Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 6

Андрей Леонидович видел настолько осязаемо эту золотую цель, что, казалось бы, его раздражала неторопливая, обыденная реальность, бестолковые препятствия на жизненных поворотах.

В молодых спортсменах, которые приходили во фристайл из других видов спорта, он видел новые возможности, энергию спортивного духа, нереализованные амбиции, стремление к победе и к самоутверждению.

Для Андрея Леонидовича я была что-то вроде летательного аппарата незнакомой конструкции. И как можно скорее меня надо было испытать. Я жила среди заданных явлений. Я пыталась выполнять конкретную задачу, поставленную передо мной. Но кто-то, живущий во вселенной, живущий во мне с момента зарождения вселенной, понимал меня иначе, ощущал меня всю, каждую клеточку моего тела. Сортировал, анализировал, обдумывал объемно и глубоко все то, что происходило со мной в каждой прожитой минуте.

Мы мчались в автобусе по северной дороге. Сашка молчал. Разговаривать со мной было бы странно. Как новенькая я соблюдала субординацию, молчала и смотрела в окно. Я видела редкие, придавленные к земле березки. Они цеплялись корявыми ветвями за колючие камни, как за последнюю надежду, и словно стремились мне что-то сказать. Говорили, говорили со мной без остановки.

Придавленные колкими ветрами, они выживали веками на суровой земле и были не похожи на московские, тучные, крепкие деревья. Казалось бы, в карликовой березке таились неразгаданные чудеса: богатырская, сказочная сила севера и нежное, хрупкое дыхание белоствольной красавицы.

Дорога петляла. Березки пропали. На просторах северной земли щетинились хмурые чахлые кустики. Они притягивали к себе, зазывали, манили в холодные, темные земли. Они рисовали на воздухе причудливые словесные знаки и рассказывали проезжающим путникам бесконечные ветвистые, дорожные легенды, вязкие, пыльные, мрачные.

И блеклое небо, и влажная заболоченная земля, и мелкие птахи, летающие низко над равниной, уплывали за дорогой, исчезали тихо, незаметно за придорожной пылью, не принуждали ни к чему, не притягивали к себе. Качало в автобусе, как в люльке. И я задремала.

Автобус резко повернул. Я вздрогнула – не успела проснуться. Дорога столкнула меня вдруг лицом к лицу с огромной горой. Из окна автобуса я видела ее мощные, веками натренированные мускулы, широкую непробиваемую грудь. Что приготовила мне гора? Смогу ли я понять ее, смогу ли я прыгнуть на лыжах с трамплина и стать настоящей акробаткой? Тревожно прислушивалась к шороху ветра. Талые островки снега белели в расщелинах между камней. Тихо шептали колеса автобуса по улицам незнакомого города.

Вот она – моя гора. Мой новый акробатический зал. Моя «золотая» свобода! Мой зал теперь – это каменные вершины, это сверкающее капризное небо. Лети, расправляя свободные крылья, и ничего не бойся. Лети над горой, пари над горой, как свободная птица.

Глава 3. Любопытная Варвара

На автобусной остановке какой-то мужчина поздоровался с нами, посмотрел на меня. Странно, он был похож на моего двоюродного дядю из Перми. Невысокий, крепкий, сухопарый мужчина средних лет. Сжатые, немного вытянутые губы, голубые глаза, то ли печалятся, то ли улыбаются чему-то. Морщинки у глаз разлетаются лучиками. Вспомнила дядю Витю из Перми. Живущий в российской глубинке, он казался мне молчаливым наблюдателем, который будто держал в сердце личную глубинную историю. И смотрел на людей по-доброму и не умел сердиться и не удивлялся ничему.

Мужчина что-то сказала Андрею Леонидовичу, кивнул в мою сторону и куда-то пошел.

– А тебя как зовут? А ты кто? А ты что умеешь делать? – белобрысая девчонка буравила меня глазками.

– Акробатка я, – буркнула смущенно. – Ну, то есть, из гимнастики перешла. Я мастер спорта. А на лыжах я пока только учусь. Меня Аня зовут. «Все-то ей надо знать. Вот пристала, любопытная Варвара. И что теперь, в Кировске каждой малявке буду объяснять, кто я такая? Кто-кто, дед Пихто».

