Научи любить

Посёлок процветал благодаря туристам, которые не переводились здесь круглый год, благодаря двум ведомственным санаториям. В одном из них работал фуникулёр, который с комфортом спускал всех желающих прямо к пляжу. Чуть в стороне, за фруктовыми деревьями находилась пешая «козья» тропа, как мы её называли, которой пользовались местные. По ней мы детьми удирали от взрослых, чтобы тайно искупаться на море. Как же давно это было.

Припарковалась возле знакомой калитки и заглушила мотор. Несколько раз вдохнула-выдохнула, рассматривая свои ногти с идеальным маникюром, и вышла из машины, прикрыв ладонью глаза от яркого солнца. В полуденный зной все попрятались по домам. Вокруг было тихо, только раздавалось пение цикад.

Обошла несколько раз машину. Повертела в руках ключи. Я не была здесь с самых похорон мамы. Казалось совершенно немыслимым и невозможным находиться в этом доме без неё. В доме, где всё пропитано счастливым детством, её заботой и любовью. Но когда-то это придётся сделать.

Осторожно повернула ключик и открыла калитку. Сразу бросилось в глаза – у дома больше нет хозяйки. Крохотный огород захватили сорняки. Яблоня и хурма склонились под тяжестью урожая. Никому не нужные фрукты подгнивали на земле. Дорожка к крыльцу поросла травой.

Дом встретил ожидаемой тишиной. Распахнула окна, впуская внутрь свежий воздух. Нежно погладила кружевную салфеточку, связанную мамиными руками. Со стен на меня смотрели наши фотографии. Мама в молодости, такая красивая. Мама со мной на руках, гордая и счастливая. Я с Аидой и огромной надувной акулой на берегу моря. Я иду в первый класс, с пышными бантами размером с мою голову. Я в наряде выпускницы с красным аттестатом в руках. Мама держит на руках Максимку, ему на тот момент около годика.

Воспоминания обрушились, будто цунами. Я знала, что так и будет, и именно поэтому боялась и оттягивала момент возвращения в опустевший родительский дом. Конечно, я не справилась, слёзы катились по щекам нескончаемым потоком, когда снимала со стен рамки с фотографиями и нежно гладила каждую из них перед тем, как сложить в картонную коробку.

Мама, мамочка, как же я жалею, что не приезжала чаще. Если бы я только знала, что всё будет вот так. Если бы можно было всё вернуть. Если бы, если бы… Звук телефона заставил вздрогнуть. Глаза застилали слёзы, поэтому ответила, не глядя:

– Да?

– Еся? – услышав мой хриплый голос, Аида сразу почувствовала неладное. – Ты где? Уже приехала?

– Да, я здесь, в доме.

– Как ты? Хочешь, я подскочу?

– Нет, не надо, я в порядке.

– Слышу, что не в порядке. Заканчивай там поскорее и приезжай ко мне, я уху сварила, тесто на хачапур готово, ждёт тебя. Мальчишек разогнала по комнатам, одну освободила – твоя будет.

– Что ты, Аид, неудобно как-то.

– Неудобно на потолке спать, сама знаешь. Приезжай, иначе обижусь. Соскучилась же! – и отключилась.

Я вытерла слёзы, закрыла окна и дверь на ключ. Ну, всё, самое страшное позади. Зайти внутрь во второй раз будет легче.

***

Высокое, школа.

«Мерзость. Мерзость. Мерзость. Кругом мерзость.

Ничего святого у людей не осталось. Да и людьми-то их называть язык не поворачивается. Не люди, а грязь! Учить должны, подавать пример, а всё туда же. Похотливые грязные животные».

Из подсобки донеслось хихиканье и какая-то возня:

– Давид, хватит, – снова смех, девичий и звонкий, словно колокольчик. – Ну всё, всё, нас могут услышать. – В ответ раздалось невнятное мужское мычание. – Дождись вечера.

«Разврат прямо в школе! Стыд, позор, мерзость! Мир опять погряз в скверне. Пора очистить его. Снова».

Хлопнула дверь, и по пустому школьному коридору застучали каблучки. Вот она идёт, конечно. Юбка в облипку. Рыжие патлы распустила, словно проститутка. Остановилась на самом верху лестницы, копаясь с заколкой. Резко обернулась и заметила меня:

– И снова здравствуйте!

