек способен.

Как песочный человек, песочными ногами увязающий в липком времени, увязшем в песочных часах, которые то и дело переворачиваются с боку на бок. И слов нет. Даже нечего сказать. Туда-сюда. Прилив-отлив. Душно, жарко, вязко, медленно и бесконечно до единственного конца. В часах, в которых каждый миг похож на все, но ни на что не похож. Похож на гудок. Но никто не ответил. Никто и не звонил. Все было быстро, как отсос.

Жизнь – это очень просто. Жизнь человека – это тело. У нее две ноги: рождение и смерть, а между ними болтается галлюцинирующий член – процесс гниения. Член, который ты сам должен глотать в позе уробороса и не давиться. Своего собственного сокровенного счастья во имя.

для чего тогда все?

чтобы быть навсегда.

да,

но нас никогда

никогда никогда

не будет

навсегда.

Ты будешь ходить, маленький, как великан, полный и жирный до совершенства, полный до несовершенства, до ничтожного мига, до бесконечности полный горя, решать, что важнее: безопасность или жизнь.

И час за часом,

небо за небом

ты будешь там,

где ты еще не был,

пока не закончится тело.

А еще что? А что еще? А с Романом что? А с Романом любовь. Это такая странная шутка из мира отсталых животных и умных тоже любовь ощущение такое что вот-вот-вот-вот и все сдохнешь или окажешься в раю так оно и есть странная шутка штука любовь такое ощущение что вот-вот ощущение словно сдохнешь а оно так и есть вот ты и сдох ха-ха дебилоид. Любовь не идеальная. Она лучше, чем идеальное. Она ужасна. Любовь все время пытается залезть в стиральную машинку, отмыть, постирать себя, высушить, укутаться в чистых и белоснежных, как новые божественные простыни, словах. Но из раза в раз обнаруживает себя в нижнем белье, заляпанном спермой и краской не наступивших месячных. Природа получает свое, затем влюбленные ненавидят друг друга, и вся прочая параша, которую отлично знают все лошары, а кончается все это дело быстро, как конча.

Полный отстой. И да-да, простите, извините, что-то я немного обронился на пол и текст поплыл, как бухой. Вот так вот это выглядит, когда я расслабляюсь и перестаю пытаться вам понравиться. А вы думали, те унизительно-понятные предыдущие главы – это все, что я могу? О нет, я могу быть сколь угодно непонятен. Забавно. Я могу сколь угодно много харкаться вам в лицо и обезьянничать. Вы же все равно поверите в бредятину, которую я расскажу вам про Романа. Ваш мозг просто удалит все эти предложения, как нежелательные. Как так? Он – мой шпион. Поверите и правильно, ведь вся эта история – правда. В подтверждение могу предоставить все исписанные мной страницы текста. Постойте. Так они же перед вами! Кстати о кроватях.

Любовь лежит спокойно только на решетчатой кровати. И ясна она лишь самым тронутым и всем несчастным из безумных. А еще у нее очень липкая слюна и рассчитано все на то, чтобы ты съел себе зубы. Чтобы захотел быть ничем, ничто не значить. Без губ, без тела. Ничто не ждать и ничего не получать, ничего не знать и ничего не узнавать. Это как тот случай.