Коррекция (Йеллоустоун)

– Соединяйте, Алексей Павлович, – сказал Самохин. – Несколько необычный вызов. Посмотрим, что он скажет. Пусть больше никто не сидит на канале, я сделаю запись.

– Мне уйти? – спросила Лида.

– Останься, это будет полезным.

На экране коммуникатора появилось изображение мужчины лет пятидесяти в чёрном адмиральском мундире. Он сидел в кресле за небольшим столиком и, увидев на экране Алексея с женой, привстал и поклонился.

– Вы говорите по-английски, ваше превосходительство, или мне включить переводчик? – спросил он на родном языке.

– Говорите, что хотели, адмирал, – сказал ему Алексей. – Здесь вас поймут.

– Прежде всего хочу поприветствовать вас и вашу супругу! – наклонил голову Крейг. – Я много о вас слышал и никогда не верил тому бреду, который печатали газеты. Я имею в виду козни дьявола.

– Мы тоже приветствуем вас, адмирал, – сказал Алексей. – Я знал, что ваш флот должен был уцелеть, но все системы слежения, кроме одной, вышли из строя, а у неё ограниченный район наблюдения. Мы обменялись любезностями, теперь хотелось бы услышать, чем вызвана ваша просьба о разговоре.

– Я должен решить, что делать дальше, – глядя ему в глаза, сказал адмирал. – Моя страна погибла, и те немногие, кому повезло уцелеть, ищут спасение у других. Мы сейчас у берегов Японии. У меня нет желания идти в Австралию. Возможности этой страны не так велики, чтобы годы содержать своё население и прибывающих англичан. Скажите, сколько это продлиться.

– Долго, – ответил Алексей. – Без учёта выбросов от полутора сотен ядерных взрывов, которыми обменялись Китай с Индией, окончательно посветлеет через два года. А климат станет более или менее нормальным только через пятнадцать-двадцать лет.

– Да, это долго. Мы знаем о войне в Китае, но думали, что с ними воюете вы. Мы заходили в Японию и узнали о том, что вы приняли к себе миллионы их детей. У них самих дела обстоят плохо, но часть населения спасут. Жаль, но нам нет среди них места. Нас не примут, и среди моих людей мало желающих там остаться. Слишком у них всё ненадёжно, а мы всегда будем чужими. Вы не скажете, как обстоят дела в Европе?

– Плохо. Вы ведь уже связались с адмиралом Виллардом? Значит, должны знать, состояние дел в Англии. Франции уже нет. Обе Германии должны сохранить большую часть населения, но ФРГ освободилась от всех, в чьих жилах не течёт немецкая кровь. У остальных по-разному. У кого-то больше порядка, у кого-то его меньше, то же самое и по продовольствию. Мы помогаем болгарам, а остальные вряд ли дотянут до тепла, по крайней мере, большинство населения.

– Я слышал, что вы взяли детей и у норвежцев, – сказал адмирал. – Это очень умно, если у вас есть возможность их вырастить.

– Мы взяли их и у бразильцев, – усмехнулся Алексей, уже понявший, что сейчас скажет собеседник. – И у нас достаточно ресурсов.

– Вы принимаете только детей или не откажетесь от взрослых?

– Сейчас на наших границах с Польшей идёт отбор тех, кому мы можем предоставить убежище. Понимаете, адмирал, возможности у нас большие, но нужно, чтобы принимаемые люди смогли вписаться в наше общество и не действовали на него разрушительно. Пока разбираемся с теми, кто когда-то иммигрировал в Европу и сейчас оказался в ней лишним, а через две недели появятся ваши соотечественники с англичанами. Наверное, из-за морозов и голода доберутся не все.

– И какие критерии приёма? – невозмутимо спросил адмирал, но Алексей прекрасно видел, что его спокойствие напускное.

– Сколько у вас людей? – не отвечая на вопрос, спросил он.

– С остатками персонала наших баз у меня двадцать три тысячи человек.

– Я не горю желанием брать вас к себе, – откровенно сказал он Крейгу, – но пойду навстречу, учитывая то, что вы можете натворить, устраиваясь самостоятельно. Какой состав флота?

– Один ударный авианосец, три многоцелевые атомные подводные лодки и двенадцать других кораблей разных классов.

