Конечно, это не любовь

Конечно, нужно было бы попрощаться с Шерлоком и сказать, что она уходит, но он выглядел удивительно милым, пока спал (а к бодрствующему Шерлоку применить определение «милый» было совершенно невозможно, ему подходило в основном «невыносимый»), поэтому она не решилась его будить и тихо выбралась в окно.

— Как всё прошло? — спросил Сириус.

— Отлично, мы помирились. А как твоя прогулка?

Лица Сириуса она не видела, но голос звучал невероятно довольно:

— Восхитительно. Гулял по городу, дышал воздухом. Давно не ощущал себя таким свободным.

Гермиона чувствовала, что должна что-то сказать, и произнесла:

— Тебя оправдают, вот увидишь. И ты сможешь больше не прятаться.

Сириус вздохнул, некоторое время молча направлял метлу, но потом все-таки ответил:

— Если оправдают, брошу всё и уеду куда-нибудь на юг, во Францию. И Гарри с собой заберу. Будем с ним настоящей семьёй.

Гермиона улыбнулась — Гарри такой план точно понравится. Он давно мечтает уехать от своих дяди и тети и очень любит Сириуса.

Дальше они летели молча — к утру еще сильнее похолодало, и говорить было неудобно — холодный ветер дул в лицо, постоянно снося в сторону окончания фраз.

Их отсутствие никто не заметил — Сириус тихо развеял иллюзию в библиотеки, махнул Гермионе рукой на прощанье и ушёл. Гермиона же переоделась в спортивный костюм, в котором спала на Гриммо, и тихо прокралась в их с Джинни спальню.

Каникулы закончились быстро. Как и прежде, Гермиона часто писала Шерлоку, и тот немногословно отвечал, словно их ссоры и не было. Кроме того, постоянно слал письма Виктор — у него образовалось немного свободного времени — тренировочный сезон должен был вновь начаться только в феврале. Однако тон его писем неуловимо изменился. Гермиона не всегда могла объяснить, с чем это связано, но чувствовала, что раньше в его письмах сквозило нежное заботливое восхищение, а теперь появилась тревога и то тёмное, что однажды она видела в его глазах. «Наша пресса молчит и не говорит, что у вас проистекает. Но я думаю, что будет очень большая опасность. Ты не уговариваешь себя приехать ко мне, в безопасность. Я понимаю. Твои друзья. Я бы тоже не сбежал. Но я могу приехать к тебе и помогать», — писал он. И добавлял: «Я слишком хорошо помню твои глаза, Гермиона. И я хочу снова видеть их. Видеть тебя». Гермиона не могла объяснить, почему эти письма заставляют её краснеть — Виктор всегда был вежлив, корректен и никогда не говорил ничего, что могло бы её смутить. Но она смущалась — и не знала, что отвечать. Виктор произвёл на нее когда-то очень сильное впечатление, но спустя полгода это впечатление немного стёрлось. Возможно, говори он ей нечто подобное вслух, лично, она потеряла бы голову и влюбилась бы в него (снова?), но её фантазии не хватало, чтобы, читая письма, всякий раз представлять его лицо и слышать его глуховатый голос. Поэтому в ответ она писала вежливо, но нейтрально: говорила больше об учёбе, просила не беспокоиться за неё, уверяла, что под защитой Дамблдора она в безопасности… и всё.

Как-то раз Гермиона даже решилась было посоветоваться с Шерлоком — он, конечно, говорил, что любовные дела его не интересуют, но мог дать неплохой совет. Она даже написала ему письмо, но так и не отправила, порвала и выбросила.

А вскоре ей стало не до переживаний об отношениях с Виктором.

Она словно снова оказалась на третьем курсе, такой большой стала нагрузка. Близились СОВы, и она готовилась всё свободное время, а вместе с тем нужно было поддерживать занятия ОД, помогать готовиться Гарри и Рону, вечером заниматься окклюменцией, пытаясь повторить достижение Шерлока…

Удивительно, но она почти забыла и о Том-кого-нельзя-называть, и о грядущей войне.

Но война слишком остро и болезненно напомнила о себе.

Дружбы не существует. Глава 17

Гермиона сильно изменилась за прошедшие полгода. Возможно, кто-то и не обратил бы внимания на заострившиеся черты лица, темные круги под глазами и обгрызенные под корень (опять!) ногти, но только не Шерлок. Поэтому вместо приветствия он спросил:

— И что у тебя произошло?

