Страница 6 из 18
– Что? – уточнила я, поднимая голову от велосипеда, на который собиралась залезть.
– У тебя глаза красивые. Ну, когда ты злишься, – признался он.
– Я не злюсь, а беспокоюсь.
– Тогда еще красивее, – согласился Вадим.
На это отвечать я уже не стала: лишь кивнула. И мы поехали. Говоря «мы», я имею в виду и Вадима, который сел на велосипед вопреки моим протестам.
Глава 2. Мамочки
Вадим жил на втором этаже, почти в самом конце дома, в том самом конце, около которого утром стояла я, уставшая и расстроенная. Именно поэтому он смог меня разглядеть. Именно поэтому спустился ко мне. И именно из-за меня или, если быть точнее, лейки, будь она неладна, мы сюда вернулись.
То есть, мы хотели вернуться сюда на чай, но чай пока пришлось отложить.
Вадим спрятал велосипеды, и мой, и свой, в каморке на первом этаже, ключик от которой ему дал сосед снизу. Очень уж ему мальчик понравился. И Вадим, не будь наделенным излишней скромностью, ключик принял и теперь мог каморкой пользоваться.
– Это ж сколько вы тут живете, что ты успел завоевать расположение? – спросила я, пока мы поднимались по лестничным пролетам. Один, два, дверь. Так быстро.
– Чуть больше недели… – ответил он. Потянулся к волосам, но отдернул руку. Как бы Вадим не храбрился, я-то знала, что ранения доставляют ему если не боль, то дискомфорт.
– Быстро ты…
– Я умею быть хорошим, – он посмотрел на меня и фыркнул.
Мы остановились у двери, Вадим стянул с плеча рюкзак и вытащил из него ключ.
– Заметно, заметно…
Он вставил ключ в замочную скважину, сделал два полных оборота, вынул его. А потом ручка наклонилась сама по себе, и дверь, скрипнув, чуть приоткрылась.
Мы с Вадимом переглянулись, но уже через секунду изнутри прозвучал мягкий женский голос:
– Вадим, отойди, чтобы я тебя дверью не задела.
Вадим отошел – сделал медленный шаг назад. Зато я отпрыгнула: не то испугалась, не то… испугалась. Но не двери, а встречи.
Кому ещё может принадлежать такой теплый голос с нотками мудрости, так заботливо произносящий имя? Кому, кроме…
– Открывай, мам, – пробубнил Вадим, подтверждая мои догадки.
Дверь распахнулась, и я увидела женщину лет сорока с золотыми кудрями и черными пушистыми ресницами, одетую в скромное серое платье. Сначала ее губы растянулись в улыбке: ещё бы, ведь она увидела своего сына, наверняка любимого. Но уже через секунду, как бы я не пыталась слиться с тенью лестничной клетки, мама Вадима заметила меня и чуть изогнула тонкую бровь.
– Вадим? – спросила удивленно. – Не подскажешь, кто с тобой?
– Это Лена. Мы катались вместе…
– Так рано?
– Да, и я… – Вадим замолчал. – Мам, а ты почему дома?
– А не должна была? – она качнула головой. – После ночной смены вернулась, но, как понимаешь, не обнаружила тебя.
– Пф-фу… – отозвался Вадим. – Никак не могу привыкнуть, что ты теперь по-другому работаешь. В общем, мама, не ругайся, но я пригласил Лену в гости, а ещё… – Он замолчал, собираясь с мыслями, и вскоре продолжил: – Мы должны были ещё покататься, но произошел один нелепый случай, и я немного ударился.
Он кивнул головой на ноги, и его мама, нахмурившись, произнесла:
– Ах ты, мой горемычный. Заходи, лечиться будем, – она быстро взглянула на меня, как-то по-иному, и я пробормотала еле слышное «здравствуйте». – И ты заходи, Лена, – продолжила она. – Посидишь на кухне, пока мы с Вадимом будем возиться.
– Да я могу и домой пойти… – заметила несмело.
– А велосипед как возьмешь? – Вадим повернулся ко мне. – Заходи, Лен. Понимаю, что как-то все получилось по-дурацки…
– Из-за меня? – полюбопытствовала женщина.
– Из-за меня, мам, – ответил Вадим. – Из-за того, что я с велика полетел.
Мне стало в три раза более неловко, но внутрь я все же вошла.
Вадим развязывал шнурки, его мама ушла на кухню – через несколько секунд я услышала, что зашипел чайник. Я уже скинула кеды, спрятала их в уголок и тихо спросила:
– Вадим, а как мне маму твою называть?
