Коррекция (Йеллоустоун)

– Да, это паршиво, – согласилась Лида. – Мне было выше крыши и одного телохранителя. Что привлекло этих сволочей? Наш возраст?

– Наверное. И многим известно о моём особом положении в правительстве.

– У меня и так не было настроения работать, а теперь оно пропало окончательно, – сказала Лида, откладывая кисти. – Сейчас будут передавать недельное обозрение новостей. Иди включать телевизор. Посижу с тобой и посмотрю, что делается в мире.

Они прошли в гостиную, где Алексей включил телевизор и пододвинул для жены второе кресло.

– Вчера американцы запустили очередной пилотируемый корабль к своей станции, – сказала она мужу. – Пока не началось обозрение, скажи, что с нашими кораблями. Уже два года никуда не летаем.

– И пока не полетим, – ответил он. – Спутники для разведки, связи и метеорологов запускаем, а пилотируемые полёты – это слишком дорогое удовольствие, которое почти не даёт отдачи. Вот закончим с ядерным двигателем, тогда можно летать. А химия – это несерьёзно.

– И сколько вам с ним возиться? – с иронией спросила Лида. – Даже до взрыва с ним не было больших подвижек. Только слабые реакторы для плазменных двигателей.

– Мы тоже сделаем для плазменных, только мощней раз в пятьдесят, ну и ресурс гораздо больше. Но работы там лет на десять. Так, начали обозрение.

Они замолчали и с полчаса слушали выступление политического обозревателя, прерываемое показом коротких роликов.

– Всё то же самое, – сказала Лида, когда он закончил. – Повсюду собачатся. Войны и в Азии, и в Африке. В Израиле террорист-смертник на машине врезался в автобус. Это уже второй за неделю. Здесь хоть ехали солдаты, а не дети. Опять наши на Кубе сбили американский самолёт. Какой уже по счёту?

– А я знаю? – пожал плечами Алексей. – Наверное, американцы сами потеряли им счёт. Самолёты радиоуправляемые, долго ли их наделать? Смысла в таких полётах нет, разве что трепать всем нервы. И так с помощью спутников прекрасно всё видно. Меня больше беспокоит не Америка, а Китай. Слава богу, что мы не помогали им с атомом, но два года назад они взорвали свою бомбу. Выгадали двадцать лет, но у них будет время нарастить ядерные арсеналы. После того как получили от нас по носу, переключились на Индию и Вьетнам.

– Лёш, а для чего нам столько реакторов? Уже пошли на вторую сотню и объявляли, что в планах их строительство в трёх следующих пятилетках.

–Окончательно переводим на электричество всю авиацию – это раз! – начал объяснять Алексей. – В этом году вступит в строй завод легковых электромобилей, в следующим – ещё один. Это два! Раньше делали только такси, теперь будут выпускать для личного пользования. А через два года появятся мини-вертолёты. Пока только для организаций, но скоро будут продавать и населению. И потом вам хватило полусотни реакторов, потому что в России осталось всего сто миллионов населения, а у нас его в три раза больше. Так что по планам их число будут доводить до двухсот. Ладно, это суета сует, ты лучше расскажи о своей выставке. Ты думаешь, это здравая идея?

– А ты считаешь нормальным, что полсотни моих полотен висели в Третьяковке? Я хороший художник, но таких много. Чем я заслужила такую честь? Тем, что нарисовала Сталина человеком? Или тем, что кому-то понадобилось нас найти? Пусть лучше желающие ходят на мою экспозицию. Не думаю, что их будет много.

– Когда открытие?

– Завтра в одиннадцать. А что, думаешь приехать?

– Если не случится чего-нибудь ужасного, обязательно буду.

– Как там твоя Людмила? Всё по тебе сохнет? – с иронией спросила Лида. – Очень эффектная женщина, не понимаю, о чём ты думаешь. Или уже не думаешь, и на меня не хватает сил?

– Она втюрилась так, что уже не в силах этого скрывать, а у меня не поднимается рука её убрать. Работает просто идеально, а перевод у нас однозначно воспринимается как наказание. Я боюсь сломать ей жизнь.

– Рука не поднимается! Лишь бы у тебя не поднялось на неё ничего другого! Если женщина сохнет от любви и ты ничего не можешь ей дать, либо удали её, либо удались сам. Иначе рано или поздно доиграешься! Захочется разнообразия... На меня уже не смотришь!