– Теперь слушайте, что я могу предложить, – сказал Алексей. – Вы ведёте свой флот во Владивосток и ставите корабли на консервацию. После этого вас отправят вглубь страны. С Дальнего Востока почти всех убираем из-за погодных условий. Мало радости десять лет просидеть в зданиях, не высовывая наружу нос, без риска его лишиться. Примем всех, но тесты сдадите. За теми, кто их провалит, будем присматривать. Если нарушат наши правила, не выгоним, но поселим изолированно. Есть у нас такая возможность. Доживут до тепла, а потом поможем добраться, куда захотят.

– Не все такое примут, – возразил Крейг.

– Послушайте, что я скажу, адмирал! – перебил его Алексей. – Я нравлюсь вам не больше, чем вы мне, но тем не менее вы позвонили. Сказать почему? Вам просто некуда податься. Штаты завалены пеплом и трупами. Конечно, можно зайти в один из портов и там переждать. Я даже допускаю, что вы найдёте в нём для своих людей достаточно продовольствия, а атомные реакторы дадут тепло. И что дальше? Вы все потеряли своих близких и уже долго трётесь друг о друга спинами в своих кораблях. Жить в них как минимум десять лет без нормального общества, без женщин? Да у вас люди через несколько месяцев начнут сходить с ума, и вы прекрасно это знаете. Вы не хотите идти в Австралию и правильно делаете, там и без вас хватает нахлебников. Австралийцы были вынуждены принять беженцев под угрозой применения силы. Вы думаете, что они будут терпеть их, когда такая угроза исчезнет? Часть, наверное, оставят, а от балласта освободятся. И решать, кто им нужен, а кто нет, будут они, а не вы. А у большинства ваших людей нет других специальностей, кроме флотских. И в любой другой точке земного шара вам вряд ли обрадуются. Сейчас почти везде беспорядки и хаос. И мир набит оружием, поэтому у вас не получится расчистить себе место силой. Можно попробовать обменять ваши корабли на право на жизнь, если найдёте желающих идти на такой обмен. И не факт, что у них получится выжить и будут держать данное вам слово. А как бы вы к нам ни относились, знаете, что здесь вас не обманут. Я сделал предложение, и других не будет. Поговорите со своими людьми и расскажите им всё, ничего не скрывая. Если кто-то не захочет к нам идти, выделите им корабли, и пусть устраиваются самостоятельно.

– Я поговорю, – сказал адмирал. – А вы сообщите о нас своей береговой охране.

«Проклятые поляки! – думал Патрик Берто, ёжась от холодного ветра. – Сволочи и ворюги!»

Основания так думать у него были. Если при въезде в Польшу его только обезоружили, то за десять километров до советской границы польские пограничники высадили их всех из машины, которую тут же угнали. Теперь приходилось шагать на своих двоих, мёрзнуть и тащить все пожитки. Даже восьмилетней Мишель дали нести небольшую сумку. Хорошо, что вместе с ними идут другие, а то в случае нападения нечем и отбиться!

Патрик не имел отношения к иммигрантам, он был чистокровным французом. Когда опустели магазины, он провёл ревизию домашних запасов и сказал жене, что нужно уезжать.

– Никогда не думал, что французы до такого дойдут, – говорил он Николь. – Правительство упустило власть, и лучше уже не будет, только хуже. Еды нам хватит на месяц, а потом мне останется вас застрелить и застрелиться самому или открыть окна и замёрзнуть. Говорят, это самая лёгкая смерть.

– И куда же мы поедем? – спросила испуганная жена.

– Надо ехать к тётке Марии, – подал голос пятнадцатилетний Алан, слышавший разговор родителей.

– Твоего мнения пока не спрашивают! – оборвал его отец. – Сестра нам не обрадуется, а в её доме мы проживём на месяц-два больше. И что потом? Нет, нужно немедленно ехать к русским. Они единственные подготовились к катастрофе и принимают беженцев. Если приедем одними из первых, есть шансы спастись. Провозимся, а они наберут нужных людей и укажут нам на дверь!

– Они и сейчас не всех берут, – не унялся сын. – Я слушал радио. Поляки передавали на французском. Треть беженцев заворачивают обратно.

– Больше верь полякам! – рассердился Патрик. – Они всегда были на ножах с русскими, даже когда жили в одной стране. И они не хотят, чтобы по их Польше бродили толпы беженцев, вот и отпугивают людей такими передачами. А если не соврали, всё равно поедем. Там есть надежда, что хоть пристроим вас, а здесь нас всех ждёт только смерть. На машине мы туда доберёмся за два дня.