Ларс.

- Зря ты так на нее подумал. Если она обещала постараться его не трогать, значит, она действительно его не тронет, если он сам не напросится, - чуть задумавшись, сказал я ему.

- Ты просто не видел, что она сделала с этим стрелком, который тебя подстрелил, - Аршак подскочил и стал шагать по комнате.

- А тебе, что жалко его? – поддел я его.

- Нет, - он остановился и будто выплюнул, - но человек не должен испытывать такие муки.

- Человек – это вообще такая тварь, которая живет для того, чтобы причинять боль другим, - я завелся, - ты думаешь, что никому не причинил боли? Думаешь, твои поступки всегда праведные? – я чуть привстал, - Помнишь тот день, когда ты в последний раз виделся с отцом? Ты тогда решил не прощаться с ним и с гордо поднятой головой ушел, не обняв его на прощание. Думаешь, ему не было больно от этого? Думаешь, что он с легким сердцем отпустил тебя? Я видел, как он в спину перекрестил тебя по-христианскому обычаю, благословляя твой путь. Да ему ничуть не меньше было больно, чем тому стрелку, который страдал от рук Эстрид. Только боль была разная. Тут не поймешь даже что больнее: когда родной сын, которого ты бережно брал на руки еще младенцем, отворачивается от тебя, не считая достойным даже взгляда, причиняя невыносимые душевные муки, либо какие-то физические пытки того лучника. Как думаешь, что больнее? – на последних словах я уже значительно поднял голос на Аршака.

Парень застыл и по-новому взглянул на меня. Я сам замер и задумался о том, почему так реагирую. Может быть потому, что со своим отцом я не успел попрощаться. Может, поэтому свои переживания я переношу на Аршака?

Так и есть. Когда отца не стало, я сначала не понял своих чувств, только позднее, спустя пару мгновений, внутри будто что-то сломалось. Рухнул целый мир, целый остров. Часть меня была безвозвратно утеряна. Все как в мультфильме «Головоломка»[1], где в голове главной героини по имени Райли есть несколько базовых воспоминаний, каждое из которых является основой для островков, характеризующих стороны личности Райли. Так у меня было с отцом. Целый остров воспоминаний и мыслей об отце, о его словах и поступках существовал только тогда, когда был жив отец. С его смертью, остров будто рухнул в пропасть, и это место стало черной дырой, полным «ничто». Я будто потерял важную черту или особенность своей личности. Отвратительное чувство.

- Прости, Аршак, - прошептал я, - не хотел тебя обидеть.

- Нет, все правильно, - Джуниор пристально смотрел на меня, - ты прав. Я ничем не лучше Эстрид. Порой слова могут ранить сильнее, чем пытки, - он задумался, - поэтому, если Эстрид обещала что-то, то она выполнит это.

Джуниор слегка улыбнулся, даже плечи немного расправились. Видно, что ему полегчало, будто камень с души упал.

- Я давно перестал подозревать Эсу в плохих поступках, хотя поначалу не доверял ей, - чуть расслабившись, произнес я, - она своими поступками доказала, что ей можно доверить даже душу.

Аршак кивнул. Он вернулся и сел на стул.

- Почему же ты женился не на ней, а на дочери Ходота? – скороговоркой, будто стыдясь вопроса, спросил Джуниор.

- Потому что не на каждом друге нужно жениться, - не задумываясь, ответил я, - вот ты и Сокол тоже стали мне друзьями, так что же жениться на вас?

- Так это же понятно, мы мужского пола, - начал возмущаться сравнением византиец.

- Это единственная разница? – поддел я его.

Аршак задумался. Видно до него дошло, на сколько мне близка Эса. По сути, использование дружеских чувств Эстрид в своих корыстных целях можно рассчитать, как предательство.

- Кажется, настала моя очередь просить прощения, - произнес Аршак.

Мы рассмеялись. Искренне и от чистого сердца.

Смеяться мне в ближайшее время не следует – подсказала моя занывшая рана. Аршак подскочил в попытке мне помочь. Мое поморщившееся лицо стало словно сушенный инжир – а это мне Джуниор сообщил.