В следующий миг по этажу разнёсся женский крик, глухой звук удара, и всё стихло.

Высокое, городская больница.

Гаянэ.

Мерный писк аппаратуры, атмосфера больницы и запах лекарств никогда мне не нравились. Мы старались избегать врачей. Получалось.

Свой огород и дом, домашние овощи и фрукты, фермерские мясо и молочка от соседей, свежий воздух, море – всё играло на руку, позволяя оставаться здоровыми самим и растить здоровым сына. Но Леон всегда мечтал вырастить из Тиграна настоящего спортсмена. Получалось.

Вот только всё изменилось. Материнское сердце всегда чувствует неладное. Не знает точно, и часто его легко обмануть лаской и красивыми заверениями. Но оно всё равно чувствует. Вот и я подозревала: с сыном что-то происходит, с тех пор, как бросил школу после десятого класса.

Как же я корила себя за то, что год назад поддалась уговорам мужской половины семьи сделать упор на спорт. Это было ошибкой.

Да, да, с тех пор всё и изменилось. Тренировки, сборы, поездки на соревнования, победы, обманчивое чувство исключительности – всё это не могло не вскружить голову моему мальчику.

Чуть подалась вперёд, и своей маленькой тёплой рукой накрыла его большие прохладные пальцы. Сын чуть пошевелил ими в ответ, но не пришёл в сознание. Его было не узнать – перебинтованная голова, плечо, на лице сплошной синяк и рассечения. Такой взрослый, сильный, завоевавший все возможные спортивные титулы в своём возрасте и весе. И такой беззащитный сейчас. Смахнула непрошеную слезу и сердито покосилась на супруга, дремавшего на диванчике в углу.

Скрипнула, открываясь, дверь, и внутрь вошёл доктор с пачкой бумаг. Я тут же подскочила к нему:

– Доктор, как хорошо, что вы пришли! Что скажете?

Леон тоже очнулся и встал рядом. Я сложила руки в моляющем жесте. Врач поправил очки:

– Минуточку подождите, – просмотрел несколько листов, нахмурился и взглянул на нас поверх стёкол очков. – Ваш сын был прооперирован по поводу разрыва мышц плечевого сустава третьей степени. Это очень серьёзная травма, ещё немного, и он мог остаться без руки. Помимо этого диагностировано сотрясение мозга, многочисленные ушибы и гематомы. В общем, жить ваш чемпион будет, но о профессиональном спорте придётся забыть. На восемь-десять месяцев точно, если хотите, чтобы плечо восстановилось, и рука в будущем нормально функционировала.

Леон нахмурился и убрал руки в карманы. Я прижала ладони ко рту и покачала головой:

– Пусть его, со спортом этим… Главное, что цел остался, спасибо вам, доктор!

– Имейте в виду, – врач пристально взглянул на нас, – если не будет соблюдаться режим покоя, все наши старания в операционной пойдут прахом. Спортивная травма даст о себе знать, если не сейчас, то на склонности лет гарантированно. Не шутите с этим. Забудьте про спорт на десять месяцев, ещё лучше – на год.

– Уж будьте уверены, доктор! – я активно закивала. – Так и сделаем, вы даже не сомневайтесь!

– И ещё, – врач снова углубился в бумаги. – Есть кое-что, о чём вы должны знать. В его крови обнаружены следы запрещённых веществ.

– Не может быть! – Леон впервые заговорил. – Мой сын не такой, он никогда не стал бы принимать ничего подобного, тем более перед турниром!

– Смотрите сами, – доктор равнодушно протянул парочку листов.

Леон заметался по ним глазами:

– А! Что мне эти цифры! Ничего не понятно! Не может этого быть!

– Тем не менее, наша лаборатория не ошибается. Если не верите мне, можете вызвать сюда сотрудников любой коммерческой клиники для повторного взятия анализов. Уверяю вас, они покажут то же самое.

– Не надо нам повторных анализов, доктор! – я устало опустилась в кресло. – Простите нас, дайте время осознать эту мысль. Это шок для нас. Мы обязательно поговорим с сыном, и решим, что делать.

Доктор сухо кивнул и вышел. Я спрятала лицо в ладонях и прошептала:

– Чем мы прогневали небо, за что нам это? Мой сын, мой сын… Где мы проглядели, где не уследили? Ну, что ты молчишь? – повернула к супругу заплаканное лицо.