Страница 6 из 15
Иван понял, что дело принимает дурной оборот. Выгреб из кармана мелочь и бросил её под ноги мужику:
– На! Подавись, сволочь!
И пока тот наклонялся, отпустив на миг полу его кителя, за которую цепко держался, Иван быстро развернулся и выскочил из туалета. Вышел на улицу и покинул вокзал.
Поезд на Новороссийск, на который у Ивана был билет, отправлялся почти в десять часов вечера, поэтому Иван не торопился возвращаться. А когда нагулялся, то и вернулся. По дороге на оставшийся рубль с мелочью купил булочку, пакет молока и бутылку пива.
А на входе в вокзал его тормознул военный патруль – офицер и два солдата. Капитан проверил документы, заглянул и в бумажный пакет, что держал Иван, извлек из него бутылку «Жигулёвского» и спросил:
– А это ещё что?! Вам разве не говорили, что пиво солдатам не положено?
– Говорили, но я не собирался его здесь пить, это на дорогу, вместо воды, вдруг ночью пить захочется.
– А это и не важно, где вы будете его пить! Похоже, что вам, ефрейтор Змеенко в комендатуру захотелось прогуляться.
– Никак нет, товарищ капитан! Виноват, извините, больше подобное не повторится!
– Так-то оно лучше, – сказал капитан, подошел к чугунной урне у вокзальной двери и хряснул бутылку о её край, а горлышко, оставшиеся в руке, бросил внутрь. Достал носовой платок и вытер ладони, подошёл к Ивану, посмотрел на него, спросил:
– Поезд, когда?
– Без четверти десять, билет прокомпостировал, вот жду посадку…
– Ладно, иди, – сказал капитан, выдержав томительную паузу.
Патруль ушел, а Иван, взяв чемодан в камере хранения, забился в самый дальний угол вокзала и до объявления посадки так и просидел там, решив больше не испытывать судьбу.
Первое знакомство с Москвой сильно расстроило его, и пока он сидел и ждал посадки, на душе было так мерзко, что от радости, переполнявшей его до этих двух случаев, не осталось и следа. А от осознания того, что он в отпуске и едет домой, теплилась лишь маленькая точка, затерявшись где-то на краю его ощущений.
Это продолжилось и в вагоне, где Иван сразу же забрался на верхнюю полку и, устроившись на голом матраце, равнодушно посматривал вниз, где шумело и шебуршилось семейство москвичей – мать и две её взрослых дочери, обустраивая свой дорожный быт.
Как понял Иван, ехали москвичи до конца, в Новороссийск, а оттуда на море в Геленджик. Мамаша девиц – рослая, симпатичная и волевая мадам покрикивала на дочек и хотела, чтобы всё делалось, как она того желает. Особенно наседала на младшую Любу, как Иван понял еще школьницу. А вот старшая Вера, копия мамы и внешне и характером, из-под опеки матери уже вырвалась и не уступала ей, даже в мелочах. Однако открыто не возникала, но молча делала всё по-своему. На что мать говорила, что расскажет отцу, когда он приедет к ним в Геленджик.
Отец тоже нарисовался в вагоне – помог занести вещи и исчез.
Всё это Иван видел, но как бы отстранённо, лишь искоса посматривая на семейство и не привлекая к себе внимания.
Но вот троица угомонилась, и уселась за накрытым к ужину столиком: мать с младшей дочерью с одной стороны, а Вера – с другой.
А через время, когда они приступили к еде, старшая, спросив, как его зовут, позвала за стол:
– Спускайся, Ваня, ты ведь тоже не ужинал?
– Ну почему же, у меня молоко есть, булочка, и я поел немного, а еще кое-что и от сухого пайка осталось.
– И что вам в сухом пайке дают? – поинтересовалась она.
– Консервы, сало, печенье, галеты, но я уже почти всё подъел, осталось сало и немного галет, а пакет молока и булочку я здесь купил.
– А солдатского сала можно попробовать? – спросила Люба и предложила. – А ты нашей московской докторской колбаски отведай.
Иван достал пакет, где было всё, что осталось от его сухого пайка, спустился вниз и сел рядом с Верой. Взял нож и отрезал несколько полосок сала, пододвинул и галеты.
– Пробуйте, понравится, еще нарежу.
