Страница 7 из 14
Кусака испуганно пискнула и вцепилась в своё сиденье:
– Ты псих? Ненормальный!
– Разве бывают нормальные психи?
Она закатила глаза:
– Господи, ну за что мне это наказание? Чем я так провинилась?
– Ты слишком хорошая, Кусака, а во всём должно быть равновесие. Вот я и вношу его в твою жизнь.
– Ты? Равновесие?! Да я с тобой скоро сама с катушек съеду!
– Отлично! И покатаемся вместе…
– Тебе-то это зачем? – подозрительно нахмурилась Кусака.
Я нарочито небрежно пожал плечами:
– Люблю всё портить.
Она осуждающе покачала головой:
– Ты козёл и идиот.
Я взорвался:
– Да что я такого ужасного сделал-то?!
– Ты законченый эгоист, вредитель и к тому же шут гороховый. Для тебя вся жизнь – одно сплошное развлечение, и чем окружающим хуже, тем тебе веселее.
– Пипец! Из чего ты сделала такие выводы?
– Да из всего, что вижу, из каждой нашей встречи!
– А ты не думала, что это всё из-за тебя? – ляпнул я в порыве чувств, не подумав. – Что я такой только с тобой?
Кусака замерла в молчании ненадолго.
– Знаешь, что, Гаршин? – сказала она наконец каким-то дрожащим голосом. – Уравновешивай, пожалуйста, кого-нибудь другого! А меня оставь в покое!
У меня внезапно тоже комок к горлу подкатил. И в груди потяжелело. Ну что за глупость – это наше противостояние? Неужели мы не можем общаться, как нормальные взрослые люди? Почему ссоримся без конца и провоцируем друг друга?
Да знаю я, почему. Потому что она мне нужна, а я ей нет. И мне легче притворяться козлом и идиотом, чем отступиться. А она – тоже дура, потому что сама не понимает, от чего отказывается. Да я… был бы ей самым лучшим парнем на планете! На руках носил, подарки дарил и разговаривал про Фарадея и Ньютона. Но – увы! – мне не дают шанса проявиться как нормальному человеку. Обращают внимание только на шута. И с меня хватит. Надоело. Сколько можно терпеть оскорбления? Ничего, проживу как-нибудь без её внимания…
До дому я Кусаку всё-таки довёз. Разблокировал двери, молча уставился на неё, скрестив руки на груди.
– Спасибо, – буркнула девчонка и пулей вылетела из моего автомобиля, не дожидаясь ответа.
Я ещё постоял немного, наблюдая, как она входит во второй подъезд, а потом уж двинул домой.
Заперся у себя в комнате и устроил ревизию в телефоне: удалил Кусакинские фотки, скачанные с её страницы в соцсети, отписался от неё, стёр дурацкое стихотворение, написанное сгоряча ещё на заре нашего знакомства…
Это была середина сентября, я почти ненамеренно подсел к Алине на паре по астрономии и целых полтора часа заворожённо наблюдал за тем, как старательно она записывает лекцию, да ещё подсказывает соседям (в том числе мне), которые не успевают. Она была чудо как хороша – ей невероятно шёл этот ненавязчивый макияж, и лёгкий розовый блеск на губах, которые просто невыносимо хотелось поцеловать, и светлая рубашка свободного покроя, закатанная до локтя и подчёркивающая изящество тонких рук. От неё пахло так мягко, так умопомрачительно, что кружилась голова, а улыбка стала чем-то вроде контрольного выстрела в голову.
А потом мы с ней и ещё несколькими однокурсниками пошли прогуляться на набережную, была отличная солнечная погода, и золотая осень, и Алина в светлом женственном пальто и забавном берете, который так ей шёл… Всё это настолько поразило мою искушённую душу, что, вернувшись домой, я написал несколько строф. Корявых и хромающих, но наполненных искренним чувством.
Несколько раз потом порывался удалить, но всё как-то рука не поднималась, а теперь вот решился сжечь мосты. Хватит уже изображать из себя страдающего от безответной любви романтичного юношу. Я, блин, мужик, и вполне способен перевернуть эту страницу!
