Когда не все дома

Ольгу подхватило порывом бухгалтерского вдохновения и понесло: она фонтанировала высокодоходными идеями, тут же всё записывала и вдруг резко остановилась, прижала свою тетрадь к сердцу, спросила робко:

— Ты меня в долю возьмёшь?

Виктория смотрела на неё потрясённо, она ещё не включилась в составление бизнес-плана.

— Я давно мечтаю о своём деле, — объясняла Ольга.

— Свой свечной заводик?* — подколола её Вика.

Но Оля от насмешки отмахнулась, скромно заметила:

— Но я же ничего не умею, только считать.

Ничего не умеет, только просчитывает всё, прилично зарабатывает и излучает энергию, как маленький атомный реактор. Теперь хочет использовать эту энергию в мирных целях, на развитие кондитерского дела и кулинарии. Вика молчала, обдумывая такое внезапное предложение, на первый взгляд, выгодное. Подруга продолжала сыпать доводами:

— Мы же ничего не теряем, если попробуем… Такое дело можно начать раскручивать буквально с нуля, основной капитал — твои умелые руки.

— Я подумаю, — пообещала Виктория.

Ольга засияла, предвкушая интересную работу и небывалый успех предприятия. Её мысли и планы скакнули на десятилетие вперёд и вышли за пределы совместного бизнеса:

— А детей поженим. У тебя девочки, у меня старший — мальчик. Про второго скоро узнаем, но, думаю, тоже мальчик. Хоть какой-нибудь из моих твоим золотым девочкам должен подойти. Неужели я тоже буду свекровью и выклюю кому-то мозг?

Ольга почти всерьёз рассуждала о будущих браках детей, которым даже в сумме не было восемнадцати. Так далеко Виктория не загадывала. Она мечтала дотянуть до февраля, врач и интернет обещали, что уже скоро будет полегче, отступит изматывающая дурнота, появятся силы. В феврале приедет Вадим. И, вспомнив о муже, она снова взяла в руки телефон, с трудом ломая свою нерешительность.

И не так уж много неотвеченных звонков было в журнале вызовов. Дозвониться ей ни тридцатого, ни тридцать первого, ни первого Вадим не пытался. Она сменила номер, сожгла мосты, но почему-то надеялась, что муж будет настойчиво искать разговора с ней. А он, очевидно, прослушав пару-тройку раз, что аппарат выключен или находится вне зоны, поговорив со своей мамой, что-то для себя решил.

Виктория попросила Ольгу выйти.

— Ты уверена?

— Угу.

— Волнуешься?

Вика расправила плечи, села на кровати, вытянувшись в струнку, достала из кармана заранее заготовленные слова:

— Чувствую себя девочкой-снежинкой на новогоднем представлении.

— Только не растай, — предостерегла её подруга, показала крепко стиснутые кулаки, демонстрируя всем своим видом, что надо смело двигаться вперёд, и пошла гулять по коридору, не разжимая ладони, пытаясь таким древним способом удержать удачу за пёстрый жарптицын хвост.

Вика нажала вызов. Недоступен. Ничего неожиданного.

«Позвони мне, пожалуйста, сегодня или завтра вечером, или напиши. Буду ждать», — набрала она тщательно обдуманную фразу и никаких обнимаю-целую в конце не добавила. Отправила. В этот раз её слова нашли адресата, сообщение не зависло с красным восклицательным знаком, как это иногда бывало. «Пусть читает, перезванивает, а мы послушаем, что скажет», — облегчённо выдохнула Вика, она решилась, полдела сделано. Теперь надо было срочно позвонить Половцову, этому нахальному типу, сумевшему втереться в доверие к её лечащему врачу.

_________

*Виктория цитирует роман И. Ильфа и Е. Петрова "Двенадцать стульев".

О погоде

Половцов никогда не ходил в баню с друзьями тридцать первого. Зато первого января совершенно один, без друзей, он вставал на лыжи и бежал наперегонки со стылым ветром. В этом январе первое число было солнечным. Но зимнее солнце даже в полдень не поднимается высоко. Оно зависло между снегом и небом, спряталось среди заиндевелых сосновых ветвей, бросило рваные, скупые пятна света на лыжню.