– А-а, понятно, – девчонка с уважением посмотрела на меня. – А меня Даша зовут. Рада познакомиться, – махнула рукой, – Пойдем ко мне. Вещи положишь.





Дашка бежала впереди и тараторила, как швейная машинка:

– А я могулистка. А Варька, моя сестра, тоже могулистка. Варька выступает по КМС, а я по первому, потому что мне только одиннадцать лет. А тренирует нас папа, Евгений Викторович. Ты его видела. Он вас на остановке встретил. Раньше я занималась горными лыжами, а еще раньше гимнастикой, а еще я хожу на хип-хоп и кружок рисования. Я все успеваю, правда-правда, – девчонка болтала, как будто ее прорвало, как Робинзона, который вдруг встретил на острове своего Пятницу.

Дашка привела меня домой.

– Посиди-ка, – и куда-то убежала.

Я села на стул. Голодно. С Москвы ничего не ела. Огляделась. Обычная, городская квартира: диван, стенка, несколько стульев, стол, телевизор. Любопытно. Неловко было по чужой квартире ходить. Сижу на стуле возле вещей. Немного расслабилась. Достала из сумки пакет с продуктами. Почистила вареное яйцо, перекусила всухомятку.

Дверь заскрипела. Дашка пришла с отцом. Она успела рассказать ему о том, что я мастер спорта. И теперь Евгений Викторович с интересом присматривался ко мне, оценивая пытливым тренерским взглядом.

Сел рядом, расспрашивать стал, кто я, что я, чем занимаюсь. Скрывать мне было нечего. Рассказывала. А потом вдруг узнала, что Евгений Викторович и его девочки, оказывается, тоже неместные. Они всей семьей переехали в Кировск из Перми десять лет назад. Даше тогда было годик. И папа решил переехать в Кировск, поближе к горе, чтобы его дочки стали горнолыжницами. Я удивилась. Надо же, на моего дядю из Перми, и правда, похож. И даже характер у Евгения Викторовича был мне понятным. Он разговаривал со мной как с дочкой, расспрашивал просто, как мои дела, как я себя чувствую, как добралась до Кировска.

Глава 4. Базарные чайки и кровожадные комары

Меня удивляли чайки в городе. Грязные, голодные, они совсем не похожи были на благородных морских птиц. Городские чайки не летали даже над озером, не рыбачили и не утруждали себя тяжелой работой. Наглые птицы пропадали в помойных баках, махали крыльями, кричали, копошились, выбрасывая наружу протухшие объедки. Шлепали самодовольно по городу, никого не боялись и с воплями набрасывались на грязных, дворовых собак, которые также были не против полакомиться объедками из мусорного бака.

Солнце висело на горизонте. В мае в Кировске наступали белые ночи. А я с непривычки не поняла. Гуляла по пустынным улицам города, как белая ворона.

В первую ночь меня измучили комары. Я накрывалась с головой, отмахивалась и фыркала. Наглые северные комары проникали даже в самые маленькие щелки. А если я все-таки не выдерживала и высовывала нос из-под одеяла, они набрасывались мгновенно. И мне оставалось только прятаться под одеялом и каким-то образом заставлять себя поспать. Московские комары были намного добрее и гуманнее к человеку.

Глава 5. Громозека

На следующий день я надела горнолыжные ботинки и пошла за тренером в сторону горы. Андрей Леонидович показал, как правильно держать лыжи на плече. Я стучала по асфальту громоздкими ботинками и поправляла то и дело непослушные лыжи, которые скатывались с плеча, как по горке. Я грохотала на всю улицу и со стороны была похожа на Громозеку.

С непривычки горнолыжная обувь казалась мне неподъемной и неудобной. Сдавленные пальцы затекали. Других ботинок у тренера не было. И я понимала, что мои высказывания по поводу неудобной обуви, лучше держать при себе. Тело спортсмена в горнолыжных ботинках наклоняется вперед. Шагая по земле, таким образом, движение замедляется. Я чувствовала себя новичком-луноходом, который впервые ступил на лунную поверхность и должен был за короткий срок научиться ходить в непривычных для него условиях. Я старалась. Пока мы шли по асфальтированной дороге, я полностью освоила эту несложную науку. Правда, ноги болели дико, икры задубели, а бедные пальцы, казалось, кричали из глубины ненавистных ботинок, чтобы их немедленно освободили, так как терпеть было невозможно.