Конечно, это не любовь

Именно это разрешило все сомнения Шерлока. Он решил, что просто войдет внутрь и убедится, что она в порядке, после чего вернется тем же путем, то есть через крыши и задний двор, и займется поиском собственного жилья.

За время его отсутствия ничего не изменилось — окно по-прежнему легко открывалось нехитрым способом, магнитом и проволокой, а охранные чары все так же легко пропускали его. Он притворил окно и вошел в квартиру.

Внутри перемены были заметны. Книг стало еще больше, диван сменила кровать с удобным матрасом, на полу появился новый, но по-прежнему с длинным ворсом ковер. Разумеется, никуда не делась и вечная аккуратность, даже на рабочем столе предметы были разложены в строгом порядке и выровнены с точностью до миллиметра. Единственное, что не лежало на месте, была книга — она осталась в кресле. Шерлок поднял ее и положил обратно. Это была «Смерть в облаках» Агаты Кристи. Кажется, он так и не дочитал ее до конца.

Постояв некоторое время посреди комнаты, Шерлок снял куртку, которая теперь, в Лондоне, вызывала раздражение, и расположился на ковре. Книга и количество сажи возле камина однозначно указывали на то, что Гермиона ненадолго отправилась на работу, но скоро вернется.

Он прикрыл глаза и уже собирался отправиться в Чертоги, чтобы провести время с пользой, но его тело, перенесшее долгий перелет, а потом прогулки по городу, оказалось слабее сознания — он уснул.

Разбудили его запахи кофе и горячего шоколада. Он открыл глаза и тут же услышал:

— Чашка на столе.

Гермиона была на кухне, а чашка горячего кофе действительно обнаружилась на столе. Понадеявшись, что она не станет травить его или поить сывороткой правды, он сделал глоток и отставил чашку обратно.

— Ты ведь знаешь, что я хочу убить тебя, Уильям Шерлок Скотт Холмс? — прошипела Гермиона входя в комнату.

Сама она изменилась значительно сильнее, чем ее комната. Избавилась от половины своих ужасных волос, стала красить ногти, рассталась как минимум с двумя парнями за последние два месяца, а сегодня крупно поспорила со своим начальником. Впрочем, в конкретный момент эти подробности Шерлока не слишком интересовали — ее взгляд в сочетании с обращением по полному имени сулил как минимум взрыв. И как минимум, опасный для его здоровья.

Решив, что лучше всего его предотвратить, он собирался было сказать что-нибудь о ее последних романтических отношениям и тем самым отвлечь от неприятной темы, но не успел, потому что она, вместо того, чтобы начать шипеть, повисла у него на шее и тихо сказала:

— И не смей вырываться.

Он послушно замер — объятия, это, пожалуй, наименьший ущерб, которым он мог бы отделаться.

— Какая же ты задница, — продолжила Гермиона, не отпуская его шею, и Шерлок волей-неволей был вынужден положить руку ей на спину.

Когда Гермиона отстранилась, Шерлок увидел, что она плачет, и отвернулся — вечно она рыдает по пустякам. К тому же, его резко заинтересовали особенности освещения в ее квартире — видимо, она выбрала очень неудачные лампы, от которых резало глаза. Или же, что еще вероятней, лампы вовсе не причем, а вот кондиционер в самолете сыграл с Шерлоком злую шутку и обеспечил насморком. Так как с освещением сделать было ничего нельзя, а болеть он ненавидел, он сказал:

— Кажется, ты остановилась на двенадцатой главе.

Гермиона издала какой-то неопределенный звук, потом села в кресло, зашуршала страницами и неторопливо прочла: «Лорд Хорбари стоял перед буфетом и с несколько рассеянным видом пил что-то из тонкого высокого стакана». Шерлок нахмурился, припоминая, кто же этот лорд и чем он не угодил детективу, а вспомнив, уселся с чашкой кофе обратно на пол, откинул голову на подлокотник кресла и закрыл глаза. Ему предстояло поторопиться, если он хотел найти убийцу мадам Жизель раньше, чем Пуаро. Его мучили смутные сомнения, что в этой истории с осой в самолете что-то нечисто.

Конечно, это не любовь. Глава 14

Гермиона в детстве не слишком любила читать вслух, но за много лет общения с Шерлоком привыкла и делала это очень хорошо — ровно, вдумчиво и спокойно. А главное, она могла читать, даже когда её потряхивало от нервных переживаний, как сейчас.