Он сидел рядом с девушкой, чего давно с ним не было и наслаждался запахом духов, исходившим от неё. А был этот запах с лёгким привкусом холодка и свежести. «Какой-то мужской, мне бы такой подошел», – почему-то подумал Иван.
А после ужина они вышли с Верой в тамбур, и она, хитро усмехнувшись, достала откуда-то сигарету и попросила у него прикурить. А он сказал, что не курит и пришлось вернуться в вагон и стрельнуть у мужика спички.
Они разговаривали, Веру интересовала жизнь в Германии, поэтому Иван, без оглядок и рассказал, что немцы живут намного лучше, чем они в Союзе.
– Везде чистота, порядок, в деревушках, даже самых маленьких все улицы вымощены и никакой грязи и в помине нет, а дома, как игрушки – красивые, ухоженные. В каждой деревне есть магазин, ресторанчик – гаштет по-немецки, где можно посидеть, пива выпить, в карты поиграть. А в магазинах есть всё, чего душа пожелает. В общем, живут они, дай Бог нам когда-нибудь так жить.
– И как это понимать, мы победили их в войне, а они всё равно лучше нас живут, и мы им завидуем, ведь так получается? – спросила Вера.
– Да, так! Глядя на то, как они живут, действительно позавидуешь. А сельхозкооперативы какие у них – просто мечта! Это тебе не наши колхозы, где люди пашут с утра и до ночи, а получают за свой труд копейки, по сравнению с тем, что имеют немцы.
– Ну, а к вам, какое отношение?
– Ну, какое? – Иван, подумал, усмехнулся. – Не нужны мы им там, но терпят, улыбаются, войну-то проиграли. Да и работу мы им даём, военные городки надо ведь кормить, поить, обустраивать.
Иван вспомнил и несколько забавных эпизодов из армейской жизни, в общем говорили они с Верой, смотрели и за окна тамбура, где мелькали подмосковные поселки и площадки для электричек. И хотя время подбиралось уже к одиннадцати часам вечера, за окнами было довольно светло, а на краю горизонта теплились и не уходили полоски оранжевых облаков.
Иван был в майке и Вера, потрогав его мышцы на плечах, спросила:
– Качаешься?
– Да, немного, чем ещё в армии заниматься, ну и читаю.
Она ещё раз потрогала его руки и хитро заглянула в глаза. Её прикосновения были приятны и возбуждали и, не сдержавшись, Иван взял её за талию и привлек, а она податливо подступила к нему.
Подержав девушку перед собой, он поцеловал её в шею, а затем и в губы. А руки его опустились ниже талии на ягодицы и крепко прижали к себе.
Но тут дернулась дверь, выходящая на вагонную площадку, и парочка быстро разошлась, изображая целомудрие, а в тамбуре появилась Люба. Она внимательно посмотрела на ребят и сказала сестре:
– Мать послала, велела тебе спать идти.
– Скажи, что иду.
Но Люба не уходила, стала смотреть в окно, и Вера грубовато прикрикнула на неё:
– Ну, чего стоишь, вали отсюда!
– Чего ты на неё так? – спросил Иван, когда Люба ушла.
– А чего она рот раскрыла…
А затем, обжимания с поцелуями продолжились, но недолго.
– Всё, солдатик, сеанс окончен, – твёрдо сказала Вера, – мать сейчас точно притащится.
И не ошиблась, выглянула в коридор, а по нему уже шла родительница.
– Ну, вот, я же говорила.
…И они вернулись в купе.
Солдатские «дела» и ветры перемен над Атлантикой
Иван, прохаживаясь возле бокса, споткнулся и воспоминания об отпуске улетучились, он поднял голову и вздрогнул – две фигуры, чёткие в лунном свете, шли по склону холма в сторону шестого поста. Глянул на часы, еще не смена, значит проверка или чужие.
Шли напрямик по полю, если проверяющие, то, скорее всего с парка боевых машин. Он поправил автомат, выбрал позицию поудобнее, а потом и окликнул, согласно уставу.
Как и предполагал, на пост пожаловали с проверкой: начальник караула и дежурный по батальону.
– Ну, как тут? – спросил дежурный.
– Всё в порядке, товарищ капитан.
– А предположим нападение на пост со стороны леса, как действовать будете?
–Сообщаю по телефону в караульное помещение и отражаю нападение из окопа, он там, на взгорке.