– Можешь тетей Аней, – он хмыкнул.
– А если нормально? – зашипела я.
– Анна Алексеевна. А меня Вадимом Константиновичем. Как звучит, а?
Он распрямился. Я слабо улыбнулась, и тогда Вадим вздохнул:
– Не переживай ты так. Или у тебя мазерфобия? Посидим, чай попьем. Правда, не уверен, что у нас появилось что-нибудь из съедобного… Но у меня там ещё трубочки были, если, конечно, они совсем не рассыпались…
– Вадим?
Анна Алексеевна – вот уж действительно красиво звучит – выглянула в коридор и спросила:
– Ты идешь? Лена, – она обратилась ко мне – ее голос пытался заглушить шум греющейся воды, – а ты проходи на кухню. Скоро чайник закипит. Какой ты хочешь чай: черный, зеленый? Или, может, кофе?
– Зеленый, – ответила я.
Анна Алексеевна кивнула и исчезла. Мы с Вадимом разошлись – он пошел в ванную, скрытой за белой дверью со значком душа, а я чуть дальше, на кухню, где его мама уже налила для меня чай в стеклянную чашку с черным узором и положила в вазочку печенье, которое потом убрала в верхний ящик гарнитура. От сына, наверное.
– Посиди пока тут.
Я кивнула и осталась одна.
Здесь было красиво: покрашенные зеленой водостойкой краской стены, мраморный линолеум на полу, круглый стол, накрытый мягкой скатертью, бело-серый гарнитур. Семья Вадима явно купила квартиру с хорошим ремонтом, может, даже с мебелью – не успели же они сделать и поставить все это сами всего лишь за неделю? И все же пока тут не хватало уюта: каких-то мелких деталек, вроде цветка на окне или журнала на тумбочке, которые указывали бы, что здесь живут люди.
Но ничего. Это придет со временем. Понятно, что за неделю не так-то просто обжиться.
Вадим с мамой о чем-то разговаривали, а я сидела с ровной спиной, маленькими глотками пила чай и жевала печенье.
Минут через семь дверь в ванную открылась, и из нее вышла сначала Анна Алексеевна, которая направилась куда-то по коридору, потом Вадим. Он прошел на кухню и резко сел на стул, вздохнул.
– Совсем плохо? – спросила я тихо.
– Нормально, говорю же.
Он взглянул на меня, но уже через секунду заметил вазочку с печеньем.
– Это что?
– Это меня твоя мама угостила…
– Нет, ну так дело, конечно, не пойдет… – Вадим поднялся со стула, открыл серый шкафчик с посудой и вытащил из него кружку, такую же, как у меня, не закрыв дверцу. Поставил ее на стол, вернулся к гарнитуру. Видимо, в Вадиме проснулась совесть – он выглянул в коридор и прокричал: – Мам, тебе нужен чай?
– Да, – отозвалась Анна Алексеевна, похоже, из другой комнаты.
– А тебе какой? – несколько секунд Анна Алексеевна молчала, и тогда Вадим повторил: – Мам, какой тебе?
– Любой, сын, – ответила она, входя в кухню. – Проще сделать все самой, чем ответить на твои вопросы. Ты же знаешь, что я только зеленый пью.
– Ну откуда мне знать? – пробормотал Вадим. Но чай все-таки заварил. Теперь и у меня, и у Анны Алексеевны черные завитки на кружке удачно контактировали с желтовато-зеленым чаем, зато завитки кружки Вадима почти сливались с налитой в нее жидкостью.
Я сидела напротив Вадима, а его мама – перпендикулярно нам, и пару минут мы молчали, прежде чем Анна Алексеевна, сделав несколько мелких глотков чая, спросила:
– И давно вы знакомы?
– Со вчерашнего дня, – признался Вадим.
Я кивнула, пытаясь скрыть смущение за чашкой чая.
– И как же вы познакомились? – продолжала задавать вопросы Анна Алексеевна. – Так сдружились быстро…
Я хотела убедить ее, что мы не дружим, но это бы лишь смутило меня еще больше. Поэтому я молча пила чай, сожалея, что он вот-вот закончится и щит спадет.
– Лена мне движение тормозила… – протянул Вадим. – Встала посреди тропинки, и я не смог проехать. А потом… Ой, кстати, мам! Тетя Света говорила, чтоб ты ей позвонила.
– Тетя Света? – Анна Алексеевна нахмурилась.