Когда она увидела Шерлока в своей квартире (и это после двух лет полной тишины с его стороны!), она всерьёз думала, что убьёт его. Если бы она застала его бодрствующим, она, пожалуй, прокляла бы его каким-нибудь неопасным, но очень обидным и неприятным проклятьем, которое раз и навсегда отучило бы его от подобных фортелей. Но он не сидел в кресле, закинув ногу на ногу, не валялся на её кровати с какой-нибудь книгой, а спал, сидя на полу в неудобной позе, и Гермиона даже не сумела направить на него палочку. В конце концов, разве имело значение, почему он отсутствовал всё это время, если он был жив, здоров и вернулся в Англию?

Он изменился за три года. Всё то хрупкое, юношеское, что было в его лице, исчезло без следа. Черты окончательно сформировались, подбородок заострился, скулы стали выдаваться ещё сильней, возле губ наметились едва различимые складки — видимо, от привычки насмешничать и иронизировать он не отказался. Он немного отпустил волосы и сильно похудел, но уже не выглядел живым трупом, как тогда, когда Гермиона видела его в последний раз. Его жизнь в Штатах была, по всей видимости, насыщенной — он загорел и обзавёлся тонким, едва различимым шрамом над бровью.

Он пошевелился во сне, и Гермиона отпрянула назад — почему-то ей бы не хотелось, чтобы Шерлок застал её за тщательным изучением его внешности. На всякий случай Гермиона ушла на кухню и принялась без магии варить в двух турках крепкий кофе Шерлоку и горячий шоколад себе, чтобы немного отвлечься и обрести душевное равновесия. Она решила дождаться его пробуждения и спокойно, вдумчиво, как взрослый и ответственный человек, высказать ему всё, что думает по поводу наркотиков, игнорирования писем и исчезновения на несколько лет без предупреждения. Но когда он действительно проснулся и посмотрел на неё внимательным взглядом, видимо, считывая все подробности её жизни за последние полгода, она поняла, что все разумные речи остались позади — и крепко обняла его. Что бы он ни натворил, он всё равно оставался её лучшим другом. Возможно, решила она, позднее она на него поругается. Может, даже покричит. Но только после того, как перестанет бояться, что он снова куда-нибудь исчезнет.

Первые дни жизни в Праге запомнились Гермионе не знакомством с городом и с новыми обязанностями, а постоянными переживаниями за жизнь Шерлока. Она засыпала и просыпалась с единственной мыслью — всё ли с ним в порядке, — и по десять раз на дню смотрела на волшебные часы. Когда стрелка с его именем перестала то и дело соскакивать на отметку «В большой опасности», ей стало легче дышать — зелья и забота Майкрофта (пусть и не слишком нежная, зато тщательная) сделали своё дело и поставили Шерлока на ноги.

После этого случая Гермиона прочла всё, что было возможно, о наркотиках, наркомании и наркологии, посетила несколько открытых семинаров на эту тему (ради чего выучила чешский) и обзавелась целой аптечкой, состоящей из необходимых в подобных случаях зелий. Разумеется, она надеялась, что Шерлок больше не отважится на такой эксперимент, но, похоже, напрасно профессор Трелони когда-то объявила её неспособной к прорицаниям — предпринятые меры оказались очень своевременными. Не прошло и полугода, как часы снова зазвонили, сообщая, что Шерлок попал в беду. Она не могла аппарировать в Лондон из Праги, порт-ключ нужно было заказывать заранее, поэтому всё, что она смогла сделать, это немедленно отправить к Майкрофту двух сов с зельями и подробными инструкциями по их использованию, а потом не спать три ночи и молиться всем известным богам и Мерлину в придачу.

После этого Шерлок словно потерял рассудок. Майкрофт передавал Гермионе через своих людей короткие записки — держал её в курсе дела, но сообщал, что ничего изменить не может. Гермиона писала другу огромные письма — сначала с нравоучениями, потом с просьбами и уговорами, наконец, отправила вопиллер, но ответа так и не получила. А позднее получила от Майкрофта сообщение о том, что Шерлок покинул Великобританию, и что его ресурсов на данный момент не хватает, чтобы следить за ним. «Я надеюсь, — писал Майкрофт, — что мой брат проявит ранее не свойственное ему благоразумие». Гермиона тоже на это надеялась — и, как ни странно, их надежды оправдались. С тех пор стрелка с именем «Шерлок» как будто приклеилась к отметке «В порядке». Чем он занимался, Гермиона не знала.