– Ну ты сама виновата, договорилась! – Алексей вскочил и подхватил жену из кресла. – Теперь держись!

Держалась она долго, у него раньше кончились силы.

– Давно ты не был со мной таким! – счастливо сказала Лида, положив голову мужу на грудь. – Прямо растерзал. Только непонятно, злость это была или любовь?

– Опять дразнишь? – отозвался он и поцеловал жену в макушку. – Или тебе мало?

– А ты способен на большее? Нет? Ну и лежи спокойно, я больше не претендую на твоё внимание. Слушай, Лёш, может ну его, этот ужин? Не хочу вставать. Давай раньше заснём?

Утром пришла горничная, которая быстро приготовила завтрак. Когда они поели, явилась гримёр, которая сначала поработала с Алексеем, а потом занялась Лидой. Он и уехал первым. Рабочий день начинался с планёрки. Сегодня на ней присутствовали два его заместителя и все двенадцать начальников отделов.

– Есть срочная почта? – спросил он у сидевшего здесь же секретаря. – Ну если нет, тогда начнём. Давайте вы первый, Сурен Вахтангович.

– По плану на август купили большую партию американской тушёнки, – начал докладывать начальник отдела внешних закупок. – Приобретали, как и всю американскую продукцию, через посредников. Обошлась она нам дёшево, поэтому взяли всё, что предлагалось. А теперь Госплан пытается наложить лапу на то, что куплено сверх контрольных цифр. У них, видите ли, невыполнение плана по тушёнке!

– И много хотят взять?

– Треть. Это двадцать миллионов банок.

– А сроки там какие?

– Хорошие там сроки, Алексей Николаевич! Вы же знаете, что мы не берём просроченную продукцию!

– Хорошо, я поговорю с Гриневским. Думаю, половину этого количества мы отобьём.

– Разрешите, дальше продолжу я, – сказал начальник отдела, отвечавшего за монтаж оборудования на объектах переработки продовольствия. – «Насосэнергомаш» срывает сроки поставки вакуумных сушильных агрегатов. Я звонил в Сумы, но они не отгрузят продукцию раньше середины сентября.

– Две недели можно подождать, – решил Алексей. – Если нарушат и этот срок, тогда выставляйте в государственный арбитраж. Кто следующий? Да, Людмила Викторовна, что у вас?

– У меня, Алексей Николаевич, сухофрукты. В этом году был очень большой урожай, и месяц назад вы дали добро принимать эту продукцию без ограничения. Мы и принимали. Все промежуточные склады уже заполнены, а их продолжают везти, и по опыту прошлых лет могу сказать, что подвоз продлится с месяц. А фрукты мы отправляем на окончательную обработку и заложение только в конце октября. Может, дать отбой?

– Не будем отказываться, – не согласился Алексей, – перенаправим груз. Плохо, что придётся возить туда-сюда, но ещё хуже его лишиться. Найдите свободные площади для хранения. Нам они и нужны-то на месяц. Если не найдёте, подключайте меня. Что у вас, Павел Максимович?

– У меня сводка по катастрофам, – сказал начальник Управления спасательными операциями. – Точнее, не сводка, а одно сообщение. В Союзе всё нормально, сообщение пришло из Камеруна. У них мощный выброс углекислого газа из озера Ньос с многочисленными жертвами. Больше полутора тысяч погибших, но нашим спасателям там делать нечего.

– У меня по вчерашнему дню ничего серьёзного, – увидев вопросительный взгляд министра, сказал начальник Управления пожарной безопасности. – Сводку я оставил, как обычно.

– Больше никто не хочет сказать? – спросил Алексей. – Тогда совещание закончено, все свободны.

С час он работал с почтой, после чего вызвал секретаря.

– Вадим Александрович, заберите письма с моими заметками и составьте ответы. И пусть подадут машину. Если будут звонить, я должен вернуться к двенадцати.

К выставке жены он приехал за десять минут до открытия, но у дверей в помещение с её экспозицией уже толпились люди. Поодаль никем не узнанная стояла Лида. Он вышел из машины и в сопровождении двух приотставших телохранителей подошёл к ней и вручил купленный утром букет.