Гермиона приоткрыла рот, потом закрыла. Открыла снова, подбирая слова или выбирая, какую из плохих новостей сообщить первой. Потом сглотнула и сказала как-то слишком спокойно:

— Волдеморт перешел в открытое наступление. И Сириус мертв.

— Понятно, — кивнул Шерлок и уже хотел было похвалить Гермиону за то, что она наконец-то научилась абстрагироваться от эмоций, как он шмыгнула носом и кинулась ему на шею, уткнулась лицом куда-то под мышку и зарыдала. Это было мокро и слишком… Слишком близко, Шерлок ненавидел, когда его кто-то трогает, даже Гермиона. Он повел плечом, чтобы отстраниться, но Гермиона судорожно вцепилась в его рубашку, и он решил подождать — когда она прекратит рыдать, отодвинуть ее в сторону будет куда проще и явно безопасней для рубашки. Он сжал зубы и велел себе немного потерпеть.

К счастью, фонтан слез выключился быстро — Гермиона отстранилась, тыльной стороной ладони стерла слезы и попыталась улыбнуться.

— Прости, я опять это делаю, — сказала она. Шерлок согласился:

— Да. Отвратительная привычка. И грызть ногти, кстати, тоже.

Гермиона покраснела, посмотрела на свои руки и ответила:

— Просто были экзамены, я нервничала.

— Ты сдала все на высшие баллы, хотя и вытрепала своим друзьям кучу нервов в процессе. Очевидно.

Шерлок махнул рукой и направился к дому. Гермиона последовала за ним.

— Гермиона, дорогая! — воскликнула мама, и тут же нахмурилась: — ты плакала? Шерлок!

Шерлок закатил глаза — вот почему он предпочитал заходить в дом через окно.

— Я здесь не причем, — ответил он.

— Это так! — быстро добавила Гермиона. — Просто…

Мама, игнорируя все возражения Шерлока, усадила Гермиону за стол и налила им обоим по чашке чая, себе сделала кофе и тоже присоединилась к ним.

— Как твоя учеба, милая? — спросила она.

— Да, мам, прекрасно. Как Гермиона, так «милая», а как Шерлок, так «что ты опять натворил», — буркнул он, искренне надеясь, что за излишнюю разговорчивость его удалят из-за стола, и он будет избавлен от участия в этом чаепитии.

— Шерлок, веди себя как взрослый человек! — тут же отреагировала мама, а Гермиона быстро ответила:

— Все отлично, как раз сдала промежуточные экзамены.

— Я и не сомневалась. Уже думала, чем будешь заниматься дальше?

Гермиона снова едва заметно покраснела и сказала:

— Пока точно не решила, но, возможно, социальная работа или госуправление.

— Отличное решение! Кто знает, может, через семь-десять лет вы еще будете с Майкрофтом оба выступать в парламенте.

— И этот мир уже ничто не сможет спасти, — заметил Шерлок.

Гермиона хмыкнула и заметила:

— Едва ли я окажусь в парламенте.

— Кто знает, — улыбнулась мама.

Вскоре после этого она отпустила их — Шерлок вздохнул с облегчением и немедленно ретировался в свою комнату. Гермиона поднялась к нему позднее, пояснив:

— Надо же было помочь твоей маме убрать чашки.

— Думаешь? — спросил он, но ответа слушать не стал и сказал: — впрочем, это не важно. Рассказывай по порядку все. И про войну, и про Сириуса.

Гермиона оглядела комнату и сказала в пустоту:

— Какой же у тебя здесь невыносимый беспорядок.

Шерлок тоже посмотрел на комнату, но ничего невыносимого не обнаружил, даже пыли на полках почти не было — он стер ее собственноручно две или три недели назад. А что до лежащих на полу книг и висящих на стуле рубашек, так это не беспорядок, а комфортная организация жизненного пространства. Он переложил научный журнал с кровати на стол и сказал:

— По-моему, все на своих местах.

Гермиона хмыкнула, но больше ничего про порядок не говорила.

Шерлок расположился на кровати и повторил вопрос:

— Так что произошло? Рассказывай по порядку и ничего не пропускай.

— Слишком много всего произошло. Но главное… Гарри может заглядывать в разум В… Волдеморта, видеть, о чем он думает. Волдеморт узнал об этом и создал ложный образ того, как пытает Сириуса в Министерстве Магии. Гарри бросился на помощь, с ним основная команда ОД, нашей группы. Это была ловушка.