Страница 3 из 6
Тренер увидел мою страдальческую мину, но спокойно сказал, что к ботинкам надо привыкнуть – для новичка это нормально. Я поняла, что боли в ногах – это часть тренировочного процесса, а на тренировках никогда не бывает просто. Закусила губу.
У подножия горы возле подъемника мы нашли удобную полянку под небольшим наклоном, и тренер стал показывать, как застегивать крепления, как правильно стоять на лыжах и держать лыжные палки.
Теоретически я все понимала. Я улыбалась, кивала, пыталась выполнить то, что хотел от меня Андрей Леонидович, но как только я застегивала крепления и пыталась выполнить незамысловатые упражнения на снегу, лыжи запутывались или разъезжались, и я падала. Вставала, глупо улыбалась, смотрела на Андрея Леонидовича, но он-то не улыбался, а начинал злиться и кипеть.
Моя черная, пушистая, и совсем не горнолыжная шапка съехала на бок. Мокрая, снежная, красная, я падала и падала и ничего не могла понять. Что бы я ни пыталась делать, лыжи брыкались, как неприрученные строптивые лошадки, и скидывали меня на склон.
– Ну, что же ты делаешь, Аня! Я тебе что сказал! Колени согни, согни же ты колени, в конце концов, дура!!!
Тренер орал. Я разбудила в нем страшную бурю!
– Ты зачем одела эту глупую шапку! Ты же, как торгашка, в этой шапке! Чтоб не одевала ее больше!
Андрея Леонидовича прорвало. И бедная моя шапка получила от тренера свою порцию критики.
Андрей Леонидович кипел. Плюнул в сердцах, выругался, махнул рукой, отошел к подъемнику и сел на свободную лавочку.
– Чего стоишь! Работай! Я тебе уже все сказал!
Чувствуя себя на лыжах глупой каракатицей, потихоньку начала все-таки куда-то катить, приседала с одной ноги на другую, тряслась от страха, пытаясь приручить непослушные, несговорчивые лыжи.
Солнце припекало. На проталинах, на свободной от снега земле, прорастала острая травка, и желтые головки мать-и-мачехи украшали хмурые серые камни.
Андрей Леонидович успокоился, разговаривал с кем-то возле подъемника, время от времени поглядывал на меня.
В тот момент я поняла, почувствовала в себе, что, оказывается, была совершенно не лыжным человеком. Я занималась в гимнастическом зале десять лет. Я выполняла на батуте и на других снарядах сложнейшие элементы. Но здесь, на склоне, в горнолыжных ботинках и лыжах я становилась неповоротливой и неуклюжей. И не похожа была на профессиональную спортсменку.
В те минуты, когда я пыталась все же приручить к себе лыжи, и слушала крики и наставления тренера, почему-то в моем сознании всплыла картинка из далекого детства. Когда мне было лет семь, я поехала с родителями в лес покататься на лыжах. У меня не получалось, я все время падала и очень устала шагать на деревянных и непослушных лыжах по колее. Заплакала и стала капризничать, а папа психанул и раскричался, потому что надо было все равно идти…
Первая тренировка закончилась. Еле доковыляла до дома в горнолыжных ботинках. После обеда прибежала Дашка и позвала меня в гимнастический зал, сказала, что с тренером договорилась, и меня пустят позаниматься. Пожала плечами – хорошо.
В гимнастическом зале Дашка сидела на матах и смотрела на меня с восхищением. А я отдыхала на шпагате, скрывая смущение и неловкость. Было бы глупо теперь называть себя гимнасткой. Немного размялась, на дорожке выполнила простые гимнастические элементы: кувырки, перекидки, перевороты. И почему-то удивила местного тренера, когда сделала какой-то несложный элемент на маленьком бревне.
Глава 6. На вершине Умптека
Снег лежал на склоне островками. Фанатики-туристы аккуратно объезжали по горнолыжной трассе выступающие из-под снега шершавые камни и темные участки земли. Вдоль склона то и дело летали белые северные птицы.
Подъемник работал монотонно, как покорная трудовая лошадка, поднимая на вершину неспокойных любителей горнолыжного отдыха. В пургу и в непогоду подъемник отдыхал и, казалось, радовался, тихо поскрипывая под завывание ветра. На стальном тросе плавно покачивались пустые холодные кресла.
Но в конце мая погода стояла по-летнему светлая и безветренная, подъемник работал и работал с утра до вечера, упрямо тянул на вершину Хибин туристов и горнолыжников.