Мы еще поговорили о моем везении на этих покушениях и договорились учить латынь каждый день после обеда. Не успел уйти Аршак, как в спальню зашла Милена с подносом еды. Мое предположение об откармливании меня, как питомца-хомяка, было не верным. Меня хотят откормить как свинку на убой. Как еще воспринимать гору еды, которую с трудом затащила жена? И это еще завтрак.

С трудом отбившись от грозной жены, сетовавшей на мое клевание, я смог отстоять свое право не быть кабанчиком к моменту приезда дяди.

В течение двух недель я постепенно шел на поправку. Я стал ходить и делать не тяжелые упражнения. Вечерами я и Милена ужинали с Ходотом и Рогнедой. Тесть с тещей оказались замечательными в быту людьми, что удивительно.

Милена меня не разочаровала. Мы по-настоящему сблизились. Она вначале пыталась прощупать мою оборону в плане питания, при этом сама ела словно птенчик. Но мне удалось убедить ее, что муж-боров не сможет выполнять супружеский долг из-за обширного брюха. Да, не очень убедительный довод, но «прокатило». Мы часто разговаривали о том, что происходит в Смоленске. В эти минуты мне безумно хотелось, чтобы интернет и телефон были у меня здесь и сейчас. Но оставалось только ждать. Это время – эпоха «ждунов». Милена в такие моменты рассказывала интересные истории из обычаев своего племени. Она стала моим «интернетом». Я поведал ей подробности вражды между мной и Гунульфом. Рассказал об Умиле и Руяне, Гостомысле и даже о своем желании пойти походом на Царьград.

С учетом того что я женился, обрел верных друзей и родственников, у меня все меньше желания покидать будущую Русь. Но у меня не выходит из головы Рюрик. Я-Ларс – это огромнейшее препятствие для возникновения Руси и ее первой династии правителей – Рюриковичей. Если у Радомысла получится все гладко, то уже сейчас на севере будущей Руси будет огромнейшее прото-государство, состоящее из Хольмграда-Новгорода с князем Гостомыслом и главой этого союза, князем Смоленска, князем Кордно, князем Пскова, князем Ростова, князем Мурома и князем Белоозеро. По территории – это огромное государство сравнимое с современной Польшей или Германией.

Мне пришла в голову идея. А почему бы не создать это государство, которое буквально падает тебе в руки, с учетом моего послезнания? Ну чем Рюрик лучше меня? Он же только через лет тридцать будет призван на княжение. Может быть я до того момента и не доживу даже? Чего мне так напрягаться и плыть в Византию? Когда у меня родилась идея сфабриковать покушение и «убиться», чтобы спокойно направиться в Константинополь, то я не мог даже постоять за себя. У меня не было жены. Не было Эсы и Аршака, Сокола и Аги. Да я Гостомысла сейчас начал воспринимать, как родителя. А сколько сил в меня вложил Радомысл? Его уроки дипломатии мне многое дали.

Я не знаю, что делать. Я не уверен в том, что смогу взять такую ношу как управление Русью. Как так у других попаданцев получалось легко и просто решиться переписать историю на свой лад. Может из-за того, что они в корне были разочарованы тем, в какое место привели правители России в их современности, им легче было переписать все. Ведь хуже уже не будет. А у меня? Я же не особо обращал внимание на политику в двадцать первом веке. Да у нас был правитель, приклеенный к трону, но ведь не самодур же и не пьяница. Да, хотелось бы жить лучше, хотелось бы жить и наслаждаться жизнью, а не перебиваться от зарплаты до зарплаты. И это еще я с инженерной зарплатой не мог похвастаться достатком, а что говорить о тех, кому не повезло найти достойно оплачиваемую работу по душе? Все очень сложно и зыбко в том времени, которое я покинул. Я даже начал получать удовольствие, что перестал быть человеком двадцать первого века и стал ассоциировать себя Ларсом. Сыном легендарного Гостомысла.