Страница 40 из 70
Похоже, здешние вообразили себя чумными кроликами и решили посвятить всю жизнь размножению. Сколько из них родились здесь, а не были разморожены? Этого никто не знал, но кое-что про здешнюю общину мне все же было известно — из вытребованных у предельно занятой Кальварии пояснений.
Дикая незапланированная община. Это если коротко и по сути. Хотя в пояснениях Управляющей были столь опасные для любого дикого племени слова как «самозахват», «незаконное использование ресурсов», «отсутствие контроля за ликвидацией мусора и биологических отходов всех типов»… в старые времена такие слова, встреться они в одной бумаге, означали возможный конец общины. Рано или поздно явятся одеты в сталь безопасники и представители социальных служб, чтобы рассортировать, разобщить и расселить племя. Дети в детдомы, взрослые еще куда… Но здешних расселять некуда — разве что в холодильники, в которых большинство из них никогда не бывало. Чистые незамутненные мирные дикари со своим крохотным длинным шестиэтажным мирком и низинными узкими окрестностями — с высоты Кальвария заметила, что они предпочитают обживать именно эту барачную многоэтажную стену, обустраивая ее, блокируя опасные проходы, а кое-где устраняя нанесенные природой повреждения.
— Все уже готовится — оповестила меня смуглая молодая девушка, глядя на меня со столь непривычным для меня наивным бесстрашием.
Мать ее… да в ее глазах реально ни капли страха. Будто она бариста в каком-нибудь сраном кофешопе и через прилавок смотрит на очередного покупателя, ищущего новый фальшивый кофейный вкус…
— Ага — ответил я, опускаясь на скамью.
— Пива? Вина?
— Никакого алкоголя — качнул я головой.
— Фруктовый или овощной сок? Наш Дарроканский смузи?
— Дарро…
— Мы называем наш дом Дарроканом — она так смело махнула рукой, что под тканью домотканной блузки тяжело качнулись груди, а ее взмах указал чуть ли не на половину Формоза вдоль поросшей лесом стены зданий — Как твое имя, путник?
Удивленно моргнув, я ответил:
— Оди…
— Ты хороший человек, Оди? — в наивных светлых глазах появилась надежда на мой правильный ответ — Ты добр?
— Нет — усмехнулся я — Я злой гоблин и привык убивать.
— Г-гоблин… кто это?
— Передай всем — никто из вас не пострадает, мирные жители Даррокана. Мы проходим мимо. И двигаемся туда — мой взмах был куда скромнее и указал на север.
— О… — она округлила глаза и губы — Вы смелы и отчаянны… Смузи?
— Что в нем?
— Смесь овощных соков. Вкусно. И полезно.
— Давай.
Девушка кивнула, тряхнув длинными волосами, обдав меня цветочным запахом и, прижав руки к груди, коротко поклонилась, после чего упругим шагом двинулась к составленным столам. Оторвав взгляд от ее загорелых бедер, я хмыкнул и глянул в другую сторону. Для отрезвления. Не каждый день увидишь почти нагих старух, что с гортанным пением убивали теляпию, умело оглушая жертв боковой стороной тяжелых ножей, а затем счищая чешуя, вспарывая животы и обрубая хвосты. Молодые девушки блюдами подхватывали готовые рыбные тушки и несли их на промывку, а затем к организованной кухне, где уже разогревалась на огне огромная общая сковорода. Из прозрачных бутылок плеснуло масло и по заблестевшей сковороде с яростным шипением скользнула первая выпотрошенная рыба… Ударивший во все стороны запах вызвал жадный всхлип у полусотни собирающихся на бетонной площадке вооруженных гоблинов.
Я беззвучно рассмеялся и опять повел взглядом, осматривая всю эту оплетенную плющом идиллию.
— Да…
— В твоих глазах опять плещется темная водица, Оди… — эти слова произнесла красноволосая, что все это время молча сидела неподалеку, внимательно слушая и что-то напряженно обдумывая. Изредка она поглядывала вверх и, учитывая, что детские головы уже исчезли, их место у окон заняли вооруженные мужчины, готовясь в случае чего дать яростный отпор.
— Возможно…
— А иногда темная водица расходится, и я вижу в твоих глазах стылый лед… Та глупышка спрашивала хороший ли ты человек…
— Я ей ответил.
— И не солгал. Вот только ты забыл добавить, насколько страшный зверь живет в твоей душе…
— У гоблинов нет души, пророчица — рассмеялся я, вспомнив кое-что еще о таких как она — И я не верю в твои силы.
— Но ты назвал меня пророчицей — заметила она, опускаясь напротив меня на поднесенный ящик с сурверской символикой.
— Я не верю в твои силы, пророчица — повторил я — Но я помню те дни, когда было модно клепать таких как ты. Вы вылуплялись из искусственных маток… все такие разноцветные… некоторые с хвостами, другие с почти прозрачной кожей, что не позволяла покинуть затененных помещений… и у всех у вас были какие-то там особые ментальные способности…
— Ты видел? — она сделала нажим на второе слово.
— Видел.
— Ты не лжешь…
— В этом твоя сила?
— Я умею отличать ложь от правды — кивнула она — Эта сила пробудилась, едва мне исполнилось пять лет.
— Херовое же у тебя было детство — рассмеялся я — Жить среди взрослых лжецов… вскоре они научились главному, да? Они просто перестали отвечать на твои вопросы и старались не говорить лжи там, где находилась ты…
— Хуже…
— Хуже?
— Они отправили меня в Колючую Лиану…
— Ты так говоришь, будто я должен понимать…
— Небольшая школа для проблемных и больных с рождения детей. Недоразвитые, ограниченные, слишком непослушные и неуправляемые — все они рано или поздно оказывались в Лиане. Я пробыла там почти двенадцать лет. И благодарна той школе, что расположилась в бывшем спортивном зале какой-то гимназии для слуг. Тот зал вместил наши общие спальни, где никогда не было тихо, классные комнаты и место для игр…
— И выйдя оттуда, ты уже имела при себе главное, верно? Защитника… или даже двух — я повел глазами в сторону и остановил взгляд на двух крепких и мрачных мужчин, что смотрели на меня исподлобья, а руки держали у цветочных клумб в бетонных горшках — Если те имбецилы вздумают достать дробовик или даже жопную чесалку…
Красноволосая улыбнулась и качнула головой:
— Ни один из троих моих мужей не совершит глупости, Оди. Они послушны моей воле. Я горжусь ими.
— Ага — кивнул я — Я вот тоже всегда гордился послушными бабам мужиками…
— Ты лжешь… нет… ты открыто насмехаешься… считаешь, что мужчины должны быть во главе?