Мистики и эзотерики Алексей не признавал, но чувствовал, что, как пишут в заумных книжках, он черпает силу в общении с природой. Нет, на грядках с луком и картошкой третий глаз не открывался, тяги к земледелию Алексей не испытывал, хотя каждое лето своего детства проводил в степной станице и немало помахал в дедовом усаде тяпкой. Зимний лес дарил ему много больше летнего огорода.

Лес был опасен и в то же время предельно честен. Зазеваешься, оступишься, зацепишься за припорошенную снегом корягу и улетишь в сугроб. Не рассчитаешь сил, устанешь, остановишься — мороз зло вцепится в тебя. Это в детской сказке он добрый дедушка, а в заснеженном лесу — лютый зверь, идущий за тобой след в след. Убежать от него — единственная возможность спастись.

На бегу хорошо думалось, ещё лучше забывалось. Полезная привычка — считать шаги, дышать в ритм, собирать клочки мыслей в единую мозаику, выбрасывать в холодную пустоту ненужное, вредное, мешающее жить, работать, любить. С некоторых пор Половцов точно знал, чего ждёт от работы, от жизни, от любви.

Он не был жадным, как предположила этим утром Ольга, не полагал себя самым умным, хотя был бы рад, если бы узнал, какого мнения о нём придерживается Виктория Вебер. Многие из тех, кто служил с Половцовым, считали его хитрым, расчётливым, амбициозным. Служака, казачья кость. И отец, и дед, и прадед его были армейскими офицерами. Но Алексей не стал продолжать семейную традицию, чуть сместив вектор, пошёл в полицию. Отец не возражал, посмеявшись, что партия и Ленин — близнецы-братья.

Среди прочего в академии МВД их учили работать с людьми, взаимодействовать, располагать к себе, задавать вопросы, внушать доверие или страх. Наука эта давалась Алексею Половцову легко. Психологические приёмы и модели поведения, расписанные по пунктам, предполагающие заучивание и многократное проговаривание, проигрывание (а курсантов академии, словно артистов, заставляли давать небольшие представления) — всё это Половцов, как ему казалось, знал и умел всегда. Отец и дед с малых лет обучали всё примечать, впитывать информацию из воздуха, соображать на ходу, действовать по обстоятельствам.

Летним утром, вместе с внуком привязывая козу у ручья, дед говорил:

— Смотри-ка, Алёшка, куда это соседка наша баба Тоня, собралась? Погоди бежать да выпытывать. Кошёлку видишь? Платок газовый на голове? Значит, куда? Правильно, в магазин. Пойдёшь вместе с ней, сумку поможешь донести, домой ржаного хлеба возьмёшь.

Вернувшегося из похода мальчишку дед подробно расспрашивал, кто был ещё в магазине, какой товар брал, о чём говорил. Не забывал узнать, какие конфеты завезли, цветёт ли на подоконнике геранька, дежурит ли у дверей сельпо Барбос, ожидая подачки? Отец Алексея, изрядно хлебнув таких уроков в детстве, тоже играл с сыном в похожие игры. А тренер по спортивному ориентированию научил Лёшку Половцова понимать лес. В Сибири, где жила их семья, снег лежал по полгода, поэтому прогулки на лыжах стали для будущего полицейского и тренировками, и отдыхом, и временем для размышлений. В спортивном ориентировании главное не бежать быстрее, чем думает голова.

Получив такое своеобразное домашнее воспитание, в академии Половцов только шлифовал свои навыки и раскладывал в голове по полочкам, естественно, не без помощи книг и преподавателей.

А вот Бродского он не читал, и сериалы не смотрел, и гитара не приросла к рукам, и до кольца с бирюзой не сам додумался, перстенёк предложил ему знакомый по одному непростому делу ювелир, уверяя, что это лучший вариант недорогого подарка для умной девушки: неброское колечко не насторожит, ничем не обяжет, но заставит мечтать, примерять, строить планы. Половцов совет принял и всей душой надеялся, что не прогадал. От мыслей о Вике заболело где-то в районе солнечного сплетения и чуть сбилось дыхание. Алексей на секунду остановился, оглянулся на сизый лес, измерил взглядом убегающую к горизонту просеку и снова побежал, отмеряя шаги.

Два года назад, сразу после развода, он постановил себе жить не сердцем, а головой. Не вышло. И угораздило же его снова влюбиться в красавицу.