Когда не все дома

Стаж семейной жизни был у Алексея Половцова небольшой, трёх лет после свадьбы не прошло — они с женой разошлись. Развод перекрутил его, вывернул и чуть было не искорёжил. Алексей старался, чтобы не так сильно это было заметно со стороны. Но отец с матерью, когда он приехал к ним в отпуск, что-то почувствовали. Плакаться в родительском доме на свои беды он не стал. Посмотрел на брата, который в свои двенадцать со вдохновенным остервенением увлёкся хоккеем, на старшую сестру, нянчившую первенца, и от сердца немного отлегло. Годовалого племянника регулярно сдавали на побывку к бабушке и дедушке, парень обожал играть в догонялки, кататься на шее, летать по дому самолётиком. Среди этой весёлой возни Алексей наконец-то принял жизнь, как она есть и простил ей все её подлые выкрутасы.

Он вернулся в город, который стал называть своим, в небольшой дом на окраине, который достался ему в наследство от деда с бабушкой по материнской линии. И не сильно его задевало, что служить с бывшей женой они продолжали рядом. Пару раз она даже пыталась поговорить с ним по душам, объяснить, как неправильно, согласно её представлению о жизни, он себя ведёт. Но у Алексея доброго слова для неё не находилось, он не мог спокойно слушать этот бред, сворачивал разговор и понимал, что некого винить — сам когда-то выбрал.

И вот, пожалуйста, новая любовь, получите-распишитесь. Он бы и расписался, хоть завтра. Жаль, что у штатских череда выходных, ЗАГС не работает, да и не пойдёт за него завтра Виктория Вебер, пока еще не пойдёт. Своих планов Половцов не скрывал, сослуживцы посмеивались и помогали, чем могли. Когда гражданка Волжина написала заявление о нанесении телесных повреждений несовершеннолетнему Волжину Николаю Андреевичу, Половцову тут же скинули фото заявления и медзаключения, сопроводив копии документов сообщением: «Опять твой любимый детский сад отличился». Отправляясь утром к Виктории домой, Половцов рассчитывал под предлогом несения службы побывать в гостях, а в результате — проводил в больницу. Узнав причину госпитализации, Алексей проследил за тем, чтобы его подопечную не беспокоили. Дело было пустяковым, но требовало много бумаги и разговоров. Вставшая на место завдетсадом заместитель с трудом, но справлялась. В общем, удалось обойтись без автографа Виктории Петровны Вебер как свидетеля происшествия и ответственной за жизнь и здоровье ребёнка. Начальник — пожилой майор — спросил только: «Что? Хороша зазноба?» Алексей кивнул и подумал, что лучшего слова и не найти. Его знобило, когда он допускал к себе в голову мысль, что планам не суждено сбыться. Он болел, болезнь была затяжной, возможно, неизлечимой, но всё лучше чёрной волны безысходности, накрывшей его два года назад.

В новогоднюю ночь, когда друзья-товарищи ели пельмени и нахваливали заботливую тёщу, Алексей Половцов прикидывал, что нужно сделать, чтобы уберечь эту женщину и этого ребёнка от бед и потрясений, чтобы обеспечить им необходимый достаток, чтобы удержать возле себя. Последнее допускало несколько вариантов развития событий. Влюбить? Это сложно, но выполнимо. Ещё надёжнее — стать необходимым.

Звонок Виктории застал его в конце обычного маршрута-десяточки, Алексей как раз рассуждал, не пойти ли на второй круг душевного спокойствия ради и хорошей физической формы для.

Свой телефон он продиктовал ей в самом начале знакомства, когда расследовал дело о киднеппинге, и сам иногда звонил, писал. Виктория же до сегодняшнего дня ни разу не набирала его номер. Это был первый звонок от любимой. Она требовала прекратить посещения, запретила подходить к её врачу, обращалась на Вы и была, судя по голосу, очень решительно настроена.

— Хорошо, — согласился Алексей, — но как же я узнаю о твоём здоровье?

— С моим здоровьем всё прекрасно. Послезавтра выпишут, — успокоила его Вика.

— Очень рад, — он улыбался в телефон, отлично зная и силу своей улыбки, и то, что настроение собеседника всегда слышно.

— Я тоже. Рада, — и он уловил по голосу, что Вика едва сдерживается, чтобы не улыбнуться в ответ и сохранить в голосе холодность. — И ещё раз повторю, навещать меня больше не нужно! До свидания.

— До свидания.