Последние дни горнолыжного сезона!
На третий день Андрей Леонидович спросил: «Ну что, Аня, поехали на гору?» Уставился на меня и зашевелил угрожающе рыжими усами. «Ну, как, Аня, ты готова?» – ¬ Вопрос тренера не принимал возражений. Я робко кивнула и посмотрела наверх. Мурашки побежали по коже. В животе забурлило. В моей жизни самой большой вершиной была ледяная горка во дворе. Сердце сжалось от страха: как можно вообще скатиться с этой огромной горы.
Сели в кресло подъемника, опустили к ногам стальную защитную рамку. Кресло жалобно скрипнуло под нами, и, медленно покачиваясь, как будто со вздохом, покатилось по зазубренной дорожке. На ногах болтались лыжи. Руками вцепилась за лыжные палки – вдруг упадут.
За нами ехал Сашка Михайлов. Что-то там бубнил и был в отличном настроении. Он-то приехал отдыхать и прекрасно проводил время в Кировске с друзьями.
Мы медленно поднимались на гору. Я смотрела на камни, и мне казалось, что я лечу над пропастью. Ледяные, хмурые выступы, сверкающее, будто стеклянное, снежное полотно. От смертельного падения меня спасала защитная рамка и пластиковое кресло. Трос подъемника вдоль склона смотрелся жалко и неубедительно. Один только шквалистый ветер способен был перевернуть все эту хлипкую конструкцию. Мое сердце не отличалось горнолыжной храбростью и нагоняло на меня страх в самый ненужный момент.
Андрей Леонидович был неразговорчив. На кресле подъемника мы сидели плечом к плечу и молчали. В тот момент я не пыталась анализировать свои ощущения. Андрей Леонидович выбрал меня, как перспективную спортсменку, и теперь я должна была найти в себе внутренние силы, включить скрытые человеческие возможности, чтобы добиться результата за короткие сроки. У меня не было времени на долгие годы тренировок. Я хорошо видела планку, которую поставил передо мной тренер по фристайлу.
Андрей Леонидович молчал. Высокие планки и серьезные олимпийские цели он ставил перед всеми ребятами. Тренеру не нужны были горнолыжные туристы.
Моя первая вершина, преодоленная с помощью подъемника за несколько минут. Я не приложила особых усилий, чтобы взобраться на нее. Всю черновую работу сделал неутомимый труженик – подъемник. Тело не испытало перенапряжения, душа была спокойна. И все же это была моя первая вершина! Она отпечаталась в памяти на всю жизнь.
Я стояла на заснеженном островке. Шаталась, опьяненная горным воздухом, ощущая с дрожью холодное дыхание пропасти. Неправильное движение, неверный шаг, роковая ошибка – и все, и летела бы я, отскакивая от горы, как сломанная игрушка. Остро тогда ощущалась эта тонкая грань между жизнью и смертью.
В тот миг на вершине я вдохнула грудью особенный воздух, и он впитался мгновенно в каждую клеточку тела. Я заболела, заразилось вершиной. В мою душу как будто вцепилась гора. Но тогда я чувствовала только дикий животный страх.
Ноги подкашивались. Я боялась оглянуться. Я закоченела от страха. Гордые каменные великаны возвышались вокруг меня, сверкало ослепительное солнце. А в моей голове стучало: «Лягушка, куда же ты забралась? Ты же не умеешь летать, глупая!»
Я не хотела, чтобы тренер заметил мой страх, и стискивала зубы.
Андрей Леонидович уже стоял на лыжах и ждал меня: «Аня, клади лыжи на снег. Так, все правильно, застегивай крепления, молодец, научилась. А теперь согни коленочки, просто согни колени, наклонись вперед и спокойно езжай по моему следу. Не волнуйся. Держи палки рядом с лыжами, руки в стороны не отводи. Тихо, спокойно, не торопись, потихонечку отталкивайся лыжами аккуратненько, все поняла?» Я-то все поняла, только не представляла, как это выполнить. Андрей Леонидович легко лавировал по снежной дорожке между камнями. А мои лыжи катились сами по себе туда, куда и следовало им двигаться по закону всемирного тяготения. Строптивые лыжи не послушались тренера, а повернули строго вниз, указывая острыми кончиками на самую короткую горнолыжную трассу – через груду камней, грозно выступающих из-под снега.