Глава 5. Что-то изменилось
Алина
После того странного воскресного свидания всё кардинально изменилось. Точнее, изменился Даня. Он вдруг стал таким хмурым и серьёзным. Пришёл в понедельник к первой паре без опозданий, даже немного заранее, на меня не взглянул ни разу, не говоря уже о том, чтобы доставать в своей обычной глупой подростковой манере. Я будто бы перестала для него существовать и, конечно, вздохнула с облегчением… своей разумной частью. А вот мой внутренний демон-мазохист испытывал смутную тревогу. Как будто чего-то не хватает. Я ведь привыкла к Даниным подколкам и провокациям за эти полтора года, они стали неотъемлемой частью моей жизни, а вырабатываемый при этом адреналин – частью моего обмена веществ… Возможно, я даже подсела на них, как на своего рода наркотик. Не зря же существует такое явление, как Стокгольмский синдром. К мучениям тоже можно привыкнуть…
Но всё это, конечно, глупости, и Данино внимание мне совершенно не нужно. Обойдусь. Перетерплю ломку и заживу лучше прежнего.
Несмотря на все его идиотские выходки, мне было неприятно думать, что я обидела его вчера своими просьбами оставить меня в покое, поэтому я решила: дело в том, что он нашёл-таки себе девушку для серьёзных отношений и вследствие этого наконец посерьёзнел. Эта мысль тоже отзывалась внутри каким-то странным дискомфортом, но уж на это точно не стоило обращать внимание: мало ли что мне там почудилось!
В общем, я успокаивала себя как могла, но время от времени всё же украдкой посматривала на самого взрослого и самого нахального своего однокурсника и слегка тосковала по его прежнему шалопайству.
Тоска эта усиливалась с каждой парой и после третьей я не выдержала – придумала повод, буквально высосала из пальца, и сама подошла к нему:
– Данил, ты был в деканате по поводу хвостов за прошлый семестр? – пролепетала то краснея удушливой волной, то холодея от волнения.
– Да, – буркнул он, не глядя на меня.
– И… как результаты?
– Тебе-то что? – он нахмурился, но всё равно не поднял глаз.
– Я же староста, – напомнила я, оправдываясь, хотя это вообще никак не оправдывало мою настойчивость.
– Всё норм. Что-то ещё?
Он наконец одарил меня взглядом. Взгляд был полон холодного гнева и ещё чего-то такого кипящего…
– С… тобой всё в порядке? – пробормотала я еле слышно.
Гаршин ничего не ответил, только скептически приподнял бровь и тут же вернулся к своему занятию – тыканью в телефон. А я почувствовала себя просто ужасно. Отвергнутой. Ненужной. Вопреки всем разумным рассуждениям, отчаянно хотелось заплакать.
Четвёртой парой была физ-ра. Как назло. Почему назло? Да потому что… сейчас объясню.
Наша преподша, как всегда, повела девчонок бегать кросс, прямо по заснеженному стадиону, а парней милостиво отправили в тренажёрку. Их, видимо, беречь надо, а нас не жалко (что странно, так как женского пола на физфаке кот наплакал). Мне-то ничего, я привычная: мой батюшка, инженер советской закалки, приучал меня к этому с детства, – а вот однокурсницы принялись жаловаться и ныть, что холодно, и горло дерёт… в общем, промучив нас пару километров, Татьяна Ивановна махнула рукой и отпустила в зал – "пресс качать". Что в переводе на студенческий означает: полистать ленту в телефоне и почесать языками. Именно этим девчонки и занялись. В раздевалке. Нисколько не смущаясь и даже не пытаясь изобразить послушание.
Но староста-то так не может себя вести! Ей-то надо всё делать правильно и честно! Поэтому она отделяется от своей крошечной стаи и добропорядочно топает в зал. А там… на лавке для жима лежит полуголый Гаршин. Да какое там "полу"? Он вообще на три четверти обнажён, в одних шортах то есть! И воспитанная, скромная, приличная староста в онемении залипает на чёртовы "прелести", красиво бугрящиеся под смуглой влажной кожей. Вот гад, ни стыда, ни совести, ни стеснения! Ну какого… он так разделся?
Я столь долго и ошалело пялилась на Гаршинские ландшафты, что несколько парней заметили меня и даже принялись подхихикивать. Дураки! Можно подумать, они каждый день Ким Кардашьян вживую видят!
Тело у Дани… возмутительно красивое. Возмутительно – потому что нечего таким нахалам такие тела раздавать! Но судьба несправедлива. Широкие плечи, мускулистая грудь, тонкая талия и даже кубики проглядывают… А ноги – длинные и стройные. Волосатые, правда, до безобразия, но мужчинам это позволительно.