Алексей даже не стал добавлять «до скорого». Зачем дразнить решительную и непреклонную? И так было понятно, что свидание не заставит себя ждать. Скачок с ты на Вы не удивил его, за две недели качели их разговоров бросало не раз от задушевности к сухому официальному тону и обратно. Сегодня Вика запретила приходить к ней, но не оборвала разговор, отвечала на вопросы о здоровье и разговаривала, как с человеком своим, родным, которому имеет право выдавать распоряжения. Осталось узнать, когда она уладит все дела, соберётся, ну и встретить её на машине, чтобы благополучно доставить домой.

"Ещё круг", — решил Половцов и побежал по лыжне навстречу склоняющемуся к земле солнцу сквозь длинные хищные тени.

О ржаном хлебе, хрустале и нижнем белье

Ответное эсэмэс от мужа пришло ночью. Вика не проснулась, не услышала, как пиликнул телефон, а за утренней больничной суетой не сразу взяла сотовый в руки. И правильно, и ни к чему было торопиться, муж написал, что позвонит четвёртого вечером. Пугающе серьёзный разговор отодвинулся ещё на два дня. К этому времени она надеялась быть дома. Виктория ещё раз перечитала сообщение. Привычных, согревающих сердце крестиков-ноликов не было, Вадим тоже не стал ни обнимать, ни целовать в ответ на её выверенные холодные слова. Мосты жгли с двух сторон. Не удивительно, что остаток утра Виктория прогрустила, обед съела через нехочу. Однако съела, уже хорошо. А после обеда подоспели результаты утренних анализов и они оказались настолько приличными, что настроение расцвело пионом, и даже захотелось полдника. Ольга, убегавшая на тихий час домой, к чаю принесла маринованные огурцы, чёрный хлеб и рабочий ноутбук. Нож куда-то запропастился и они в четыре руки распотрошили душистую буханку ржаного и бухгалтерскую программу, прикидывая цену будущей кондитерской продукции. Открывашки, чтобы снять жестяную крышку с банки, тоже не нашлось, поэтому огурцы пошли вприглядку. Кусать от ломаного хлеба, наслаждаясь хрустящей корочкой и лёгкой кислинкой, запивать сладким чаем и подсчитывать грядущую прибыль было невероятно вкусно. Дежурный врач застал их, сидящих по-турецки на кровати перед экраном ноута, крошки хлеба на полу и на одеяле красноречиво свидетельствовали о преступлении (есть в палате строго настрого не рекомендовалось), невскрытая банка с огурцами, гордо подбоченясь, стояла на тумбочке.

— Тараканов приманиваете? — прозвучал риторический вопрос.

Пациентки дружно кивнули. Спорить с завотделением было бесполезно.

— Пойду вашему врачу позвоню, пусть готовит документы на выписку.

Им подарили ещё один цепкий взгляд сквозь бликующие стёкла очков и вышли. Вика и Ольга, замерев, несколько секунд слушали удаляющиеся шаги, а потом радостного крика в палате было, как от стаи чаек.

Третьего января Виктория получила бумаги от врача, и тут же пришло сообщение от дочки: "Мама мы ждём ванизу". Вика усмехнулась: ванизу они ждут. Над грамотностью предстояло поработать, но не это главное, главное — она здорова, её отпустили домой, девочки: и старшая, и младшенькая — в порядке! В начале декабря Виктория ездила в областной центр и сдала там кровь на рекомендованный ей врачом список анализов, среди прочего она узнала, что у неё будет девочка. Теперь Вика считала себя матерью двух дочерей и часто думала о них во множественном числе — мои лапочки, мои дети. Вот и теперь она предвкушала, как прекрасно они заживут дружным женским коллективом. Улыбаясь всему миру, Вика спускалась в холл.

Половцов встречал её и улыбался в ответ. Она притормозила на середине лестничного пролёта. Возникло детское желание развернуться и сбежать, чтобы отсидеться где-нибудь в укромном уголке, а потом выйти, когда все уйдут, и пробраться домой тайными тропами. Алекс, шагая через три ступеньки, поднялся к ней, протянул руку. Виктория отступила на ступеньку назад, но обошлось, обниматься встречающий её мужчина не полез, просто забрал сумку и подстраховал её на лестнице, придерживая за локоть. Вырываться она не стала. Все эти явно театральные мизансцены тяготили её, что-то было в них неправильное, вычурное, надуманное. Но прервать этот спектакль не получалось. Возможно, не очень-то она и стремилась свернуть представление, хотелось досмотреть до конца, и свою роль довести до финальной сцены.